Безумные грани таланта: Энциклопедия патографий - Александр Владимирович Шувалов

мир и жизнь получили для него другой смысл, но его еще связывала с миром семья. Разрыв с семьей был уже неизбежен… Однажды Франциск, взяв с собой из отцовской лавки несколько кусков разноцветного сукна, отправился продавать его в соседний город Фолиньо. У дороги за городом была церквушка… И он опять услышал знакомый голос: “Франциск, разве ты не видишь, что обитатель моя разрушается, — иди и восстанови ее”…Обрадованный видением, осенил крестом и поспешил в Фолиньо. Деньги от продажи сукна и лошади он принес священнику и остался при нем». («Подвижники», 1994, с. 140–141.)

«Если судит грубый здравый смысл, а из чувств — только раздражение, какой станет эта история? Молодого дурака, а может, и негодяя, поймали, когда он обобрал отца и попытался продать то, что должен был охранять. В свое оправдание он говорит, что какой-то голос велел ему починить какую-то стену. Затем он объявляет, что по сути своей независим от всякого закона, связанного со стражами порядка, и обращается к милости епископа, который тоже вынужден отчитать его и сказать ему, что он не прав. Он раздевается при всем честном народе, швыряет одежду в лицо своему отцу и говорит при этом, что тот ему не отец. Потом бегает по городу и выпрашивает у всех встречных камни, по-видимому, в приступе безумия, связанного со стеной. Конечно, стены чинить нужно, если они треснули, но не тронутым же, не сумасшедшим! Наконец, порочный юноша скатывается на самое дно, буквально копошится в грязи. Вот как видели то, что делал Франциск, почти все его соседи и приятели. Вероятно, они не совсем понимали, на что он живет. По-видш ому, он просил не только камень, но и хлеб, но всегда заботился о том, чтобы хлеб был самый черствый, а объедки — хуже тех, которые бросают псам. Тем самым он жил хуже нищего, ибо нищий ест лучшее, что может добыть, святой — худшее. Он был готов отказать себе во всем, а это на деле гораздо уродливей, чем утонченная простота, которую вегетарианцы и трезвенники называют простой жизнью». (Честертон, 1991, с. 42.)

«Святой Франциск носил еще мирскую одежду, хотя уже отрекся от мира и был весь жалкий и изможденный от трудов покаяния, из-за чего многими был почитаем глупым, как бы полоумным, и все, родные и чужие, издевались над ним и кидали в него каменьями и грязью, а он, словно глухой и немой, терпеливо сносил всякие обиды и изде-вательства…» («Цветочки святого Франциска…», 1990, с. 5.)

«В этот период жизни Франциска сильно одолевают физические страдания и болезни. В последнее время он уже был не в состоянии ходить, однако продолжал свою деятельность проповедника, передвигаясь на осле. Епитимьи, невзгоды, нищая жизнь, утомление от проповеднической деятельности (в день приходилось посещать по четыре-пять деревень), ночевки на голой земле и плохое питание — все это отразилось на его здоровье… Самоистязание, составляющее такую мрачную сторону монашества, у Франциска совершенно утрачивает всякую черту фанатизма, благодаря его объективности к самому себе. Он смотрел на свое тело как на нечто постороннее, называя его на своем образном простонародном языке “братом ослом, которого нужно нагружать тяжелой ношей, часто бить бичом и кормить плохим кормом”». («Подвижники», 1994, с. 162, 174.)

«Г1о преданию, он отбросил кушак (может быть, с особым пренебрежением, ибо по моде того времени на кушаке висел кошель) и подпоясался первой попавшейся веревкой, как последний бродяга подвязывает бечевкой штаны. Через десять лет эта случайная одежда стала обычной для пяти тысяч человек, а через сто великого Данте похоронили в ней… Даже среди святых Франциск был чудаком, эксцентриком…» (Честертон, 1991, с. 42–43, 53.)

«Обладал невропатической конституцией; в течение первых 25 лет жизни у него наблюдались, по меньшей мере, эпизодические вспышки душевного расстройства… Таков был San-Francesco, которому за два года до смерти было ниспослано чудо, неизвестное до него в истории христианской церкви. — “Стигматизация”… Большинство таинственных фактов из жизни Франциска — его видения, мистические беседы с Христом, борьба с демонами и пр. — находят себе легкое объяснение в тех аналогиях, которые дает нам клиника душевных болезней; то же самое можно сказать и по отношению к только что описанному явлению… В биографии св. Франциска много данных, имеющих глубокий психиатрический интерес. Не претендуя на точную клиническую квалификацию наблюдавшихся у него болезненных явлений, возьмем только то бесспорное, что вытекает из его жизнеописания. Ярко, пластично изображены состояния маниакального возбуждения Франциска. Здесь имеется резкая переоценка собственной личности, резкое двигательное возбуждение. Очень характерны состояния эйфории и глубокий контраст между ними и тяжелыми внешними условиями, при которых они имеют место. Не менее характерно описаны состояния депрессии; острая душевная боль, неспособность реагировать в такие периоды на какие бы то ни было свежие, бодрящие впечатления. Не подлежит сомнению, что Франциск нередко испытывал обманы органов чувств: зрения и слуха, а также общего чувства, и что наплыв обманов органов чувств был связан иногда с состояниями тревоги, страха. Уже после того как у Франциска имели место все описанные явления, когда он был уже отвечен печатью душевного расстройства, он стал во главе религиозного движения, которое носит несомненно признаки психопатической эпидемии». (Топорков, 1912, с. 154, 156–157, 161.)

«[Стигматы]…раны, появляющиеся на телах верующих точно в местах распятиях Христа. Впервые подобное явление произошло со святым Франциском Ассизским в 1224 году во время молитвы. Его биограф Томас Целано писал после смерти Франциска: “Его руки и ноги, казалось, были пронзены гвоздями со шляпками с внутренних сторон кистей и в верхних частях стоп. Более того, на его правом боку был шрам, как от удара копьем, из которого часто сочилась кровь…” Истерическая основа оспаривается, а попытки вызнать стигматы гипнозом приводят лишь к слабому кровотечению». (Гордон Ст., 1999, с. 412–413.)

Истерическими стигмами психиатры называют склонность субъекта к истерическим формам реагирования. Такие больные склонны копировать симптоматические проявления, наблюдаемые ими у окружающих (в случае Франциска Ассизского — из-за его повышенной религиозности — копируются раны Иисуса Христа, нанесенные ему при распятии). Правомерен вопрос и о более серьезной психической патологии у католического святого, так как многолетние катймнести-ческие исследования свидетельствуют о том, что в трети случаев у больных с конверсионными (истерическими) расстройствами в последующем развиваются психические заболевания, чаще других — шизофрения.

ФРЕДЕРИК-ДЕМЕТР (ЕгеФмйек-Lemaitre) (наст, имя и фам. Антуан Луи Проспер Леметр) (1800–1876), французский актер.

«Его отец… по собственным воспоминаниям актера, был