Прощай генерал… прости! - Фридрих Незнанский

Орлов же, к великому огорчению Николая Степановича, истолковал встречный шаг как способ добровольного отстранения его от власти. Мол, вот тебе пятьсот тысяч баксов ежемесячно, в качестве компенсации, и сиди себе молча в своем кабинете. А уж рулить в крае мы станем без твоей помощи! Чушь, разумеется, бред! Да и суммы какие-то запредельные! Однако нашлись же люди, которые поверили. Либо сделали вид, что верят. Ну и пошло. Полились помои на голову, началась очередная серия придирок и преследований со стороны судебных органов. Пока самому Бугаеву не надоела эта свистопляска. Нашел он возможность встретиться с Алексеем Александровичем с глазу на глаз, объясниться честно, по-мужски, и тем снять дурацкое, совершенно ненужное и даже вредное напряжение. Вот в таком ключе и прошел, не без отдельных, по правде говоря, успехов, первый срок его губернаторства.

Какие-то проблемы решали сообща, в чем-то не находили общего языка, и тогда губернатор поворачивал по-своему, стараясь при этом не обижать и тем паче не оскорблять своих оппонентов. Он умел и слушать, и прислушиваться, и поступал, как правило, с разумением. Этого у него все-таки не отнять!

Понимая, что первый срок Орлов попросту привыкал как бы к новой для него роли, к месту и образу жизни, Бугаев охотно поддержал его притязания и на повторных, следующих губернаторских выборах. И без всякой мысли о какой-то отдаче, а действуя исключительно из побуждений целесообразности для края, кинул на новую предвыборную агитацию достаточно крупную сумму. И опять вовсе не для того, чтобы в дальнейшем основывать на этом факте какие-то упреки или рассчитывать на конкретные послабления для себя лично, как это кое-кто пытается теперь доказать… Но дальше, к сожалению, произошло то, что, вероятно, и должно было произойти.

Губернатор, как известно, менял своих замов и помощников, словно перчатки. Часто не сообразуясь именно с целесообразностью момента, а исключительно исходя из личного каприза. Генерал же, этим все сказано! А новые советники, или советчики, полагая, что срок их «деятельности» на этом посту непредсказуем, каждый по-своему, пытались устроить свои собственные, будущие жизни. Иначе говоря, нахапать, пока такая возможность представлялась. О каких же правилах игры после этого могла идти речь? Причем побеждал, как показали факты, тот, кто ухитрялся быть ближе других к господину генералу. Его ведь все по-прежнему называли только так: генерал! Ему нравилось. А еще ему активно насоветовали заняться строительством этой пресловутой олимпийской трассы. Ну, естественно, можно подумать, что в крае с экономикой — полный порядок. И что зарплата учителям и врачам выдается вовремя, и подготовка к очередной зиме идет полным ходом, на что лучше всяких слов указали беды зимы прошедшей, постоянные отключения тепла и электричества в городах и поселках. Словом, серьезным людям больше и заняться-то нечем, кроме как планировать мифические попытки привлечь в край богатых иностранных туристов, которые и спасут экономику. А в основе лежало все то же российское извечное — подхалимаж перед высшим руководством страны. В данном случае перед новоявленными любителями горнолыжного спорта, которых с очередным президентством становится все больше — до очередного увлечения очередного же верховного начальника. Ничего путного не ожидали в крае от этого «изобретения», имевшего рекламно-пропагандистский характер. И, в конце концов, оказались правы. Не в том смысле, что кто-то вдруг решился бы прекратить строительство силовым методом, убрав его автора, а случилось как бы событие, продиктованное свыше. Будто перст Божий! Вот и думай себе теперь, что хочешь. А когда вопрос ставится именно в такой плоскости, то на первую позицию выходят обвинения, высосанные, как правило, из пальца, но зато устраивающие руководство страны, поскольку они дают властям предержащим право карать уже по своему собственному усмотрению. Ведь умело проведенное следствие всегда отыщет массу удобных фактов, которые можно с легкостью трактовать и так, и этак — как угодно генеральной линии… Так ведь, помнится, когда-то ставился вопрос?..

«А он умеет говорить, — подумал Турецкий, снова утверждаясь в мысли, что Бугаев готовился к разговору, твердо зная, о чем пойдет речь. — Нет, хорошо с ним поработал адвокат. Потому он, конечно, и настаивал на своем присутствии… А теперь он делает вид, будто сам поражен логикой и искренностью своего клиента. Но на тот случай, если вдруг Бугай ляпнет что-нибудь не в те ворота, наверняка подготовил и свои дополнения, разъяснения и выводы…

И вот тут, очень не вовремя, появился некий странный тип. Впервые видел его Турецкий, но сразу понял, что это, возможно, наиболее доверенное лицо у Бугаева.

Парню было на вид лет под сорок, высокий, жилистый, с круглым и плоским, как у бурята, лицом и маленькими острыми глазами, которые так и сверлили московского гостя. Наверняка из спортсменов, тут же у них и боксеры, и борцы, и черт-те кого только нет. Бугаев же и сам из них…

— Что, Миша? — вскинул голову Николай Степанович.

Но тот, ни слова не говоря и по-прежнему не сводя взгляда с Турецкого, протянул хозяину трубку мобильного телефона.

Николай Степанович вежливо извинился, взял трубку. Потом долго молча слушал, ни на кого не глядя. И наконец, так же без слов, отключил ее, сунул Мише и махнул ладонью — иди, мол. Он молчал еще с минуту, потом будто на что-то решился и заметно потяжелевшим взглядом уставился на Турецкого.

Александр Борисович понял, что информация, переданная по телефону, явно каким-то боком касается его, но уж никак не мог и представить, что речь пойдет о «подвигах» Филиппа Агеева.

Нет, не конкретно о нем — ни его имени, ни фамилии никто не знал. Но о том, что Турецкий какое-то время сидел с этим неизвестным за одним столом в «Оладышках», а также о том, что у этого типа видели толстое досье на Николая Бугаева, об этом рассказал только что пришедший в себя, зверски избитый тем типом без всякой к тому причины старший охранник частного детективного бюро «Аргус» Григорий Батанов. А его коллега по этому охранному предприятию Семен Волошко до сих пор не пришел в сознание.

Правда, если быть до конца справедливым, добавил со странной усмешкой Бугаев, то, судя по показаниям посетителей кафе «Оладышки», что на Профсоюзной улице, которые те дали примчавшейся по телефонному вызову оперативной бригаде, первыми пристали к этому незнакомцу все-таки сами охранники. И даже маленько поколотили того мужика. После чего он и устроил им форменное побоище. И документы забрал. А пистолет Волошко оставил на стойке бара. И еще машину охранников, их новенький джип, изуродовал как Бог черепаху, в прямом смысле вынув из нее все внутренности. Один корпус невредимым оставил.

Турецкий с легкой, иронической улыбкой слушал неторопливый, лишенный каких-либо эмоций пересказ Бугаева, а наблюдал не столько за индифферентным выражением его лица, сколько за эмоциональными всплесками в глазах адвоката Белкина.

— Видите, что делается? — почти без интереса спросил Турецкий у Николая Степановича, когда тот закончил. — Ну и как нам жить дальше? Я что же, не могу встречаться с нужными мне людьми? Их за это сразу бить будут? А если драчуны сдачи получат? Как в конкретном случае? Машину покурочил? Так ведь, поди, не бедные, другую купят. Зато урок запомнят, если заодно и память не отшибло. Поэтому я не вижу серьезной причины для волнений, Николай Степановну. А вы как, Зорий Августович?

— И я — нет, — ответил тот, полагая, что красивая мина при плохой игре — лучший выход в подобных ситуациях. — Но я только одного не понял, Николай Степанович, извините, о каком досье там шла речь?

— О досье на некоего Бугаева Эн, точка, Эс, точка. Вам знаком такой?

Бугаев, кажется, начинал злиться. А ярость таких людей непредсказуема.

— Что поделаешь? — Турецкий огорченно вздохнул и даже руками развел. — Ни вы, Николай Степанович, насколько я понял из вашего чрезвычайно любопытного для меня повествования, ни наш дорогой адвокат Зорий Августович, ни я, ваш покорный в данном случае слуга, здесь не в бирюльки играем, верно? Под икорку с охлажденной водочкой… Лично меня глубоко интересуют буквально все аспекты громкого дела о гибели — заметьте, я пока не произнес слово «убийство» — губернатора Орлова. Логично, что, помимо тех материалов, которые предоставляют здешние правоохранительные органы, мне нужно составить и собственное впечатление о возможных действующих лицах. И вообще ситуации в крае. Что лично Для меня всегда было куда важнее официальных точек зрения. Вот и с адвокатом мы эту тему уже не раз обсуждали. Я же сказал ему достаточно четко: пока никаких допросов, исключительно — беседы. Но если кто-то торопится, не делая хотя бы предварительных для себя выводов, тот может неожиданно попасть впросак. Я ведь прав, Зорий Августович?