Жизнь замечательных времен. 1975-1979 гг. Время, события, люди - Федор Раззаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще в конце лета Москва полнилась слухами об очередном повышении цен. В последние годы такие слухи стали своеобразной русской забавой, поскольку цены в стране победившего социализма стали расти как на дрожжах. И хотя каждый раз власти уверяли людей, что на товары первой необходимости цены будут оставаться незыблемыми, механизм уже был запущен — люди в эти заверения не верили. Вот почему в конце лета жители Москвы повалили во все центральные магазины (ГУМ, ЦУМ, «Детский мир» и др.) и стали на корню скупать все мало-мальские нужные товары. В том числе и хлопчатобумажные ткани, на которые, по слухам, с 1 сентября цены должны были подняться аж на 100 процентов. Чтобы сбить волну этого ажиотажа, в дело опять пустили прессу. 2 сентября одна из самых массовых и популярных газет — «Комсомольская правда» — опубликовала заметку под названием «У слуха — длинное ухо». В ней сообщалось, что никакого подорожания с сентября не будет, что ситец как стоил 80 копеек за метр, таким и останется. Эта публикация на какое-то время действительно сбила волну ажиотажа, но народ все равно был на взводе. Достаточно малейшей искры, чтобы все закрутилось по новой. Короче, в этом плане невеселые наступили времена. Кинорежиссеры Александр Алов и Владимир Наумов продолжают работу над политическим детективом «Тегеран-43». После того как съемочная группа в конце августа вернулась из ГДР, в съемках наступил короткий перерыв. Он был использован с пользой. 3 сентября Алов и Наумов отправились в КГБ, чтобы выслушать мнения консультантов по сценарию. Там их встретили радушно, угостили чаем, но когда разговор коснулся существа дела, хозяева повели себя жестко. Режиссерам было настоятельно рекомендовано выбросить из текста следующие куски: рассуждения героев о Гитлере, репетицию покушения на лидеров Большой Тройки (мол, не надо устраивать ликбез для будущих террористов) и др.
Продолжается история с альманахом «Метрополь». Как мы помним, в начале августа из Союза писателей были исключены организаторы альманаха — Виктор Ерофеев и Евгений Попов. За них тут же заступился ряд видных писателей Запада, которые прислали в СП телеграмму протеста с требованием восстановить «метропольцев» в Союзе, в противном случае они пообещали запретить печатать свои произведения в СССР. Под этой телеграммой стояли столь известные фамилии, что в СП перепугались. 6 сентября Ерофеева и Попова вызвал к себе председатель Московской писательской организации Феликс Кузнецов, который сообщил им, что на днях было заседание секретариата МПО, где было принято решение восстановить их в рядах СП. Попов тут же потребовал справку об этом. «Нет, справки не дадим», — ответил Кузнецов. «Мы члены Союза писателей?» — спросил Попов. «Нет». — «Тогда кто же мы?». — «Вы члены Московской писательской организации», — последовал ответ. Таким образом, молодые писатели оказались в уникальном положении принятых-непринятых. Кузнецов между тем продолжал: «Пишите заявление, и вас полностью восстановят на секретариате РСФСР». Однако взамен хозяин кабинета потребовал, чтобы оба писателя выступили в прессе с заявлением, что все у них прекрасно. Но те упирались. Тогда к делу был подключен Сергей Михалков. Как вспоминает В. Ерофеев:
«Михалков внешне вел себя «либерально». В тиши огромного кабинета на Комсомольском проспекте он сообщил, что от нас требуется минимум политической лояльности. Политическое заявление нужно для товарищей из провинции, которые не в курсе. Мы не поддавались. Написали просто заявление о восстановлении…»
6 сентября Владимир Высоцкий отправился на гастроли в Тбилиси (чуть позже туда же приедет и Театр на Таганке). Но перед самым вылетом туда с популярным артистом случилась забавная история. Вот как об этом вспоминает Бабек Серуш:
«Тогда в Союз приехал мой дядя, и мы вместе должны были лететь в Тбилиси. Володя заехал за мной в Бюро, а я не стал ничего особенно объяснять своему дяде: «Знакомься, это — мой друг… Он подвезет нас в аэропорт». Я почему-то думал, что наш рейс из Внукова… Володя все время меня поторапливал, а я говорил: «Да ладно, успеем». И когда мы сели в машину, выяснилось, что самолет вылетает из Домодедова. Володя начал гнать… И его останавливает сотрудник ГАИ — сразу же узнал Володю:
— А, Высоцкий… Автограф!
— Мы опаздываем. Если сделаешь «зеленую волну», дам автограф!
«Гаишник» передал по рации, и Володя до аэропорта гнал как сумасшедший… Регистрация уже закончилась, Володя схватил наши чемоданы, и мы побежали прямо к трапу. А мой дядя спрашивает:
— А кто он тебе? Ему все можно?
— Ну, как тебе объяснить… Володя здесь такой популярный, как Фрэнк Синатра в Америке.
— И он тащит наши чемоданы?!
И дядя сам схватил эти чемоданы…» А теперь заглянем в коридоры Лубянки. Там в те дни случился скандал, связанный с одним из сотрудников Института мировой экономики. Это был талантливый ученый с неортодоксальным мышлением, который волею судьбы попал под подозрение сотрудников Московского управления КГБ (те дали ему агентурный псевдоним Кук). В итоге Кука обвинили в контактах с зарубежной разведкой и арестовали. За талантливого ученого пытались вступиться многие известные люди (например, Евгений Примаков), но все напрасно — Кука осудили и отправили в Сибирь. Одним из тех, кто в недрах самого КГБ пытался вызволить ученого из тюрьмы, был Олег Калугин. Он добивался освобождения ученого из тюрьмы и возвращения всех вещей, отнятых у его жены во время обыска. Когда Калугин вышел с этим вопросом непосредственно на Андропова, тот предложил вызвать Кука в Москву и здесь еще раз с ним переговорить. Но несмотря на то что ученый в очередной раз отрекся от своих связей с иностранной разведкой, Лубянка не захотела его прощать. Вот как об этом вспоминает сам О. Калугин:
«6 сентября Крючков (В. Крючков — шеф внешней разведки. — Ф. Р.) пригласил меня поехать на Лубянку. Там, в большом кабинете, я увидел созвездие начальственных светил: Григоренко, зампред по кадрам В. Лежепеков, начальник Следственного управления А. Волков, начальник Московского УКГБ В. Алидин и другие. Вел совещание Лежепеков, и, как я понял, оно было посвящено моей персоне. «Что вас побудило встать на защиту «Кука»? — спросил Лежепеков. «Гуманные мотивы, — ответил я. — На мне лежит ответственность за него как человека. Благодаря моим усилиям он бросил все, что имел в США, — карьеру, материальное благополучие, покой. Его арест — фабрикация Алидина. Он не шпион, хотя закон нарушил, но его на это спровоцировал Алидин». Главный московский чекист не выдержал, одернув меня громовым голосом: «Ты не знаешь дела. Он антисоветчик, он готов предать Родину, а ты его защищаешь». Перепалка могла бы длиться бесконечно, но прервал Волков, обратившись с вопросом к Григоренко. Последний промямлил что-то невнятное, но не в пользу Алидина. Крючков молчал, другие тоже.
Лежепеков закончил совещание словами: «Вам не следует больше заниматься этим делом, Олег Данилович. А «Кука» мы, возможно, отпустим пораньше. Поздравляем вас с днем рождения, желаем здоровья и дальнейших успехов. И хорошо отдохнуть. У вас, кажется, с завтрашнего дня отпуск?»
Я откланялся и пошел к выходу».
В пятницу, 7 сентября, на «Мосфильме», в 7-м павильоне, режиссер Георгий Юнгвальд-Хилькевич приступил к съемкам фильма «Ах, водевиль, водевиль…». Как вспоминает сам режиссер:
«Водевиль…» — это начало моей «завязки». Я приступил к работе после ужасного запоя и больницы. Мне было очень тяжело. В тот год я решил прекратить пить совсем. Меня мучили всякие страхи. По ночам я почти не спал. Но утром нужно было идти на съемки, и я, собравшись с духом, выходил из гостиницы «Мосфильм» и шел на киностудию. Я подходил к гаишнику и просил помочь перейти улицу, потому что жутко кружилась голова. Проделать этот короткий путь было для меня целым подвигом. Это расстояние казалось мне чудовищным.
Я заходил в павильон и начинал снимать веселую комедию. И вдруг все преображалось. Я оживлялся. Можно сказать, «Водевиль» меня вылечил…»
В тот день, когда начались съемки «Водевиля», в Кремле Брежнев вручал награды космонавтам В. Ляхову и В. Рюмину, был там и Михаил Горбачев. Перед самым началом церемонии, когда все еще стояли у входа в Екатерининский зал, Брежнев внезапно поинтересовался у Горбачева, как идут дела с урожаем. Тот ответил, что надо срочно добавить автомашин Казахстану для перевозки хлеба и центральным областям на уборку свеклы. Этот разговор услышал Косыгин и тут же вмешался в него. Он стал резко выговаривать Горбачеву: мол, хватит попрошайничать, надо обходиться своими силами. Но Брежнев его осадил. Он сказал: «Послушай, Алексей, ты же не представляешь себе, что такое уборка. Надо этот вопрос решать».
Однако Косыгин продолжал оставаться при своем мнении. Он сказал следующее: «Вот тут нам, членам Политбюро, разослали записку сельхозотдела. Под ней стоит подпись Горбачева. Он и его отдел пошли на поводу у местнических настроений, а у нас нет больше валюты закупать зерно. Надо не либеральничать, а предъявить более жесткий спрос и выполнить план заготовок». Далее послушаем рассказ самого М. Горбачева:
