Тени Огнедола. Том 4 - Эри Крэйн

сквозь покров церковницы, и каждый раз Кираю приходилось разводить костер — внешний источник пламени — чтобы Рифа могла практиковаться. С другой стороны, костер означал жареные на огне овощи и мясо. Рифа могла получить их в любой день, но традиция сложилась так, что костер был только в дни огненной магии.

Ближе к вечеру Рифа взяла себя в руки, и у нее начало получаться. Кирай, зная про ее непростые отношения с водной стихией, давал больше свободы, чем в тренировках каменной магнии, и не запрещал откровенно веселиться. Не придумав ничего лучше, Рифа приказывала воде поднимать ее высоко над поверхностью.

Так она и развлекалась, взлетая и опускаясь, пока в какой-то момент водяной столб не обмяк, оставив ее в воздухе без поддержки. Она попыталась призвать воду, но вместо этого перед глазами вспыхнуло пламя, руки и ноги охватило огнем, и, закричав, девочка упала в поднявшиеся волны.

— Рифа!

В считанные мгновения Кирай оказался рядом, подхватил ее на руки, прижал к груди.

— Испугалась? — обеспокоенно спросил он.

Крепко сжав его рубашку и уткнувшись лицом в плечо, Рифа кивнула. Она не могла серьезно пострадать, и подобное случалось с ней уже не раз, чтобы было чему удивляться. Но Рифа боялась той короткой секунды, когда сила стихии пропадала или появлялась. «Ты привыкнешь. В этом нет ничего страшного», — убеждал ее голос отца в телефонной трубке. Однако она продолжала бояться.

— Кирай, — шмыгнув носом, тихо позвала Рифа.

— М?

— А если пламя… это значит, что сегодня день огненной магии? — с надеждой спросила она, отлипла от плеча церковника и посмотрела на него.

— Хочешь костер и овощи? — Кирай добродушно улыбнулся. Рифа робко кивнула. — Значит, будет костер и овощи.

Он шел к берегу размашистыми шагами, и мерный шелест воды успокаивал сжавшуюся в комок на его руках девочку.

Рифе были подвластны все четыре стихии. Всегда по очереди, а иногда девочка и вовсе оставалась без них, но время от времени она могла попробовать силы в любой. Если ее начинал слушаться воздух или камень, это значило, что за морем, в, казалось, таком близком и в то же время недоступном Огнедоле, Нерин лишалась власти над соответствующей стихией. Даже с силой Моря Теней она не смогла ни исправить, ни выяснить причину. Логично, что только один наследник Первого мог владеть определенной стихией в каждый отдельный момент времени. Но почему у Рифы вообще пробуждался дар к магии воздуха или камня? Разве ей не полагалось ограничиться водой и огнем?

Год шел за годом, а ответ на этот и на многие другие вопросы оставался один: сила Рифы была нестабильной.

Хотела бы она, чтобы нестабильной была ее церковничья половина. Чтобы иногда она могла пораниться или заболеть, как обычный ребенок. Уж всяко лучше, чем так, как есть. Нестабильность в контроле стихий не являлась большой проблемой, но ментальная сила, которой Рифа владела постоянно и которая не поддавалась контролю, представляла серьезную угрозу.

Хворост трещал в костре. Не так уютно, как поленья в камине, но Рифе нравилось. Она следила за искрами, которые выплевывало пламя, и куталась в плед — ей не было холодно, но Кирай замотал ее в вычесанную до мягкости шерсть, и это тоже было уютно. И безопасно.

Церковник сидел рядом и нанизывал на вертел нарезанные овощи и кусочки мяса. Доносилось пение радио, выставленного на подоконник, но Рифа не слушала музыку и витала в своих мыслях, пока жизнерадостный мотив не сменился голосом ведущей:

— … и сегодня мы снова празднуем годовщину Дня Единения. Одиннадцать лет покоя и процветания, и все благодаря отважному герою, который отказался принимать участие в аморальном и ничем не обоснованном нападении на Огнедол и выступил на стороне человечества.

— Поднимем бокалы, дорогие слушатели, — вторил мужской. — Надеюсь, ваш шкаф с вином еще не успел опустеть? А то я близок к тому, чтобы отправить нашу помощницу в ближайшую винную лавку.

Голоса рассмеялись, и из динамиков снова полилась музыка.

— Кирай, — позвала Рифа, и когда он посмотрел на нее, продолжила: — А почему Нефра не приезжает?

— Ты же знаешь, что твой отец не считает это безопасным, — церковник вернулся к своему занятию.

— Но я ему ничего не сделаю. Он же не маг.

— Рифа, это небезопасно для тебя, а не для него.

— Глупости все это, — она насупилась, и Кирай снова поднял на нее взгляд. — Разве Нефра не спас тетю Нерин? А папу? Он же и его защитил, и вообще всех…, — Рифа осеклась и добавила тише: — Всех, кого смог, защитил. Без него все было бы хуже.

Кирай вздохнул. Положил вертел на края миски, вытер руки о висящее на плече полотенце и сел на бревно рядом с Рифой.

— Скорее всего ты права, милая, — он сгреб ее в охапку вместе с пледом-коконом и усадил себе на колени. — Без Нефры все было бы гораздо хуже.

— Тогда почему отец не пускает его сюда?

— Он просто очень сильно беспокоится о тебе.

— Нефра хороший! — запротестовала Рифа.

Она знала о нем слишком мало, чтобы утверждать подобное. Только то, что он был существом другого вида, которого любит тетя Нерин. А еще то, что по радио о нем рассказывают неправду. Это говорили для того, чтобы люди приняли его. Но даже без заслуг, которые ему приписывали голоса, Рифа считала его хорошим. Она чувствовала, что это так. Может быть, ее тяга к друиду произрастала из детского любопытства и любви ко всему загадочному. А может их связь родилась тогда, когда Нефра держал ее, новорожденную, на руках, несколько суток, прежде чем ее отдали Кираю.

— Наверное, он сам не хочет со мной общаться, — поразмыслив, сказала она.

— С чего ты это взяла?

— Он даже по телефону со мной ни разу не говорил.

— Рифа, ты же знаешь, что твой отец не одобрил бы этого.

— Нерин не рассказала бы ему. И ты бы не рассказал.

— Обманывать — плохо, — наставительно произнес Кирай, но девочка уже не была настроена воспринимать какие-либо доводы.

— Нефре просто нет до меня дела, — буркнула она и спрятала лицо на коленях.

Она знала, что Кираю нечего на это сказать. В конце концов, человеческая девочка интересовала друида исключительно в контексте того вреда, который она могла причинить Нерин. Но Нерин была далеко, и для друида Рифа по сути и не существовала.

— Опять ты куксишься! — пальцы Кирая впились сквозь плед в ее бока и защекотали.

Извиваясь, словно угорь, и смеясь, Рифа забыла о том, что ее печалило.

Глава 8. Клятый