Пышечка - Джули Мёрфи

легко мирится, и я привыкла на это рассчитывать. Однако проходят выходные – и я не получаю от нее ни единого сообщения. Во вторник со мной не здоровается даже Тим, и тогда тугой узел у меня в животе сменяется паникой.

Сегодня я просто обязана с ней поговорить. Не знаю, кто был прав, кто нет, но без нее я не справлюсь. Я ловлю ее в коридоре после второго урока. Все будет хорошо, говорю я себе. Мы как муж с женой, которые вместе сто лет и уже даже не помнят, с чего начался спор.

– Эй, Эллен! Э-э-эй!

Остановившись, она оборачивается и напряженно ссутуливается, будто пытается физически от меня отгородиться.

– Что, черт побери, мне делать на шоу талантов? – спрашиваю я, делая вид, что все как прежде.

Она открывает рот – и сердце бешено колотится у меня в груди, пока я жду ее ответа. Но она просто качает головой и уходит.

Мимо проталкивается Кэлли и, бросив на меня злобный взгляд, убегает следом за моей лучшей подругой.

– Элль-Белль!

Весь оставшийся день в глазах у меня стоят слезы и ждут, когда же можно будет наконец пролиться. После уроков я почти выбегаю на улицу. Мама разрешила мне ездить в школу и обратно на ее машине при условии, что я буду подбрасывать ее по утрам на работу и забирать по вечерам. Выехав с парковки, я даю волю слезам. Они текут по щекам, горькие и неутешные, как сердитые струи дождя на ветровом стекле.

Она должна меня понять. Уж кто-кто, а она – должна. Я торможу на красный свет и на мгновение прикрываю глаза, но вижу лишь тот вечер, когда нам было по четырнадцать. Знаю, это эгоистично и несправедливо, но я не идеальна, и она тоже. Если любишь человека, то принимаешь вместе с недостатками. Идешь на жертвы, чтобы поддержать его в трудную минуту и не дать окончательно слететь с катушек. Не слететь с катушек мне поможет только Эллен. Мне необходимо, чтобы она принесла эту жертву ради меня.

Позади меня сигналит автомобиль, и я вспоминаю, что вообще-то сижу за рулем металлической коробки весом больше тонны.

Я подъезжаю к дому и паркуюсь. Нужно как-то убить два часа, прежде чем ехать за мамой.

Я поворачиваю к себе зеркало заднего вида и промокаю слезы. «Не три, – сказала бы мама. – Аккуратно промокай, иначе глаза вспухнут».

После я вылезаю из машины, но вдруг замираю, все еще держась за ручку двери.

– Ты что тут делаешь?

Ровно на границе между дорогой и подъездной дорожкой, ведущей к дому, стоит Митч. На нем старая засаленная бейсболка и джинсы, кое-как заправленные в ботинки.

– Увидел, что ты плачешь…

Я с силой захлопываю дверь машины.

– И поэтому взялся меня преследовать?

Он краснеет.

– Я просто хотел убедиться, что ты в порядке, а не это… Не сталкерил тебя.

– Ладно. – Я закидываю рюкзак на плечо. – В общем, я в порядке.

А потом вдруг осознаю, что после инцидента в школьном коридоре мы вообще-то не разговаривали (если не считать эту неловкую разборку). И мне, между прочим, следовало бы извиниться.

– Разве ты сейчас не должен быть на тренировке?

Митч пожимает плечами.

– Пошли, – говорю я.

Он идет за мной через задний двор, и я предлагаю ему разместиться в одном из наших ржавых шезлонгов.

– Хочешь холодного персикового чаю?

Стащив бейсболку и демонстрируя нечесаную шевелюру, Митч утирает предплечьем пот со лба.

– Не откажусь.

Я захожу на кухню, швыряю рюкзак на стол и наливаю нам по стакану холодного чая. Сейчас самый странный сезон: за сутки успевают смениться все четыре времени года. Обычно его называют осенью, но здесь, на юге, это безумное сочетание зимы, весны, лета и осени. Однако, как бы там ни было, холодный чай скрасит любую погоду.

Я сажусь напротив Митча и протягиваю ему стакан.

– Чай мамин, – говорю я. – Рецепт бабушкин.

– Спасибо.

Несколько мгновений мы молча пьем.

– Прости за тот случай… в коридоре. Когда нам крикнули, что мы встречаемся.

– Все в порядке, – говорит он, потирая затылок.

Мне кажется, у каждой девушки есть свой фетиш – такое место на теле парня, от которого она тает. Вот для Эллен это руки. А для меня – загривок, где шея переходит в затылок. Мне так нравится ощущение в кончиках пальцев, когда проводишь рукой по ежику волос в этом месте… И когда я говорю «парень», я думаю о Бо: вспоминаю, как выглядывает у него из-под ворота тонкая серебряная цепочка. Потому что для меня он – единственный парень на свете.

Хотя, возможно, я ошибаюсь.

– Не понимаю, почему люди вообще должны ходить на свидания, – говорит Митч. – Если бы мы говорили «пойти потусоваться» или как-то еще, это облегчило бы жизнь. Но «свидание», господи, сразу задает какую-то высокую планку, до которой нужно допрыгнуть.

– Ага, именно.

Если забыть о паршивом первом свидании, то в Митче есть что-то невероятно уютное. Он производит впечатление человека, которого не нужно просить остаться: он и сам тебя никогда не оставит. Я тянусь вниз, вырываю цветок из маминой клумбы и кручу его в пальцах, пока стебель не становится совсем мягким.

– Я подала заявку на конкурс