Ленин. Спаситель и создатель - Сергей Кремлев

Родившись в 1887 году в американском Портленде на берегу Тихого океана, прожив жизнь яркую, Джон Рид – воспитанник элитарного Гарварда, умер в 1920 году в Советской России и похоронен у Кремлёвской стены. Он был не единственным зарубежным летописцем Октября 1917 года в реальном масштабе времени, но самую увлекательную книгу об Октябре написал он.

И всё в ней правда.

Вот как описал Рид выступление Ленина в тот день, когда Рид увидел и услышал его впервые:

«…на трибуне Ленин. Он стоял, держась за края трибуны, обводя прищуренными глазами массу делегатов и ждал, по-видимому не замечая нарастающую овацию, длившуюся несколько минут. Когда она стихла, он короток и просто сказал:

„Теперь пора приступать к строительству социалистического порядка!“

Новый потрясающий грохот человеческой бури…

Ленин говорил, широко открывая рот и как будто улыбаясь; голос его был с хрипотцой – не неприятной…, и звучал так ровно, что, казалось, он мог бы звучать без конца… Желая подчеркнуть свою мысль, Ленин слегка наклонялся вперёд. Никакой жестикуляции. Тысячи простых лиц напряжённо смотрели на него, исполненные обожания»[1398].

Как давно это было – давно не столько хронологически, сколько психологически… Люди, жившие в эпоху живого Ленина, поставили ему памятники. Их праправнуки почти ничего о Ленине не знают, а если знают – то лживое. Потому и свергают памятники ему вместо того, чтобы возлагать к ним цветы.

Встреча Ленина с Гербертом Уэллсом, назвавшим Ленина «кремлёвским мечтателем», произошла осенью 1920 года, и позднее Уэллс признавался, что был предубеждён против него, но «встретился с личностью, совершенно непохожей на то, что себе представлял». Уэллс писал: «Его (Ленина. – С.К.) опубликованные труды… вряд ли отражают даже частицу подлинного ленинского ума, в котором я убедился во время нашей беседы»…

Беседа шла на английском языке (Уэллс отмечал, что Ленин «превосходно говорит по-английски»), и шла так:

«Я ожидал встретить марксистского начётчика, с которым мне придётся вступить в схватку, но ничего подобного не произошло… Разговаривая с Лениным, я понял, что коммунизм… может быть огромной творческой силой. После всех утомительных фанатиков классовой борьбы, которые попадались мне среди коммунистов, схоластов, бесплодных как камень, …встреча с этим изумительным человеком, который откровенно признаёт колоссальные трудности и сложность построения коммунизма и безраздельно посвящает все свои силы его осуществлению, подействовала на меня живительным образом. Он, во всяком случае, видит мир будущего, преображённый и построенный заново»[1399].

Глава «Кремлёвский мечтатель» занимает в книге Уэллса «Россия во мгле», написанной в 1920 году, 11 страниц, и, не приводя оттуда диалоги и прочие детали, познакомлю читателя вот с какими строками…

Из Кремля Уэллс возвращался с сопровождавшим его Ф. А. Ротштейном (1871–1953), будущим историком-академиком, а тогда дипломатом. «У меня не было настроения разговаривать, – писал Уэллс. – Мы шли в наш особняк вдоль старинного кремлёвского рва, мимо деревьев, которые золотились по-осеннему; мне хотелось думать о Ленине, пока память моя хранила каждую чёрточку его облика, и мне не нужны были комментарии моего спутника. Но г. Ротштейн не умолкал…»[1400]

Встреча Ленина с Уэллсом оказалась, пожалуй, уникальной в том смысле, что была единственным прямым контактом тогдашних западных знаменитостей с Владимиром Ильичом… Это со Сталиным – главой признанной великой державы, стремились встретиться многие, хотя немногие этой чести удостаивались. Ленина же иностранцы даже интервьюировали нечасто, хотя в таких случаях всё тоже было нестандартно.

Так, 3 июня 1920 года Ленин принял корреспондента газеты «Осака Асахи» Рё Накахира, а 3 или 4 июня (возможно, одновременно с Накахира) и второго японского корреспондента – Кацудзи Фусэ из «Осака Майнити» и «Токио Нити-Нити». Обстановку встречи описал присутствовавший при этом заведующий Восточным отделом НКИД Н. А. Вознесенский, и, конечно же, сами журналисты.

В своей корреспонденции Накахира признавался: «Вопреки моим ожиданиям, обстановка кабинета оказалась очень простой и скромной, и это очень меня удивило… Ленин принял нас исключительно просто и сердечно, как своих старых друзей. Хотя он занимает высший пост в России, в его манере и обращении не было и намёка продемонстрировать своё высокое положение».

Вознесенский вспоминал, что Ленин, придвинув своё кресло к Фусэ, засыпал того вопросами: положение крестьян, размер среднего надела, развитие экономики… Он был поражён, узнав об успехах Японии в электрификации и устройстве ГЭС на горных реках.

Когда в ответ на вопрос Ленина о состоянии народного образования в Японии, Фусэ сообщил, что в Японии почти нет неграмотных, Ленин воскликнул: «Счастливая страна!», и тут же поинтересовался: «Ну, а вот, правда ли, что у вас никогда не наказывают детей, не бьют их, я где-то об этом читал?»

Фусэ ответил, что, да, не бьют, в Японии своего рода культ детей… Ленин задумался, а потом сказал: «Тогда вы не только счастливый, но и великий народ…» Потом испытующе посмотрел на собеседника: «И всё-таки у вас в Японии даже шлепка детям не дают?»

Фусэ, по словам Вознесенского, решительно повторил: «Нет, никогда!»[1401]

Накахира в своём отчёте написал о том же, приведя такой вариант ответа на последний вопрос Ленина: «Мы ответили: „Исключения, конечно, бывают, но, как правило, у нас не бьют детей“. Он с большим удовлетворением отметил, что один из принципов рабоче-крестьянского правительства тоже заключается в отмене телесного наказания детей»…

В отчёте же Фусэ читаем следующее:

«Когда Фусэ сказал, что в Японии берегут детей больше, чем на Западе, Ленин заметил: это весьма важно, ведь в самых так называемых цивилизованных странах Европы, даже в Швейцарии, ещё не совсем уничтожен, например, обычай бить детей в школах»[1402].

В изданном в 1924 году сборнике «Ленин и Восток» Н. А. Вознесенский писал: «Когда мы спускались по лестнице, Фусэ спросил меня: „Собственно говоря, кто кого интервьюировал, он меня, или я его?“, и вытер выступивший на лбу пот».

А Накахира прямо начал свой отчёт со слов: «Не дожидаясь наших вопросов, Ленин заговорил сам…»

Это – стиль: быть нетерпеливо жадным лишь в одном: в получении достоверной, из первых рук, информации о той жизни – во всех её проявлениях, о которой Ленин не знал или знал недостаточно.

Хотя знал он, как правило, очень много и о многом, потому что самообразование и постоянное пополнение знаний – как базы углубления понимания жизни общества – были для Ленина таким же естественным актом, как акт дыхания…