Рисунки На Крови - Поппи Брайт

Перед его внутренним взором возник полностраничный финальный кадр. Копы распяты в огне посреди газонов у собственных домов. Прибиты к крестам в огненном аду. Их почерневшие вопящие силуэты отчетливо видны на фоне насыщенной текстуры пламени. Это вполне в духе прямолинейных моралистичных “ЭС Комикс”. Но он не станет делать заливок чернилами; он сделает его исключительно в карандаше — с тщательными тенями, штриховкой и гравировкой пунктиром, и это будет красиво. Он продаст этот убойный рассказ, пошлет его туда, где его смогут должным образом напечатать. В “Кам” или в “Таbоо”. Он любил “Таbоо”, нерегулярно выходящую антологию прекрасно прорисованных, с любовью напечатанных странных и извращенных комиксов, где черно-белые в основном истории перемежались несколькими страницами цветных — изысканных, броских и выбивающих из колеи. Все — от картин с увечьями Джо Коулмена до многочисленных замысловатых соавторских работ Алана Мура появлялось на ее страницах, напечатанных на отличной тяжелой бумаге.

Решительно сжав челюсти, Тревор снова склонился над блокнотом. Но теперь в его лице была скорее сила, чем жесткость. ЕСЛИ все выйдет так, как нужно, это будет лучшее, что он когда-либо нарисовал.

Он рисовал еще около четырех часов в резком электрическом свете, пока веки его не стали тяжелыми, а в глаза будто насыпали песку, пока его пальцы не затекли на карандаше. Потом он сложил руки на столешнице, примостил на них голову и без малейшего усилия заснул.

В какой-то момент лампа-гусь отключилась, оставив его в темноте, прерываемой лишь дрожащим, переменчивым лунным светом, проникающим в окно через кудзу и двадцать лет пыли.

В ту ночь Тревор снов не видел.

10

В понедельник утром Кинси Колибри проснулся с надеждой, что Тревор, возможно, ночью вернулся — хотя Кинси и не видел его все воскресенье. Кинси даже представить себе не мог, что кто-то ночует в том доме. Но очевидно, Тревор так и сделал; во всяком случае, здесь его не было.

Кинси так многое хотелось рассказать мальчику — но пора перестать думать о нем как о мальчике. В конце концов, Тревору двадцать пять: даже будь у него причина врать, хронологически выходило именно так. Кинси хорошо помнил дату смерти семьи Мак-Ги.

Просто все дело в том, что Тревор выглядит таким юным. Перепуганный пятилетний малыш еще сидит внутри Тревора, думал. Кинси, вставая и направляясь на кухню, хотя один Бог знает, что помогло ему выжить и не сойти с ума. В мальчике, безусловно, таилась немалая сила; многие, оказавшись на месте Тревора, ушли бы в тупой туман кататонии или вышибли бы себе мозги, как только доросли бы до того, чтобы заполучить в руки оружие.

Но каково это — ночевать в таком доме даже человеку невероятных душевных сил?

По окончании следствия по делу Мак-Ги — что там особо было расследовать, тела сами говорили за себя, — копы закрыли за собой дверь, и пожитки семьи так и остались в доме, собирая пыль в безмолвных, залитых кровью комнатах. В заросшем дворе появилась вывеска “ПРОДАЕТСЯ”, но никто не воспринимал се иначе, чем дурную шутку риэлтера. Этот дом не только не купят, никто и никогда его не снимет.

Гуляя как-то в конце лета 1972 года по прохладному “Кладбищу забытых вещей”, когда вывеска “ПРОДАЕТСЯ” у дома убийцы уже засела у него в голове, Кинси спросил себя, что сталось с вещами Мак-Ги. Плохо освещенный, огромный и гулкий торговый зал “Кладбища” походил на пещеру, заваленную всевозможной рухлядью. Ряды шатких металлических стеллажей проседали под тяжестью побитых номерных знаков, покореженного столового серебра и устаревших (хотя обычно работающих) кухонных приборов; а потрескавшиеся витрины пестрели странными безделушками, дешевыми украшениями, в корзинах громоздились горы затхлой одежды. Кинси, со своей любовью ко всякой рухляди, часто заглядывал сюда, часами разгуливая меж стеллажей.

Едва ли пожитки Мак-Ги закончили свои дни в зале “Кладбища забытых вещей”. Кинси даже не был уверен, что именно ожидал увидеть: может, залитые кровью матрасы или запятнанные кровью же рубашки и платья в груде под табличкой “ЖЕНСКАЯ ОДЕЖДА. 25 ЦЕНТОВ”. Но здесь не было ни джаз-пластинок, ни андеграундных комиксов, и уж конечно, здесь не было чертежного стола. Очевидно, все осталось плесневеть в безмолвных комнатах.

Дом на Дороге Скрипок так и не был продан. Вывеску “ПРОДАЕТСЯ” украли, потом краска на новой вывеске выцвела, риэлтер, оптимизм которого не имел границ, ее заменил. Зато долгое сухое лето вокруг столбика выросли высокие сорняки, и он начал крениться. Наконец вывеска упала ничком и вскоре потерялась в густой траве.

К тому времени кудзу начал заползать на стены дома. Вездесущий виноградник пробрался внутрь через пустые окна, разбитые камнями мальчишек. Кинси воображал себе, как плети змеятся по комнатам, высасывая себе пропитание из давно засохшей крови. Он нисколько не сомневался, что такое возможно. Ребенком он видел, как выкорчевывали кудзу с кладбища времен Гражданской войны, где был похоронен его двоюродный прапрапрапрадедушка Майос. Корень почти шести метров длиной проел всю могилу и принял форму похороненного в ней человека. Корневище свернулось четырьмя искривленными конечностями, и отростки вырывались у них на концах, будто многочисленные пальцы. С одного конца корневища имелся ком из тончайших нитей размером с череп, в котором почти можно было разглядеть черты лица.

Двадцать лет спустя дом на Дороге Скрипок почти скрылся под зеленым одеялом. Проезжая мимо, не поймешь, это дом или просто заросший участок. Только деревянная веранда и конек крыши все еще одиноко маячили из-под виноградника. Дом притаился в тени дубов, чья плотная листва превращала двор в темно-зеленую пещеру, где тени перемежались бликами света. Тонкие ветви ивы ласкали крышу, гладили осколки стекла в гниющих оконных рамах, будто струны лютни перебирали плети кудзу.

Интересно, что там осталось из вещей. Кинси знал, что мальчишки не раз вламывались в дом, выпендриваясь и подзуживая друг друга. Терри, Стив и Р. Джи много лет назад побывали в доме, хотя Призрак отказался даже подойти к веранде.

Так что большинство вещей из комнаты у входа, наверное, давно растащили. Но мало кто из сорванцов решался пробраться мимо исцарапанного и окровавленного дверного проема в коридор, и Кинси сомневался, что хотя бы один из них дошел до первой спальни, где умер младший. Задние комнаты, конечно, полны пыли, но все в них осталось по-прежнему. Интересно, что найдет там Тревор?