Город бездны - Аластер Рейнольдс

Из местных сетей я выудил чуть побольше. Пару раз о катастрофе упоминали напрямую. Оказывается, ее обозначали специальным термином, который звучал не слишком грозно, — «Комбинированная Эпидемия». Но большинство сообщений были рассчитаны на читателя, хорошо осведомленного об основных фактах случившегося. Тут же проскальзывали названия «Герметикс», «Кэнопи» и «Малч», которые упоминались в связи с какой-то «Игрой», но что это такое — нигде не объяснялось.

О Кэнопи я уже слышал. Там, по мнению Амелии, у меня будут все шансы отыскать Рейвича. Это один из районов Города Бездны.

Неужели она сказала меньше, чем мне показалось вначале?

Я установил на пульте режим передачи и запросил информацию об эпидемии — хотя бы ряд общих фактов, которые полагается знать иммигрантам. Не может быть, чтобы никто до меня не интересовался этим, отправляясь в дебри Ржавого Обода. Правда, не исключено, что мне просто не соизволят ответить. Например, потому, что ответить некому. Или все автоматические справочные системы давно не работают.

Я отправил запрос, потом несколько секунд смотрел на экран. С экрана на меня пялилась неподвижная рожа — мое отражение.

И больше ничего.

Разочарованный в своих поисках, я механически копался в карманах Вадимова сюртука и наконец извлек воспроизводящее устройство. Собирать его было одно удовольствие: тонкие черные пластины с легкими щелчками становились на место — прямо как детали хорошей винтовки, и столь же точно подогнаны. Вскоре у меня в руках был черный каркасный шлем, усаженный полевыми генераторами и входящими портами и украшенный светящимися зелеными и красными кобрами. Спереди опускалась пара стереоскопических наглазников с ободками из материала, автоматически прилегавшего к коже вокруг глаз. Сходным образом функционировала пара наушников и даже особые носовые затычки для обонятельного сигнала.

Я взвесил шлем на руке и надел его.

Мой череп тут же стиснуло, словно в пыточных тисках. Маленькие наглазники встали на место и прилипли к глазницам. Я по-прежнему созерцал интерьер комнаты Вадима, но чуть заметная зернистость указывала, что это изображение, которое создается воспроизводящей системой с высоким разрешением. Чтобы добиться лучшего качества, понадобились бы нейронные имплантаты и более совершенная воспроизводящая система с обратной связью, которая посылает сигналы в мозг и считывает его импульсы — такие штучки есть в арсенале военных.

Я открыл свой кейс.

Мне нужен был пакет с эксперименталиями в прозрачном пластике, которые я прихватил с Окраины Неба. Разорвав пластик, я осмотрел шесть палочек, напоминающих авторучки. Ничего указывающего на содержимое записей. Что это — предмет торговой сделки или послание самому себе, составленное до того, как я потерял память?

В лобной части шлема имелся порт, явно предназначенный для металлического кончика «палочки». Я взял первую попавшуюся и вставил ее туда, украсив свой лоб подобием маленького рога.

Передо мной возникло меню с опциями загрузки всевозможных режимов симуляции и прочими художествами. Я принял опцию «по умолчанию», а остальные настройки выбрал методом тыка — в буквальном смысле этого слова. Шлем генерировал электрополе низкого уровня, в котором движение моего тела порождали возмущения, которые считывались системой. Для выбора опции мне было достаточно указать на нее пальцем.

Комната плавно растворилась в серых тонах, послышалось тихое шипение. Затем шум почти исчез, а заодно и все остальные звуки. Серая мгла посветлела, из тумана выступили призрачные силуэты, потом появились цветовые пятна.

Я стоял на поляне в джунглях и стрелял во вражеских солдат.

Почему-то я был голым по пояс и раскачан так, что нынешние солдаты умерли бы от зависти. На груди у меня красовалась какая-то татуировка. В одной руке я держал винтовку-лучевик старого образца, а в другой — традиционный автомат, только уж больно маленький. Однако любой, кто хоть раз имел дело с подобным оружием, понимает, что стрелять из того и другого, удерживая их на вытянутых руках, физически невозможно. Стволы полыхали жаром. Я поливал огнем нескончаемый поток орущих врагов, которые вполне охотно бежали ко мне из зарослей, тогда как любой из них, хорошо прицелившись, мог снять меня из укрытия единственным выстрелом. Я тоже вопил как ненормальный — наверное, так мне легче было удерживать оружие.

Как ни смешно, я не сомневаюсь, что подобный товар пользуется спросом. Например, на Окраине Неба — при том, что там продолжалась настоящая война.

Я заменил эксперименталию.

На этот раз я оказался сидящим в одноместной каркасной колымаге и мчался по глинистой равнине. При этом не менее дюжины подобных колымаг пытались проскользнуть мимо меня с обеих сторон. Войдя в эту опцию с выбранным наугад комплектом интерактивности, я мог управлять тачкой, разгонять и тормозить ее турбодвигатель. Несколько минут я развлекался, держась впереди стаи, пока не совершил грубой ошибки в оценке угла песчаной отмели и не потерял контроль. В мою машину врезалась другая. Последовали мгновения безболезненного крушения, после которого я вновь обнаружил себя запускающим двигатель на линии старта. Трудно предсказать спрос на эту игру. Ее могут смести с прилавка под маркой «уникального продукта с Окраины Неба», а могут счесть непоправимо устаревшей.

Я проверил четыре оставшиеся эксперименталии, но результаты были столь же неутешительными. Две содержали мелодрамы на основе вымышленных исторических эпизодов. Первая повествовала о жизни Небесного Хаусманна на борту «Сантьяго» (только этого мне не хватало!), а вторая оказалась любовной историей. Действие разворачивалось во время заключения Небесного и завершалась судом и казнью, однако на этот раз Небесный был лишь фоновым персонажем. На двух остальных обнаружились записи о каких-то приключениях, причем их непременной деталью была охота на змей. Сценарист имел весьма смутное представление о биологии гамадриад.

Что и говорить, от своего прошлого я ожидал более богатого наследства… Возможно, какого-то особого послания. По сравнению с тем днем, когда я в первый раз проснулся в Айдлвилде, я успел многое вспомнить, но ряд моментов так и оставался неясным. Какие-то события упорно ускользали от меня. Я мог бы жить с этими пробелами, если бы моя охота на Рейвича происходила на знакомой территории. Но мне предстояло действовать в городе, о котором я знал, мягко говоря, маловато.

Я перешел к коллекции эксперименталий, позаимствованной у Вадима. На них тоже не было никакой маркировки, кроме крошечного серебряного значка на верхнем конце. Ну что ж… раз мне не удалось узнать ничего нового о себе, попробуем познакомиться с индустрией развлечений Города Бездны. Я вставил в порт одну из палочек.

Это было ошибкой.

Я ожидал увидеть порнографию или сцену бессмысленного мордобоя. Это крайности, но и в них человеческая натура остается узнаваемой. То, что мне передалось, было настолько странным, что я засомневался: может быть, эти эксперименталии не совместимы со шлемом, и он работает не с теми зонами мозга? Вряд ли. И шлем, и эксперименталии были взяты из одного арсенала: я нашел их в комнате Вадима.

Я стал другим.

Темнота, сырость… ощущение ужасающей заброшенности, пространство давит со всех сторон, вызывая ужас и панику. Череп как будто ссыхается, сдавливая мозг. Тело казалось совсем чужим — вытянутое, лишенное конечностей, бледное, мягкое и бесконечно уязвимое. Происхождение подобных ощущений оставалось для меня загадкой, пока устройство не просигналило древнему закоулку мозга, и тот не выдал воспоминания о «фильтрации» и плавании вместо ходьбы. Впрочем, я не был одинок, да и темнота не была непроглядной, как казалось вначале. Мое тело занимало теплую душную лакуну внутри пространства, пронизанного лабиринтами черных туннелей и камер. Где-то рядом были другие бледные вытянутые существа. Я не видел их — похоже, они находились в соседних камерах — но ощущал их присутствие, впитывал густой химический поток их эмоций и мыслей. Как ни удивительно, я был одновременно каждым из этих созданий, а они были мной. Они повиновались моим командам так же, как мои собственные руки и ноги, они чувствовали то же, что и я.

Замкнутость пространства пугает и подавляет, но одновременно внушает уверенность. По ту сторону непреодолимо твердого барьера, за которым мы содержимся — разреженная пустота, о которой страшно даже думать. Эта пустота опаснее замкнутого пространства, и я точно знаю: это не та пустота, в которой нет ничего. Где-то в ней затаились молчаливые, бесконечно терпеливые враги.

И они приближаются.

Страх охватил меня с такой силой, что я заорал — и сорвал шлем. С минуту я плавал в каюте Вадима, еле переводя дух и пытался осознать, что такое мне довелось пережить. В течение бесконечно долгих секунд я не мог понять, чего боюсь больше — пустоты или замкнутого пространства. Меня качало от одного страха к другому — это походило на гаснущие удары зловещего колокола.