Нострадамус - Алексей Пензенский

«В те же дни посредством прокурора Дюрана, коему по недосмотру было адресовано письмо, которое он тут же доставил председателю Сент-Андре, было установлено, что некие друзья советника дю Бура собираются попытаться освободить его из заключения, условия которого по этой причине были ужесточены, вплоть до помещения его в железную клетку, в ожидании извещения кардинала. А поскольку Нострадамус, астролог и заклинатель бесов, написал ранее в своих предсказаниях „добрый Бур окажется далеко“, то кардинал, жаждущий крови этого человека (дю Бура), приказал усилить его охрану, да так, что если кто-нибудь, проходя мимо Бастилии, останавливался, ему грозило самому оказаться узником…»[90]

С февраля следующего года Нострадамус начал писать очередной альманах – на 1561 год, который был предназначен для публикации в Париже у Гийома ле Нуара. Посвятительное предисловие, как уже отмечалось, было адресовано Маргарите Савойской. Однако получилось так, что альманах вышел уже осенью – издателям, да и самому автору было не до него. В жизнь Нострадамуса и миллионов его сограждан ворвалась гражданская война. Уже в 1560 году столкновения на религиозной почве усилились. В то время как основная масса населения оставалась католиками, дворяне и интеллектуалы охотно переходили в кальвинизм. Даже те из них, кто не отрекался от католической веры, высказывали большую или меньшую симпатию новым религиозным веяниям. Новые идеи, однако, вызывали неприятие у простых горожан и особенно крестьян, которые, подогреваемые проповедями фанатично настроенных священников, видели в них угрозу вековым устоям жизни. Все, кто выделялся из общего ряда, занимаясь такими «сомнительными» науками, как натурфилософия или астрология, подозревались в несогласии с церковными догмами. В силу этого на Нострадамуса с самого начала конфликта многие смотрели как на заблудшую овцу – то ли тайного иудея, то ли лютеранина или кальвиниста (простонародье плохо разбиралось в различиях между направлениями протестантизма). Тем более что среди сторонников протестантских течений тоже было немало христиан еврейского происхождения…

Хотя Нострадамус и не был гугенотом, он пребывал в хороших отношениях с местным нобилитетом и интеллектуальными кругами – например, с семьей д'Озье, Крапонами и родственниками его супруги Понсарами. Первый консул Салона, Паламед Марк, был личным другом предсказателя. Все эти люди оказались последователями протестантизма, и с началом религиозного конфликта дружба с ними стала опасной. Даже предельная осторожность не избавляла Нострадамуса от подозрений, а, скорее, усугубляла их. Так, в одном из альманахов Нострадамус осуждает реформатов, чья религия «больше похожа на иудаизм, чем на христианство». Однако для антисемита такие слова в устах крещеного еврея – скорее похвала, чем осуждение. Да и более подробные ортодоксальные рассуждения в посланиях Сезару и Генриху II не могли защитить пророка от возбужденной, фанатично настроенной толпы неграмотных крестьян…

Как пишет Сезар Нострадамус, его отец чуть было не разделил судьбу своего друга, нотариуса Этьена д'Озье, который, будучи заподозренным в принадлежности к новой религии, подвергся нападению «бушлатов» и позднее умер от побоев (его топтали ногами). «Бушлатами» (cabans) в Салоне и других городах Прованса называли крестьян из окрестных деревень из-за длинных курток серого цвета с рукавами и капюшонами, которыми они зимой покрывали головы.

Погромы и убийства начались с того, что сторонники нового культа «ввели в обращение» лютеранские песнопения, которые их дети распевали на улицах и в местах для прогулок. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы католические фанатики учинили погром. Явных протестантов пришлось даже заключить в тюрьму, чтобы спасти от самосуда толпы. Безусловно, во многом дело было не в религии, а в политике. Католики Салона пытались захватить власть в городе, используя «бушлатов» как весомый рычаг давления, в то время как «лютеры» из числа дворян и буржуазии оказались не готовыми к такой игре. 1 мая 1560 года сельское население устроило беспорядки, спровоцированные Луи Вилерменом-Курнье и другими лидерами католической партии. Селяне собрались на пути от площади Бур-Неф до площади дез Арбр, выкрикивая: «Ура религии! Долой лютеров!» Большая часть крестьян была вооружена большими палками, чьи концы увенчивались крестами из белой бумаги. В качестве отличительного знака они втыкали в волосы или в головные уборы петушиные перья. Не тратя времени на митинги и речи, «бушлаты» устремились к домам заподозренных в лютеранстве, выволокли их жителей на улицу и, подгоняя палками, потащили в тюрьму в замок Эмпери, не прекращая скандировать: «Долой лютеров! Ура „бушлатам“!»

По сообщению Сезара Нострадамуса, беспорядки длились около пяти дней. Окна домов горели по ночам ярким светом, чтобы освещать путь смутьянам, которые беспрерывно маршировали по улицам под звуки барабанов и труб, выкрикивая угрозы в адрес «лютеров». Их заводила Виллермен-Курнье находился в смертельной вражде с Антуаном Марком Триполи, также заподозренном в принадлежности к новой религии. По злосчастному совпадению, Антуан Марк был близким другом Нострадамуса. О последствиях этого рассказывает Сезар:

«Так как былые обиды сделали эту неприязнь непримиримой – один был из дворян, другой из народа, – случилось так, что 2 июля, в первый день нон, посвященный Посещению Богородицей святой Елизаветы, Виллермен был сражен пулей из аркебузы и час спустя помер. Тотчас же слух начал шириться, бежать и облетать город, переходя из ушей в уши и из уст в уста. Взволнованно сообщали, что убили и первого консула и что лютеране вознамерились захватить город. В этом столкновении „бушлаты“ выступили с большими напором и наглостью, чем ранее. Они шли, как дикие звери, с воем, роняя пену, как кабаны, с оружием, с вероломными криками и кровавыми угрозами стереть с лица земли лютеранские дома и взять на шпагу всех подозреваемых… Они били в колокола всех церквей и в набаты всех колоколен, как если бы город охватил пожар или враги уже подкопались под городские стены».[91]

Этот второй мятеж «был поистине ужасен», хотя в нем было «больше беспорядка, страха и шума, чем крови, несчастий и разрушений». К счастью, подошло время жатвы. «Бушлаты» большей частью оставили город, а «оставшихся было так мало, что их легко привели к повиновению – уговорами или силой». Можно себе представить, что испытывал маленький Сезар вместе со своей семьей в дни беспорядков, если через полвека он описывал события так ярко и экспрессивно. Между прочим, сын предсказателя упоминает, что его семейство также подверглось грабежам и вымогательству.