Бунт красоты. Эстетика Юкио Мисимы и Эдуарда Лимонова - Чанцев Владимирович Александр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прилепин, являвшийся активным членом НБП и принимавший участие в партийных митингах и организации «Маршей несогласных» «Другой России», активно поддерживает Лимонова и в многочисленных периодических публикациях, открыто объявляя его своим любимым писателем и учителем[400]. Момент наследования Лимонову Прилепиным подчеркивал, в частности, и Д. Быков в предисловии к третьей и последней на сегодняшний день книге автора — «роману в рассказах» «Грех». Уже в самом начале звучит определение его поэтики: «У нас такой литературы почти не было. Собственную генеалогию он возводит к Газданову и Лимонову — оба в русской литературе одиночки, да и состоялись за границей…»[401] Интересно определяет Быков и «пресловутое нацбольство Прилепина, которым он прославился едва ли не больше, чем текстами (тексты читают не все, а слухи вездесущи)»:
«Представьте себе, в экстремистскую политическую партию можно вступить не потому, что ты по природе подпольщик, заговорщик, реализатор собственных жестоких и тайных комплексов, — а вот именно потому, что тебя переполняет сила и тебе стыдно за ту Россию, которая вокруг тебя. Она рождена быть красивой, богатой и сильной, как ты, а прозябает в нищете»[402].
Нам демонстрируется не просто эстетическая составляющая политической активности, но интенция, схожая с той, что вкладывали в понятие собственной добровольной смерти Мисима и Лимонов, — смерть не от слабости, но от силы, переизбытка жизни, смерти как «моей самой чистой возможности» (Бланшо).
Переизбыток силы также важен. Чуть дальше Быков совершенно справедливо отмечает энергичность, витальность Прилепина и, отчасти, свойственный ему нарциссизм. Все это укладывается в матрицу self-made man — недаром Быков, припомнив «сочинения Лимонова, превратившего свою жизнь в инструмент познания мира и строящего прозу исключительно на фактах личной биографии», перечисляет такие яркие и экзотические эпизоды биографии Прилепина, как работа могильщиком, вышибалой, служба в Чечне (стала материалом для его первого романа «Патологии»)…
Его второй роман «Санькя», популярный и широко обсуждавшийся в идеологически противоположных кругах, — о нацболах (в книге — «эсесовцы», от «Союза созидающих»). Сам Лимонов (Костенко, от настоящей фамилии Лимонова Савенко) на страницах почти не присутствует, потому что сидит в тюрьме за покупку оружия. Но то, что это именно он, не вызывает никаких сомнений:
«Костенко — Саша заметил это давно — очень любил слова "великолепный" и "чудовищный". <…> Чудовищная политика должна смениться великолепным, красочным государством — свободным и сильным. <…> Костенко написал добрый десяток отличных, ярких книг — их переводили и читали и в Европе, и в Америке, на них ссылался субкоманданте Маркос <…>. И пока "союзники" мечтали лишь о том, чтобы сменить в стране власть, гадкую, безнравственную, лживую, Костенко пытался думать лет на двести вперед как минимум. Что-то ему виделось там чудесное. Ах, да, чуть не забыл — не чудесное, а — великолепное и чудовищное»[403].
С явной симпатией описано и само нацбольное движение, в центре которого находится главный герой Александр (Санькя) Тишин: «…Четыре года назад бывший офицер и, как ни странно, философ, умница, оригинал Костенко впервые вывел на площадь толпу злых юнцов, не всегда понимающих, что они делают среди красных знамен и немолодых людей. За несколько лет ребята подросли и стали известны своими наглыми акциями и шумными драками»[404]. Во время одного из митингов, разогнанных милицией, «эсесовцы» громят улицы и при этом разбрасывают цветы — ситуационистская, хэппенинговая природа этого действа очевидна. Выкрикиваемый при этом лозунг «Любовь и война» отсылает к теме уподобления войны и любви у Лимонова. Как и абстрактный лозунг «Революция», он не имеет под собой политической составляющей, ибо главным в «Союзе созидающих» является, как нетрудно догадаться, эстетика: «Это был такой эстетический проект, интересный на фоне воцарившейся тоски и смуты. <…> Все это очень ярко — ваши листовки, ваши речи, ваши крики на площади, флаги. <…> Это не совсем по-русски, не в нашей традиции, но ярко все равно»[405].
Но времена бескровных митингов заканчиваются, «Союз» предпринимает попытку восстания — возможно, из-за крайне жесткой реакции власти на «Союз созидающих» (одного члена партии убивают, героя жестоко избивают, митинги разгоняют с помощью омоновцев…). «Эсесовцы» действуют почти по плану Исао, захватывая ключевые места, при этом, в отличие от Исао со товарищи, никого не планируя убивать («запускаем и разоружаем, — успел сказать Саша пацанам. — По возможности никого не убивать»[406]). Саша с партийцами захватывают базу МВД под городом, чтобы получить оружие, потом берут УВД, которое потом сжигают, и администрацию города, в которой и баррикадируются. В финале телеведущий сообщает, что «попытка захвата нескольких правительственных учреждений в Москве» предотвращена, но «половина страны» в руках «эсесовцев» — захвачено «около тридцати зданий региональных администраций в разных регионах страны»[407]. Впрочем, восстание это явно обречено — подросткам с оружием долго не продержаться против подтянутых регулярных частей…
Дискурс народного восстания, очевидно, крепко связан с бывшей партией Лимонова, потому что приметы участия нацболов в бунтах можно найти сразу в нескольких книгах. Так, в антиутопии, уже хронологически переставшей быть отнесенной в бущущее, Сергея Доренко «2008»[408] правление президента В. Путина (в этой книге, имеющей характер довольно грубого и безвкусного памфлета, ни одни политик или общественный деятель даже не скрыт под псевдонимом) заканчивается угрозой одновременно катастрофического теракта и гражданской междоусобицы, после чего российские власти призывают американские войска, чтобы взять ситуацию под контроль. В воцарившейся анархии Лимонов с членами своей партии захватывают Кремль. В уже упоминавшемся романе О. Славниковой «2017», также условно антиутопическом[409] по своему содержанию, в обстановке общественной смуты на мятежных улицах также бросаются в глаза лимоновцы: по улицам идут «гражданские шествия», а «в переулке подростки, в советских детсадовских синих буденновках (две «н» в книге. — А. Ч.), в кожаных куртках с целыми кольчугами багряных советских значков, с разбегу пинали и валили вякающие иномарки»[410], — тут «лимоновцев» выдает пристрастие к кожаной «униформе» и советской эмблематике (серп и молот на флаге партии).
В ярком
