Постижение смысла - Мартин Хайдеггер

человека забвение бытия теперь доходит до того, что становится полновластной позицией силы. Но как – если эта сиротская покинутость суще-бытующего бытием была бы началом изначальной истории, в которой бытие – это пра-бытие – так что все более и более действенное-действительное действительное все безнадежнее-бесперспективнее расходилось бы с бытием – с бытием как отвержением, которое не могло бы «дорасти» по уровню ни до какой силы и сверх-силы, поскольку оно должно было с необходимостью выступать ошибочно недооцененным, представляясь по сути – с самой основы и исходя из нее – как навсегда не-силовое, не сопряженное с силой. Не сопряженное с силой никогда не может быть лишено ее. Но это не есть его недостаток, а есть только лишь не обязательно необходимое ему и не обязательно сообразное ему следствие его дворянского благородства. Все могущественное как действительное – будь то безжизненное материальное или абсолютный дух – это низменное-низшее, настолько низменное-низшее, что его даже непозволительно сопоставлять с бытием в этом сравнении.

В первом начале истории пра-бытия, однако, бытие (φύσις) вынуждено предстать-выступить как «сила»[74], потому что сокрытое отвержение сперва и вообще может проявиться только в посягательстве. Лишение φύσις силы имеет, однако, не силовой характер, устраняющий перво-необходимое пред-основное (оказавшееся встреченной данностью), а только лишь ослабляет его – так, что он потом мог перейти в характер ἰδέα и предметности; и это только имеет такое последствие, что тогда незамедлительно введенное ложное толкование аристотелевских ἐντελέχεια und ἐνέϱγεια пришло к «действительности» воздействующего-влияющего и способного оказывать влияние-воздействие и привело сущее-бытующее к тому, что онео стало выступать совершенно в образе «действительного» – и предписывающего от себя, что в будущем во всей метафизике, которая еще грядет, следует считать бытием. В рамках этой истории монадология Лейбница о substantia как vis primitiva activa обретает значимость, которая существенна как для будущего, так и для понимания прошлого.

Поскольку метафизическое мышление – основываясь на невозможности удержать первое мыслительское начало – утратило приписывание властного, силового и влиятельного характера сущее-бытующего применительно к бытию, и смогло произойти то, что «жизнь» как подлинно-собственно «действительное» и суще-бытующее выступила-пробилась на передний план и потребовала «жертвы» «переживания» как якобы наивысшего бытия-человеком, который поэтому и не познается как жертва покинутости суще-бытийствующего бытием и участник бегов, которые к этому привели, но толкуется как «побеждающий», говорящий «Да» «жизни», принимающий ее. Первое мыслительское начало никоим образом не понимало суще-бытующее уже как «действительность», но понимало как восходящее присутствие, как то, в чем сущее-бытующее как таковое собирает себя во всех своих разностях и противоположных движениях и как таковое присутствует и существует. Мощь еще не была силой (Kraft) и способностью влиять или насилием, но она также и не была особо уже только лишь неминуемой «видимостью» несопряженного с силой не нуждающегося в силе. Она была еще чем-то, требующим решения-выбора, а именно так, что она требовала немедленного решения-выбора в пользу действия, и в то же время выпускала на волю-разнуздывала Злобное и Смутное, не будучи в состоянии еще в каждом случае поднять в открытое, выставив напоказ, изначальную сущность хаоса (χάος). Метафизическое определение суще-бытующего как воли к мощи и суще-бытности как вечного возвращения есть конец некоторого начала, которое отпало [от первоначала] вначале. Каждое начало не оказывает влияния-воздействия (wirkungslos) и вынуждено – возвращаясь в себя – оставаться началом, если желает сохранить себя.

Бытие и только бытие «есть», «бытийствует», и «есть», «бытийствует», таким образом, по ту сторону силы и бессилия, и все же не есть нечто Потустороннее, потому что для его истины нет нужды в том, чтобы вначале приходило в действие Потустороннее могущественного (действенного-действительного) суще-бытующего, с тем, чтобы оно или также только лишь мыслимый в свете истории бытия проект «выскочили» из его просвета.

Поскольку, однако, человек – а, тем более, человек новых времен с давних пор все вы-рас-считывал сообразно с силой и бессилием, пользой и ущербом, успехом и негодностью, он не желал слышать ни слова о пра-бытии и его истине, не включив их в свои расчеты-калькуляции.

65а. Пра-бытие и сила

Пра-бытие в сущностной основе своей никогда не есть сила и потому также никогда не есть бессилие. Если мы тогда назовем его несопряженным с силой, то это не будет подразумевать, что пра-бытие нуждается во власти – скорее, это имя должно указать на то, что пра-бытие по своей сущности остается отделенным от силы. Это не связанное с силой есть все же господство, но господство в изначальном смысле не нуждается в силе: оно правит всем благодаря достоинству, исходя из того простого превосходства сущностной простоты-скудости, которая не нуждается в каком Под-собой и Против-себя, чтобы быть-бытийствовать, и оставляет в стороне от себя всякого рода оценки типа «большое» и «малое». Иногда употребляем слово «сила-власть» в восхваляющем смысле – как maiestas, величие-величество; так называется то, что подразумевает «господство», хотя и это слово, в свою очередь, расплывается-теряется в неопределенности и напоминает о мерках власти, связываемых с насилием.

Поэтому никогда не надо в отдельном употреблении слов сразу же усматривать существенное направление сказывания и однозначность в выборе слова – там, где сразу же дает себя почувствовать многозначность – это можно обрести только из исторического постижения смысла.

Если, однако, сущности пра-бытия с самой основы чужд характер силы-власти, то как могло дойти до того, что в ходе истории метафизики бытие стало пониматься как действительность? И разве не соответствует ли эта интерпретация-толкование бытия также привычным мнениям и познаниям? По эти оценкам, «суще-бытующим» в наивысшем смысле считается действительное. И разве не говорит о том же самом последнее основоположение метафизики, если она завершается учением о «воле к мощи-силе», которое должно пониматься как расширение-усиление силы до степени постоянного ее пересиливания? И что иное подразумевает здесь власть, кроме действенности как существенного влияния на действительность? Итак, разве расхожее в метафизике приравнивание-отождествление «бытия» и действительности – и на основании этого допускаемая без лишних вопросов интерпретация бытия как проистекающая из учения о воле к мощи-силе – не допускает это силового характера пра-бытия? И разве не понималась в «До-кладах» первоначальная история пра-бытия в смысле «лишения силы φύσις»[75] – и, тем самым, φύσις все же приписывался изначальный и, то есть, существенно силовой характер?

И в самом деле [это так], но о лишении силы [фюзиса] здесь говорится в двух смыслах. Она подразумевает, что в первом начале своего сущения пра-бытие ни поступается своей собственной истиной, даруя ее, ни основывает сущность собственно истины (ср. лекцию в зимнем семестре 1937/1938 года[76]). Напротив, изначальное пра-бытие