Вся Робин Хобб в одном томе - Робин Хобб

что говорят все из «твоего народа»? «Это всего лишь дерево!» Скажи это, Невар. Скажи, чтобы я могла возненавидеть тебя так, как ты того заслуживаешь.

Я потрясенно смотрел на Оликею. Слезы бежали по ее щекам. Да, это были слезы ярости, но до сих пор я не думал, что мои слова или действия могут вызвать с ее стороны такой страстный отклик. Я был глупцом. Я попытался уговорить ее.

— Гернийцы никогда не уйдут отсюда, Оликея. Я знаю свой народ. Если они куда-то пришли, то уже не уйдут. Они останутся и начнут торговать, их города будут расти. Ваша жизнь изменится, но не все изменения будут к худшему. Вы можете научиться их принимать. Подумай о своем народе. От нас он получит инструменты, одежду и украшения. А сладости! Вспомни о том, как ты любишь сладости. Спекам нравятся такие вещи, а мы ценим меха, которые они…

— Замолчи! — пронзительно закричала Оликея. — Не говори мне вкрадчивых слов о том, что наша смерть не будет болезненной! Не говори о безделушках, инструментах и сладостях. — Она сорвала с шеи простое ожерелье, которое я ей подарил, и яркие стеклянные бусины рассыпались по мху, словно крошечные семена Гернии.

Я смотрел на блестящие красные, синие и желтые шарики, сверкающие, словно драгоценные камни, и на мгновение увидел будущее. Пройдет сто лет, эти маленькие стекляшки останутся нетронутыми, а лес вокруг кладбища исчезнет. Я ощутил печаль, но не мог не признать правды.

— Оликея, это неизбежно.

Ее пальцы изогнулись, словно когти, и она завизжала без слов. Я поднял руки, защищая лицо от ее ногтей.

— Остановись! — сказал я, и, к моему ужасу, магия повиновалась мне.

Оликея застыла на месте, борясь с ней, мечтая изодрать меня до крови, но не могла преодолеть границу, которую я воздвиг перед ней. Несколько мгновений она отчаянно рвалась вперед, словно дикий зверь, заключенный в стеклянную клетку. Потом остановилась. Грудь Оликеи тяжело вздымалась, слезы потоками струились по щекам. Она опустила руки и с хрипом втянула в себя воздух. Когда она заговорила, я услышал, как она проталкивает слова через сжавшееся горло:

— Ты думаешь, что можешь это сделать! Думаешь, ты можешь раздуться от магии народа, а потом использовать ее против нас. Ты не сможешь. Тебе придется делать то, что велит магия. Я знаю. И об этом я скажу тебе: «Это неизбежно!» А ты качаешь головой, и делаешь грустные глаза, и не веришь мне. Мне все равно. Магия тебя убедит. Она отправит к тебе посланца, от которого ты не сможешь отмахнуться, и тогда ты узнаешь. Ты увидишь. — Она скрестила руки на груди и стояла выпрямившись и расправив плечи, словно заявляя о своем достоинстве. — Я не думала, что ты так глуп, Невар. Я надеялась, что, если я вскормлю тебя, ты вступишь на путь мудрости. — Она небрежно отмахнулась. — Ты не стал. Но это не имеет значения. Ты сделаешь то, что тебе назначит магия. Ты уведешь отсюда свой народ. Мы все это знаем. И скоро ты узнаешь тоже.

Она отвернулась от меня и пошла прочь. Ее походка была уверенной и свободной, она шагала не как отвергнутая женщина, а как женщина, одержавшая победу и больше не беспокоящаяся, признаю я это или нет. Пока я смотрел, как она уходит, утреннее солнце пробилось сквозь лиственный полог над моей головой. От неожиданного яркого света я на миг ослеп. Я яростно заморгал, но она исчезла прямо на моих глазах.

Я закрыл глаза и потер их кулаками.

Когда я вновь их открыл, дневной свет уже просачивался сквозь щели в моих ставнях, падая мне на лицо. Спина и шея затекли, потому что я спал, сидя в неловкой позе на стуле. Я выпрямился, дернувшись, когда позвонки моей шеи громко хрустнули. Несмотря на все свои усилия, я заснул. И мне приснилось… что-то. Первая же моя мысль наполнила меня ужасом. Я обещал сегодня навестить Эпини.

Застонав, я помял загривок, а потом растер лицо ладонями. Опустив их, я был ошеломлен тем, что увидел. Они были липкими и красными от плодов, которые я ел вместе с Оликеей. У меня закружилась голова — я пытался понять, как это возможно, что мне приснился мир, оставивший вполне реальные следы. Другая сторона, как назвала ее Оликея. А теперь я снова на этой стороне. Судя по ярким лучам, пробивавшимся сквозь ставни, я проспал куда как дольше обычного. Я встал и распахнул окно. День обещал быть ясным, и солнце поднялось уже довольно высоко. Я вновь растер лицо и раздраженно крякнул.

Когда я отмыл липкие руки и лицо, я услышал за окном топот копыт и грохот подъезжающей повозки. Я подумал, что кто-то решил вернуть мне Утеса, но взгляд в окно разубедил меня. Человек, лицо которого закрывал шарф, правил вороной клячей, запряженной в фургон. Мне не сразу удалось узнать Эбрукса. Через открытую заднюю стенку фургона я увидел три гроба. Мое сердце дрогнуло. Началось.

Я вышел ему навстречу, и Эбрукс помахал мне рукой.

— Чума спеков! — крикнул он. — Распространяется по городу, как степной пожар. Вот. Надень это, прежде чем подходить ближе.

Он бросил мне маленькую стеклянную бутылочку и сложенный кусок ткани. Жидкость в бутылке оказалась уксусом.

— Намочи этим ткань и завяжи нос и рот.

— Это защитит от чумы? — спросил я, выполняя его указания.

Он пожал плечами:

— В основном от запаха. Но если она защитит тебя от чумы, что ж, ты ничего не потеряешь.

Пока я обвязывал лицо платком, раздался жуткий звук, похожий на далекий, чудовищно долгий крик. Он закончился грохотом, сотрясшим землю у меня под ногами. Я невольно сделал пару шагов и застыл, ошеломленный происшедшим.

— Что это было? — спросил я у Эбрукса.

Он недоуменно посмотрел на меня:

— Я же сказал. Просто уксус. Но кое-кто считает, что он защищает от чумы. В общем, хуже не будет.

— Нет, я не об этом. Странный шум вдалеке. Крик. И звук удара.

Он удивился еще больше:

— Я ничего не слышал. В городе болтают, что большие шишки из Старого Тареса сказали, будто мы понапрасну тратим время, пытаясь повалить эти огромные деревья топорами и пилами. Один парень предложил выкопать дыру и заложить в нее заряд черного пороха с длинным фитилем. Впрочем, не знаю, что они там решили. И в любом случае не думаю, чтобы ты что-нибудь услышал отсюда.

— Я бы услышал, — пробормотал я.

Мир все еще слегка дрожал. Теперь я знал, что услышал. Древнее дерево пало. Уничтожен кусок прошлого. Я ощущал зияющую