Чертовски знаменита - Джоан Коллинз

– Гм. Немного.

– Немного? – Она была уязвлена, но с деланным смехом сбросила пальто, взяла его за руку и повела в гостиную.

Солнце в этот день светило особенно ярко, отражаясь от ослепляющей белизны диванов и многочисленных стеклянных и серебряных предметов. Вместо того чтобы сесть рядом с ней на мягкий диван, как обычно делал, он выбрал для себя кресло из позолоченного серебра. Четкие, ровные линии кресла, казалось, подчеркивали его настроение. Он положил руки на жесткие подлокотники и беспокойно пощелкал пальцами. Когда она взглянула на него, ей показалось, что его прозрачные зеленые глаза смотрят сквозь нее, как будто ее вовсе нет в комнате.

– Ты выглядишь усталой. – Сказано это было без всякого сочувствия.

– Я и в самом деле устала. Вымоталась до предела. – Она снова попыталась рассмеяться, но смех прозвучал неубедительно и фальшиво, поэтому она взяла сигарету, но он не сделал попытки поднести ей зажигалку.

– Не понимаю, зачем тебе себя так загонять, Катерин. – Он рассматривал ноготь, чем-то явно недовольный.

– Ну дорогой, не говори глупости. – На этот раз смех вообще застрял у нее в горле. – Ты же знаешь, я должна. Реклама есть реклама. Если мне повезет, они не вырежут мою роль. Я очень надеюсь.

Он почти презрительно пожал плечами, закурил сигарету и повернулся, чтобы полюбоваться видом, теперь почти скрытым густым смогом Лос-Анджелеса в конце дня.

Катерин загасила сигарету. На вкус она была как зола. Этот человек не тот, кого она любила. Что произошло за время ее отсутствия? По телефону они говорили мало, поскольку из-за своего жесткого расписания она так уставала, что к вечеру даже говорить не могла. Разумеется, сейчас она припомнила, что голос его звучал холоднее. Она относила это к помехам на линии и не придала значения.

– Выпьешь, дорогой? – Катерин соблазняюще взглянула на него и направилась к зеркальному с серебром бару, призывно сверкая в разрезе юбки ногами в прозрачных черных чулках и подвязками. Он обычно обожал подвязки, но сегодня даже не повернул в ее сторону головы.

Вместо этого он резко сказал:

– Я не хочу пить. И почему ты не поручишь это дело дворецкому?

– Но, дорогой, нам же надо отпраздновать мое возвращение. Мы две недели не виделись. Нам предстоит многое наверстать.

– Ты слишком много пьешь, – коротко бросил он, наблюдая, как дым от его сигареты поднимается к потолку.

Катерин налила себе добрую порцию «Чивас Регал» и почувствовала, что начинает краснеть. Заслышав звяканье льда, появился новый дворецкий.

– Добро пожаловать домой, мэм, – сказал он. – Надеюсь, поездка прошла хорошо.

– Да, спасибо, Вон. – Она отпила сразу полбокала.

– Мария приготовила ваш любимый ужин, мэм. Когда прикажете накрыть на стол?

– Ну не знаю, Вон. – Она взглянула на часы. – А ты как думаешь, дорогой? – обратилась она к затылку Жан-Клода. – Когда будем ужинать?

– Когда захочешь, – ответил он безучастным тоном, какого она еще от него не слышала. – Делай что хочешь, Катерин. Ты ведь и так всегда делаешь что хочешь.

Она залпом допила виски и жестом показала ожидающему Вону, чтобы он налил еще.

– Мы будем ужинать в семь. – Она постаралась, чтобы голос звучал ровно, хотя сердце билось так, что, казалось, выскочит из груди. – В… нет, в комнате для завтраков.

Жан-Клод медленно затягивался сигаретой, выпуская идеально ровные колечки дыма.

– Ну что же, наверное, мне надо пойти переодеться. – Она весело улыбнулась, хотя чувствовала, что грядет что-то ужасное. – Надену что-нибудь поудобнее, потом мы поужинаем и… поговорим. Мне многое надо тебе рассказать, дорогой.

Ее семь чемоданов шумно распаковывали в спальне Мария и новая горничная. Мария возбужденно рассказывала Катерин, как она рада ее возвращению.

– Мы скучать по вас, senora. Без вас здесь все не так.

– Спасибо, Мария. – Теплые слова едва не заставили Катерин расплакаться, и она быстро прошла в ванную комнату. Там она уставилась на мешки под глазами, на свое усталое лицо, каждый недостаток которого высвечивался еще четче ярким светом и увеличительным зеркалом. Жан-Клод прав. Она выглядела не просто уставшей, она выглядела замотанной до предела, похожей на пожухлый лист.

Вместо стен в ванной были зеркала от пола до потолка, так что, раздеваясь, она вынуждена была смотреть на себя во всех ракурсах. Зеркало никогда не лжет. Сейчас она ясно видела результат одиноких ночей в гостиничных номерах. Две недели поисков утешения у мини-бара в номере; один Бог знает, сколько маленьких бутылочек водки и виски она выпила, все это наложило свой отпечаток. Большинству женщин она все еще показалась бы очень стройной, но сама она видела, что набрала липший вес и стала рыхлой. Она ущипнула себя за складку вокруг талии. «Максимилиан меня убьет», – сказала она себе. Он ведь всегда говорил ей, что она и в мешке может выглядеть элегантно.

– Все, пора кончать, – пробормотала она, опускаясь в пенистую, приятную, душистую воду, наполнившую мраморную ванну. – А то завтра же весь город будет говорить, что я толстая.

После ужина, во время которого салат «Цезарь», горячая камбала и шербет из манго застревали у нее в горле, они с Жан-Клодом поддерживали вежливый разговор. Глаза у Катерин слипались, она с трудом держала их открытыми. Но как бы она ни устала, ей требовалось выяснить, чем он так явно недоволен.

– В чем дело, дорогой? Пожалуйста, скажи мне. Почему ты так расстроен?

– Расстроен? Я? – Казалось, ее вопрос его позабавил. – Со мной все в порядке, Китти, уверяю тебя. Абсолютно.

– Хорошо, я рада, а то мне показалось… что ты какой-то другой. Надеюсь, ко мне это не имеет никакого отношения?

– Никакого. – Он снова закурил и уставился в окно.

– Ну, не убеждена, что поверила тебе, но очень надеюсь, что то, что тебя грызет, может подождать до завтра. Сейчас я слишком устала для разговоров, да и тебя они явно не привлекают. Я на ногах уже почти двадцать часов. Глаза сами закрываются.

– Замечательно. – Он улыбнулся этой новой, холодной улыбкой, от которой у Катерин пересохло во рту. – Иди спать. Ты всегда усталая, Китти. По твоему виду ясно, что тебе надо выспаться. Мне тут кое-куда следует позвонить, так что не жди меня. Я твоего мирного сна не побеспокою.

Его сарказм заставил ее сжать зубы, но она твердо решила ничего не показывать, допила вино, встала и попыталась обнять Жан-Клода, но его тело было напряженным и негнущимся.

– Спокойной ночи, дорогой. Увидимся утром, – прошептала она и, с трудом сдерживаясь, направилась к мраморной лестнице.

– Когда завтра утром, мэм? – Вон шел за ней по лестнице в мягких китайских тапочках.