Прапор и его группа - Анатолий Гончар

Сергей уже начал подумывать, что скоро пора будет снять координаты и начать заворачивать вправо, когда позади ухнул взрыв. Многократно повторенный эхом, он разлетелся во все стороны, уносясь всё дальше и дальше. Костиков мгновенно опустился на колено и машинально снял оружие с предохранителя, но вокруг стояла поразительная тишина. Только было слышно, как сопит распластавшийся на земле пулемётчик Круглов да журчит у подножия хребта пробивающий себе дорогу ручей. Затем позади раздался полный боли всхлип и чьё-то приглушенное:

— Подрыв!

Сергей мысленно выругался. Отступил к Круглову, отрывисто бросив:

— Наблюдай, — почти бегом устремился к тыловой тройке. Уже на бегу он понял, что в тылу взорвалась не простая тротиловая шашка, а нечто более мощное, возможно, выстрел от РПГ. От нехорошего предчувствия в груди стала расползаться ледяная глыба.

В том, что лежавший посередине хребта боец — сержант Северов, Сергей почти не сомневался. Так оно и оказалось. Взгляд Ефимова мгновенно выхватил происходящее: прямо посередине хребта сидевший на коленях, окровавленный Простов, обеими руками зажимал большую рану в правом подреберье подорвавшегося разведчика.

— Живи, солдат, живи! — словно заклинание повторял группник. Два пустых тюбика из-под промедола лежали тут же в запорошенной землёй и окрашенной в красное траве. — Живи, солдат! — он почти кричал, словно своим криком, своей терзающей сердце болью мог вернуть тому жизнь.

— Живи, солдат! — казалось, что лейтенант и впрямь отдает свои силы умирающему парню. Густая, почти чёрная кровь, вытекавшая из разбитой печени, текла по его рукам, стекала на прижавшиеся в телу колени и утекала в землю.

Ефимов уже не спешил, подойдя к лежавшему на земле бойцу, он всё понял, сделал ещё один шаг, положил руку на плечо Простова и, ухватив за разгрузку, потянул её вверх, стараясь помочь лейтенанту встать.

— Оставь его, — голос Сергея был на удивление спокойным, — он умер.

Простов вздрогнул и начал подниматься на ноги. Его трясло, окровавленными руками он вытирал и размазывал по лицу беспрестанно текшие из глаз и никак не желающие останавливаться слезы бессилия. Он не замечал этих слез и не стеснялся их горячей горечи.

Мёртвый сержант лежал на окровавленной земле. Его изуродованный и отнесенный взрывом автомат валялся в трех шагах. Ефимов оттеснил группника к относительно безопасному краю хребта и мысленно то ли взмолившись, то ли выругавшись, шагнул к лежавшему на земле оружию. Повезло: земля не вспухла разрывом, и Сергей, подобрав автомат и повесив его на плечо, благополучно вернулся к неподвижному телу Северова.

Взгляд скользнул по буквально перемолотой в фарш правой ноге, остановился на правой же кисти, перебитой осколками детонировавшей эФки и висевшей на лоскутке кожи и упёрся в зияющую в правом подреберье здоровенную дыру, через которую виднелись окровавленные внутренности.

Всё же, наверное, нельзя до конца привыкнуть к обезображивающему лику смерти. Ефимов уже всё повидавший и считавший, что его уже ничто не сможет пронять, вдруг почувствовал подступающую тошноту и, мотнув головой, опустился на колени. Ощутив на ладонях осклизлость уже успевшей остыть крови, Сергей, подсунул руки под окровавленное тело, оторвал его от земли. Мертвый Северов оказался на удивление лёгким. Ефимов поднялся на ноги и, сдерживая дыхание, направился к уже пришедшему в себя и теперь ожидающему его возвращения Простову. Чуть в отдалении бойцы из первой тройки ядра бинтовали раненых Егорова и Ключникова. То, что разлетевшимися осколками посекло лишь двоих разведчиков, было почти чудом.

Завернув убитого в плащ-палатку и положив его на импровизированные носилки, разведдозор продолжил движение. Теперь они направлялись к месту организации засады.

Перед тем как начать спускаться с хребта, вышли на связь с «Лотосом» и доложили о произошедшем.

Приказ Пташека был категоричен, но другого никто и не ждал: «Выдвигаться по координатам Х… У… на эвакуацию». Евгений раскрыл карту — переданные координаты были ближайшей точкой, куда могла подъехать техника. Легкая дымка тумана, спустившаяся с более высоких отрогов, заставила забыть о помощи со стороны авиации.

Воссоединившись с остальными бойцами группы, они продолжили свой путь дальше. Шли настороженно, с опаской преодолевая любой подозрительный участок.

После произошедшего подрыва вероятность нахождения где-то здесь базы многократно увеличилась. Кажется, это поняли все.

— Я найду вас, сволочи, я вас найду! — твердил Простов, поминутно оглядываясь на остающийся за спиной хребет, на котором подорвался сержант Северов.

— Найдёшь, — Сергей ободряюще коснулся рукой его плеча, — только не на этот раз, у тебя двое раненых. Им нужна помощь, — голос Ефимова был тих и спокоен. Он не столько опасался, что лейтенант бросит всё и отправится на поиски этой, возможно, всё-таки мифической или что ещё скорее, ложной, базы, сколько просто хотел его утешить и ободрить. Странное всё таки дело — война, даже утешение на ней может состоять в том, чтобы убедить кого-то в смерти его врага.

Они выбрались, добрались, уже в темноте преодолев последний открытый участок и спустившись к руслу ручья, в котором их ждала прибывшая из отряда колонна.

Эту ночь Сергей не спал вовсе. Он неподвижно лежал, закрыв глаза и перебирая возможности спасения погибшего Северова. И понимал: оно было только в одном — не брать сержанта в разведдозор вовсе, но прошлого не изменить. И надо было настоять. Настоять, настоять… Но не настоял, посчитал излишним… и вот… — Чувство вины не покидало. Хотя в чём она состояла, его вина?

— Никогда, никогда больше… — решил про себя Сергей, прежде чем первые лучи солнца коснулись крыши офицерской палатки.

А в восемь часов утра пришёл приказ о назначении старшего прапорщика Ефимова командиром…2 разведгруппы первой роты.