без
как, аргументируя же все это одной лишь фразой и риторическим вопросом тут же: «Ты же все знаешь — зачем себе врешь?».
Укладывая туда не только и самого же его, а еще и понятия и понимания, знания о тех же самых все
вере, надежде и недостающей же к ним
любви, где о первой всегда
молчат и даже
не думают о ней, не то что и
не говорят, вторая с конца первой дохнет и поэтому же
вообще на фиг сразу же пошла, а третья —
безымянная, что есть же она, что нет: хоть на пальцах же
коли, ей богу же, раз и на лбу уже и
места нет, ей дьявол, прям почти и как у
Тен в виде «тату» и тут же не у нее, да и сколько ж можно переносить все с
себя и на
нее, быть лишь
похожей и
зеркальной, когда и можно уже вполне
быть и
собой, придумав что-то и
свое, с любовью же
не в последней инстанции и такой же путь и без
дабл трабл еще и за счет
розы перед ней, ведь пусть она и
без имени, зато и с какими-то еще шансами и несмотря же на то, что и по итогу же всего — больше именно переняв у
нее и видоизменив, кое-что убрав,
вдохновившись, в то же самое время и
не подчистую. И подытоживая же все это «Сама виновата» в
синхроне же с самой девушкой, в кои-то веки согласившейся с этим безапелляционно, где-то и на задворках же своих, ко всему, еще и представляя —
как бы красиво смотрелись все эти записи-надписи сейчас и на поверхности стола, да и все же ее мысли скопом, в полном хаосе, размашисто и мелко,
грязно и
чисто, что и каждый ведь поймет
по-своему, как и то,
почему не пастой, а кровью: а ни
черный, ни тем более
белый не взяли бы, не проняли и не справились бы просто со всей этой
красотой, да и
красота же — все же
красный, еще же один аргумент к тому, почему «тату» не ее — она бы
сделала цветные и тут же монохромные, однотонные, чтоб душа осталась,
став чистой, а тело, кому вообще какое дело до него и
внешнего, тем более когда и нет
места внутри. За приложением головы к деревянной поверхности тут же раздался и глухой удар-стук от встречи их и последовавший за ним сразу же тихий стон боли из первой: и оба же звука, будто и сорвавшись в тот же миг с цепей, рванули с места и, обгоняя и перепрыгивая, цепляя друг друга, словно дикие псы, понеслись по сторонам, ударяясь о стены и потолок, разносясь же по пустому и обезличенному помещению громогласным эхом, ниспав и разбившись же, в конце концов, о пол, оставив о себе память в воздухе в виде морского бриза, соли от волны и пены и легкого аромата сирени, лепестки цветов которой они все же сорвали с куста, растущего на вершине скалы, так и не сломив ни одной ветки при восходе на нее и отходе с. — Как
пусты наши дела… — процокал назидательно он, теперь уже лишь посмеиваясь меж фраз, но и все еще же так же в открытую выражая свои эмоции, как и утирая же временами еще и слезы. — Будь аккуратней с древесиной — ее Ксан ценит ничуть не меньше, чем же и белую ткань, наброшенную на нее в виде скатерти… Что-то вроде же и той, что он натягивает сам, когда она и до него же еще не натянута, на светлые древесные рамы будущих его холстов! Что уж говорить и за
мольберт, а? Но и да,
чуть больше, чем и тебя саму, в таком случае: выбор же — очевиден!
— Буду! — Фыркнула куда-то в стол и себе же под нос, как и ноги, брюнетка. — Как и буду все еще надеяться на то, что это все же треснула моя голова и я хоть так смогу избавиться от всего этого… А и главное — от тебя!
— Малышка-Софишка… — нараспев протянул блондин и вновь рассмеялся, уже и с новой же силой набранного в легкие воздуха, пусть и с легкой расстроенностью ее же все травянистой кислинки, зато еще и с так уже полюбившейся им свежестью озона, в попытках взять себя, если уж и не ситуацию с оппонентом, в руки. — Тебе надо было отказаться и уйти, выйти из игры если и не сразу, то и чуть раньше… когда надо мной еще не возобладал и не начал же обладать полностью, прямо-таки и переполнив, такой интерес! Да и не… В принципе! А и по-хорошему же — вообще не начинать это, не проситься и не напрашиваться… Но ты сделала это и пошла же на все са-ма! Никто тебя за язык не тянул и не заставлял… Не принуждал ни к чему… Как и ни к кому! Ты знала изначально, на что и к кому же с этим всем идешь… Так и чего же ты теперь ноешь, что все стало вдруг и по-плохому? Научись уже с честью и достоинством, ответственностью признавать и принимать ошибки от своих же выборов, как и проигрывать!
— Как?! Если ты мне не дае-е-ешь… — взвыла вновь девушка и еще раз, но и уже чуть слабее, получив и от первого же раза практически все, что хотела и не, приложилась головой к столу, накрываясь сверху теперь еще же ко всему и руками, отказывая будто таким образом всему же, всем и вся, как и отказываясь от всего: слышать и видеть, понимать и принимать, а и главное-то подниматься и лицезреть же его прямо-таки и победоносную моську и горделивую же мину — гордого собой и только лишь самим собой.
Да и вот только же вновь забывая, с кем именно она и как минимум же все еще здесь и сейчас имеет дело и что, однако же, стоило все же хотя бы если и не слушать и слышать, то и прислушаться, да и если же не к нему, как и ко всему же происходящему вокруг нее-себя, то и к себе же самой внутри и если и не перефразировать фразу, что уже и вылетела — не поймаешь, как ни крути и не исправить ее, то хотя бы и добавить к ней что-то еще, дополнить ее же саму чем-то и помимо, что исправило бы хотя бы и само
