Мир-о-творец (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич

– Но это дорого.

– Дорого. – согласился Андрей. – Флот – это вообще дорогое удовольствие, требующее постоянных вложений. Посему выгода от этих заморских владений должна быть достаточной для его содержания.

– Мудрено все это, – покачал головой Иоанн Васильевич.

– Есть и другие пути. Совсем без флота, я полагаю, ты не желаешь оставаться.

– Верно. Если его не будет, то совсем тати морские загрызут купчишек.

– У берегов наших.

– Да.

– Иноземных купчишек.

– И их тоже.

– Только их.

– Почему же?

– Потому что наших купчишек загрызут если не тут, то там, коли не станет у нас силы морской для их защиты. Хотя даже и не ходящей по волнам, а просто в бухте стоящей. Купец – это тот же тать, только ему грабить не дают. А если глаза закроют, то и ограбит, и вообще черт знает, что творить станет. Особливо ежели это прибыток великий несет. Али ты не ведаешь, что многие тати морские на Балтике иной день тати, иной рыбаки, а иной и торговлишкой балуются? И в том нет дивного ничего.

Тогда Царь задумался.

Какие-то средства выделил. Но неохотно и немного. Так как доводы его собеседника разбивались о мощный волнолом обычаев. А регулярного военно-морского флота в те годы еще нигде не существовало. Никто так не делал. И Царь о том даже и не слышал. Впрочем, Андрею было намного важнее не выделение средств, а сам факт принципиального согласия. Дальше он уже сам действовал.

Денег хватало.

Продажа краски принесла только за 1559 год порядка двести тысяч рублей чистой прибыли. Звонкой монетой. Компактный дорогой товар был прекрасным вариантом для торговли по сложным коммуникациям. Посему он шел не только через Нарву, но и Холмогоры, Хаджи-Тархан и Азов. Торговали активно. Но, в целом, ее по объему не так уж и много было, и пока что ее оставалось возможным производить в закрытой мастерской. Небольшой. Ведь природные красители в основе своей довольно тусклые, а тут – яркие, сочные и просто замечательные. В том числе и очень редких оттенков, таких как фиолетовый. Посему стоили огромных денег.

И это – только краска.

Двести тысяч. Много это или мало?

Доход Иоанна Васильевича в том же 1552 году составил примерно триста семьдесят тысяч. Причем, он их получил преимущественно товарами, а не монетой. Понятное дело, что благодаря усилиям Андрея и прочим важным процессам «лед тронулся» и доходы государевой казны сильно выросли. И в 1559 году Царь сумел свестись в 620 тысяч прихода. Однако эти деньги ненамного превышали тот объем, что поступил в казну Палеолога. Само собой, без учета достаточно богатых и ценных трофеев, взятых во время Малоазиатского похода молодого Палеолога.

Посему Андрей мог себе позволить не только накапливать товары на складах и продавать под удобную конъюнктуру, маневрируя. Благо, что они не портились быстро. Но и имел весьма внушительный запас живых денежных средств в монете. На лето 1560 года в цитадели города Прохоров находилось около миллиона рублей монетой. И это – не считая золота.

Если бы Иоанн Васильевич про это узнал, то неизвестно, как бы поступил. Может быть жадность победила его. Ибо получить разом такую сумму наличности – огромная удача и огромные возможности. Но ни Андрей, ни Марфа не спешили болтать об этом. Равно как и те немногие преданные люди, представляющие себе масштаб богатств.

Почему Андрей копил?

Вынужденно. Ибо опасался слишком обширными тратами запустить инфляционные процессы на Руси. Иоанн и так бездумно сливал все, что получал. Причем сливал на довольно дурацкие вещи. Частично, конечно, вкладывал в строительство и прочую инфраструктуру. Но в основном же деньги уходили на разного рода текучку, подарки, жалования и прочее. Если бы к этому «веселью» присоединился еще и Андрей, то на Руси точно бы пошла революция цен.

Все эти сверхприбыли получали не только из-за того, что получалось торговать компактным, дорогим товаром, но и потому, что продавали его тем, у кого деньги имелись в избытке, равно как и запрос на роскошь. Что через Балтику, что через север, что через Азов большая часть краски уходила богатым людям Италии, Испании и Франции. То есть, туда, где уже в полный рост наблюдалась революция цен. Особенно в Испании. Что только усугубляло прибыльность. Ведь иных источников столь ярких и сочных красок в этих регионах, да и, по сути, на всей планете не имелось.

Лампы мало-помалу уже копировали где ни попадя. Хотя на внутреннем рынке они все еще давали хорошие прибыли. А вот древесное масло, дешевое и доступное, производилось только на Руси. И отгружалось на ту же Волгу бочками. К 1559 году у Андрея имелась целая мануфактура уже, занимающаяся пиролизом древесины. Разной. Выделяя и соду, и поташ, и деготь, и скипидар, и канифоль, и древесный спирт, и древесный уголь, и сажу, и прочее. Даже кое-какие кислоты. Дело в том, что при самом легком нагреве, градусов до 200–250 из древесины выделяли углекислый газ, а также муравьиная и уксусная кислота. Их можно было улавливать простейшим водяным затвором, получая на выходе смесь трех слабых, карбоновых кислот, так как углекислый газ в водном растворе давал угольную кислоту.

Сажа, как ни странно, также была товаром. Дешевым, но товаром. Продуктом побочной переработки. Достаточно чистая и аккуратно упакованная, она являлась важным пигментом для изготовления как туши, так и ряда жидких красок на основе вареных масел.

Деготь не оставляли в чистом виде и разделяли на карболку да креозот, которые назывались тут дегтярным маслом и едким дегтем. Обычный-то деготь и так можно найти, а вот такой – нет.

Да, мануфактура эта не являлась таким же золотым дном, как и производство красок. Но в целом отличалась изрядной прибыльностью, даже несмотря на то, что объем ее переработке не был значительным. С одной стороны, это обеспечивалось добротностью пиролиза, который в десять и более раз превосходил местные способы, имеющие массу потерь. Сказывался и подход, и масса всякого рода перегонных кубов из керамики да железа. А с другой – на этой мануфактуре производили совершенно уникальные для планеты товары, такие как карболка с креозотом.

Особых умов в работе данной мануфактуры не требовалось. Андрей все наладил. Составил технологическую карту. И написал для каждого сотрудника предельно простую и однозначную инструкцию. А так как весь процесс был разделен на достаточно простые операции, каждому отдельному сотруднику даже думать во время работы не сильно требовалось. О каких-либо познаниях и пониманиях речи вообще не шло. Да, крови эта мануфактура попила. Но не сильно и не много. Так что никаких сильно тонких процедур и приемов там не применялось…

И так было на всех предприятиях Палеолога.

Ну, почти.

Нехватка умных, образованных и инициативных людей заставляли вот буквально везде если не в ручном режиме рулить, то в регламентном. Считай полуручном. Увы. Однако, в целом, несмотря на недостатки, все эти «городухи» работали.

Мда.

Так вот.

Андрей накапливал свои деньги не целенаправленно. Отнюдь, нет. Он старался инвестировать их в полезные инфраструктурные и промышленные объекты по мере возможности. Но их пока, в силу узкого кадрового резерва, это было не так-то и просто масштабировать. Ведь люди, умеющие хотя бы читать, писать и считать требовались всюду и много. А их подготовка более-менее организованно велась лишь в Туле да Прохорове. Посему доходы пока что заметно опережали расходы у молодого Палеолога, и он без лишних рефлексий вкладывался в этот заморский проект. Тем более, он пока что не требовал образованных людей и решался преимущественно иноземных квалифицированных кадров.

Всего этого Ермак Тимофеевич не знал.

Для него вообще дела и проекты Андрея Прохоровича находились где-то за гранью понимая, равно как и интереса. Какая-то возня малопонятная. А на выходе пригоршни серебра. Может и не пустое, однако, чуждое.

Он прибыл сюда, в Новый свет, и, неожиданно для себя, обрел здесь новый дом, найдя жену и какой-никакой, а смысл жизни. Лист, что мотался по белу свету, наконец-то прибился к берегу…