Сиротка. Расплата за прошлое - Мари-Бернадетт Дюпюи

— Черники? А что это?

— Очень вкусная ягода. В это время года поляны усыпаны ею. Смотрите, вон там несколько лет назад горел лес. Наверняка там сейчас много черники.

Родольф Метцнер завороженно смотрел на нее. Молодая женщина вынула гребень из белокурых волос и вытерла его о свой платок.

— Очень полезное приспособление! — сказала она ему. — Так я быстрее сниму ягоды с кустиков.

— Погодите, вы же не пойдете в лес одна! Скоро стемнеет.

— Еще хорошо видно, и я не буду отходить далеко.

— Я пойду с вами, так безопаснее.

Эрмин колебалась, пребывая в замешательстве от охватившего ее чувства свободы и непонятного веселья.

— Хорошо! Вы можете собрать сухих веток для костра. Пойдемте по этой тропинке, похоже, ее протоптал лось или медведь.

— Или обходчик путей, — с хитрой улыбкой заметил швейцарец. — Мне кажется, мадам, вы пытаетесь меня напугать.

Молча улыбнувшись в ответ, она пошла вперед. Ей нравилось шагать по мягкому, пружинистому ковру из мха и хвои. Лесной пожар бушевал здесь давно, и вокруг уже успела подняться густая поросль хвойных деревьев, пока не очень высоких. В основном преобладали красные сосны. Эрмин с наслаждением вдыхала опьяняющий аромат хвои.

«Сколько раз в наступающих сумерках Тошан уводил меня в лес, чтобы воспеть нашу любовь под звездным небом. Как мы были молоды и восторженны!» — с ностальгией вспомнила она.

Метцнер незаметно любовался молодой женщиной. Он не раз аплодировал ей, когда она выступала на сцене в костюме и гриме, но теперь открывал для себя молодую певицу с абсолютно другой стороны, и, возможно, это была ее истинная натура. Движения женщины были простыми и точными. В платье и полотняных босоножках, с рассыпанными по плечам волосами, Эрмин предстала перед ним скромной, смелой и невероятно красивой.

— Мог ли я подумать, — весело произнес он, — что однажды вечером буду гулять по лесу вместе с Соловьем из Валь-Жальбера, с самой дивой…

— О нет, я не считаю себя дивой. И не стремлюсь к известности. Меня всегда застают врасплох встречи с людьми, которые меня узнают, как это было сегодня с официантом из вагона-ресторана, с вами…

— Мадам, те, кто вас слышал хоть раз, не в состоянии забыть ваш голос и исполнительский талант. Вы перевоплощаетесь в своих персонажей, передавая им свою мягкость и чувствительность. Как жаль, что вы еще не записали ни одной пластинки! А ведь спрос на них огромный. У оперы и оперетты множество поклонников.

Увлеченно собирая чернику, Эрмин совсем забыла о своей соседке по купе, которой пообещала скоро вернуться. Необычность ситуации забавляла ее, и она продолжала свое занятие, время от времени пробуя ягоду, так что ее губы и пальцы испачкались фиолетовым соком.

— Я наведу справки, — наконец сказала она. — Но в этой области я абсолютно несведуща. Хотя меня бы это устроило: отныне мне придется работать еще больше.

Эрмин вкратце рассказала ему о несчастье, постигшем ее семью: о пожаре и разорении своей матери. В заключение она призналась, что эта неделя была очень тяжелой для нее.

— Мне очень жаль, мадам, — тихо произнес он. — К счастью, вы не потеряли никого из близких.

— Да, к счастью! — повторила она. — Мы не устаем это себе повторять. Материальные блага никогда не сравнятся с нашим единственным сокровищем — жизнью, особенно жизнью наших близких: родителей, супругов и детей.

Она выпрямилась, разговаривая с Метцнером, и в эту секунду заметила его сильное волнение и затуманенный взгляд. Казались, ему стало тяжело дышать.

— Что с вами? Я сказала что-то неприятное для вас? Простите, если это так.

— Нет нет, вы ни в чем не виноваты. Просто нахлынули страшные воспоминания. Прошло уже двадцать лет, мне сейчас сорок восемь Я привык к этой боли… Может, пора возвращаться?

Эрмин огляделась по сторонам. Было очень темно, и ее платок, в который она складывала свой урожай, наполнился ягодами.

— Да, идемте. Я смотрю, там горят костры, с ними намного веселее.

Она указала на золотистый свет между стволами деревьев. Они вернулись к поезду, больше не перемолвившись ни словом. Эрмин была уверена, что невольно затронула раны этого изысканного, прекрасно воспитанного мужчины. Но она не осмеливалась его расспрашивать. Он, со своей стороны, оставался подавленным. Однако за несколько метров до железной дороги он остановился, удерживая ее за запястье.

— Простите меня за молчание, мадам. Лучше рассказать вам правду о моем прошлом. Я потерял свою любимую супругу и нашу шестимесячную дочь в результате несчастного случая. У меня была яхта, и мы часто совершали на ней прогулки по озеру Леман. Это великолепное огромное озеро, вид на которое открывался из окон моего дома. В ту пору я жил в Женеве. Но следует отметить, что Леман всегда славился своими внезапными жестокими штормами. Один из них застал нас далеко от порта, наша яхта потерпела крушение и затонула. Я пытался связаться со спасательной службой, но радио не работало. Было очень темно. Мы оказались в воде. Моя жена прижимала ребенка к себе. Все произошло так быстро! Как в кошмарном сне. Я плыл к ним изо всех сил, я звал их, но не смог спасти. Они исчезли из виду. Я продолжал звать их еще долго, во весь голос, среди этого водяного ада, оглушенный шквалистым ветром. Никто мне не отвечал. Я кричал так несколько часов, держась за какой-то обломок. Когда на следующий день меня подобрали спасатели, у меня пропал голос. С тех пор я как можно реже бываю в Швейцарии. Я поселился в Мэне[19], но часто приезжаю в Квебек. Мне здесь нравится.

Эрмин была потрясена до глубины души. Она слишком хорошо понимала, насколько тяжела эта утрата, поскольку сама была матерью и Тошана любила всем своим существом.

— Господи, какой кошмар вам пришлось пережить, — пробормотала она. — Я очень вам сочувствую.

— Тогда я тоже выбрал для себя смерть, но оказался трусом. Когда мне доставили тела, я принял решение: после похорон покончу с собой. Но потом начинаешь цепляться за мелочи. Оттягиваешь время из уважения к тем, кто разделяет твое горе. Ведь у нас с женой были родители… Мне помогла выжить музыка, а также навязчивое желание чтить память супруги и нашей дочери. Но вы сказали правильно: материальные блага превращаются в ничто, когда оплакиваешь свою любовь.

Его голос задрожал. Он опустил голову, не в силах побороть волнение. Полная сострадания, Эрмин легонько коснулась его плеча.

— Пойдемте, у нас впереди еще много времени. Если хотите, мы можем поговорить о музыке, вы ведь так ее любите.

— Я бы с удовольствием послушал, с чего началась ваша карьера оперной певицы.

— Хорошо, я вам расскажу. Идемте…

Импровизированный лагерь был разбит в некотором отдалении от перевернутых вагонов, вдоль рельсов. Выглядело все это довольно живописно. Чемоданы служили стульями, кожаные сумки — подушками, костры, наспех окруженные камнями, распространяли зыбкий свет.

Эрмин отыскала соседку и ее маленького мальчика в голове поезда.

— Я набрала черники, — сообщила она. — Вам это пойдет на пользу: питательно и утоляет жажду.

— Спасибо, мадам, не нужно, — холодно ответила женщина. — Нас разместят в вагонах, которые не перевернулись. У нас будут одеяла, чай и печенье. Оставьте свои ягоды себе.

Родольф Метцнер нахмурился, озадаченный суровым тоном женщины. Эрмин не стала настаивать, несмотря на умоляющий взгляд ребенка, который наверняка был голоден.

— Доброй ночи, мадам, доброй ночи, малыш, — вздохнула она.

Они пошли вдоль состава, подыскивая удобное место, чтобы разжечь костер.

— Ну вот! — тихо сказала певица. — Я виновата в том, что бросила ее и пошла с вами в лес. Теперь в ее глазах я распутница. Господи, как быстро люди начинают осуждать других! Я к этому привыкла, учитывая мою профессию. Меня это не шокирует, но я сделала вывод, что женщина, поступающая по своему усмотрению, дает пищу злым языкам.

Они улыбнулись друг другу. Метцнер указал на место возле груды камней, которое понравилось молодой женщине.

— У меня есть зажигалка. Только нам еще понадобится газета.

— Нет, позвольте мне! Земля покрыта еловой хвоей и сухим лишайником. Они горят лучше, чем бумага. Знаете, меня это удивляет: я так непринужденно общаюсь с совершенно незнакомым мне человеком! То есть… Нет, простите, вы же представились и многое рассказали о себе. Мы больше не чужие друг другу!

— Спасибо, дорогая мадам, я польщен.

Она рассеянно кивнула. За несколько минут она сделала в земле небольшое углубление и выложила вокруг него камни. Он протянул ей свою зажигалку, испытывая странное ощущение счастья, видя ее на коленях, растрепанную, сосредоточенную на своем занятии. Она подула на алеющую веточку, быстро накрыла ее другими ветками и добавила пожелтевшей травы. Вскоре показались языки пламени.