Что-то между нами (СИ) - Резник Юлия

Телефон звонит, заставляя меня вынырнуть из своих невеселых мыслей. Помяни черта.

– Привет, пап! С днем рождения.

– Привет. Спасибо, что не забыла.

– Ну, ты как скажешь! Почему я должна забыть? Я тебе даже подарок купила. На вечер все в силе?

Эмилия сказала, что просто пытается жить дальше. И я тоже пытаюсь. Поэтому на вечер все в силе, да… Заказан ресторан. Соберется куча народа. Все почти как всегда. За исключением того, что это будет мой первый за много лет день рождения без Тамары.

Прощаюсь с дочкой. В который раз за день просматриваю сообщения. Кто мне только ни пишет, кроме той, чье сообщение я действительно жду. Жду, порой совершенно не понимая, зачем в это все ввязался. Хотя кого я обманываю? Я прекрасно осознаю, что несвойственным мне терпением я как будто искупаю вину за то, что в свое время Эмилия тоже меня ждала. А я не торопился и… опоздал.

Иду сварить кофе, когда в двери проворачивается ключ. Замираю с колотящимся сердцем. Оборачиваюсь. На этот раз Эмилии не было дома две недели. На три дня больше, чем она обещала. Смотрю, как девчонка заходит. Привычные джинсы, теплая куртка с опушкой, рюкзак, в котором, насколько мне известно, нет ничего лишнего. Лишь самое необходимое, то, с чем можно в любой момент сорваться с места и уехать куда глаза глядят. С некоторых пор даже загранпаспорт.

– Привет!

– Привет, – широко распахивает глаза. – А ты чего дома?! Заболел, да? Опять поясница?

– Называется, почувствуй себя старым пердуном.

– Ай, что ты такое говоришь!

Эмилия отставляет рюкзак и, не разуваясь, бежит ко мне. Запрыгивает. Повисает, обвив длинными ногами талию, ведет носом по ежику на голове и как-то так… всхлипывает.

– Ты здесь.

– Здесь-здесь. Где же мне еще быть?

– Ну, мало ли! – шепчет. Потом спускается ногами на пол, отворачивается, суетливо снимает шапочку: – Может, ты уже нашел мне замену! Я ведь то тут, то там… А ты у нас парень видный. С днем рождения, кстати. Хотела сделать сюрприз, но ты все испортил.

И вроде в шутку, а вроде и нет… Про замены эти.

– У меня никого нет, кроме тебя.

В каком угодно смысле. У меня действительно никого нет. Очень… Очень давно. Эмилия отвлекается от своего рюкзачка, в котором что-то ищет. Улыбается.

– Кто-то был хорошим мальчиком? Значит, не зря я тебе привезла подарок. Пришлось сделать крюк и чуть задержаться, но оно, мне кажется, того стоило. Гляди, что у меня есть.

Мне в руки перекочёвывает древняя рамка с фотографией.

– Это ты. С бабушкой и дедом. Что, не узнал? А я сразу! Красивым ты был мальчуганом.

– Где ты это взяла? – потрясенно вскидываюсь. – Я тысячу лет этот портрет не видел…

– А! Это самое интересное. Случайно нашла деревню, откуда родом твоя родня. Домишки уже все сплошь заброшены. Но у них – знаешь какая традиция? Сносить все более-менее ценное из брошенных изб в одну. Там столько сокровищ! Тут еще альбом… Смотри! Я отреставрирую по возможности. Если, конечно, ты хочешь.

– Хочу, – сглатываю, – а ты как узнала, что это нашей семьи альбом?

– Ну, привет! Я же сказала, что сразу тебя узнала. Смотри какой! – Эмилия подбегает к барной стойке, открывает увесистый потертый временем альбом. А я не на фотографии смотрю, а на ее тонкие пальчики, которыми она моего изображения касается. – Красивый. Дочь совсем на тебя не похожа. Жалко…

Взгляд Эмилии стекленеет. Я, кажется, знаю, куда утекли ее мысли.

– Родишь мне когда-нибудь сына?

Вздрагивает. Вскакивает со стула. Несется к кофемашине.

– Тебе кофе сварить? Я всю дорогу мечтала, как выпью нормального кофе. На вокзале какую-то бурду продают. Ужас!

Каждый раз, когда она хочет избежать разговора, Эмилия начинает суетиться и чесать языком так, что не заткнешь… Я очень хорошо успел изучить эту девочку.

– Я бы хотел. Сына… Или дочку. Неважно. Не сразу. Сначала поженимся, ты подрастешь… – улыбаюсь. – А потом, чем черт не шутит? Вдруг и ребенка захочешь? Надеюсь, я к тому моменту буду еще на что-то способен. Наследственность у меня в этом плане хорошая. Тот же дед Семен, – киваю на альбом, – до самой смерти по бабам бегал.

Эмилия впивается в меня взглядом. Сглатывает. Что, маленькая? Не нравится? Я тоже могу зубы заговаривать, да... Сердце рвется. Хочется подойти к ней и пожалеть. Но это же, блин, Эмилия. С ней по-другому надо.

– Ты зачем так… – лижет дрожащие губы.

– Как?

– Мягко стелешь! – рявкает. – Чего тебе надо, Роб? Ну, вот чего, а? – скулит, ломаясь.

– А ты как думаешь, я зачем жду, когда ты набегаешься? Сижу, блядь, у двери как пес и жду…

– Не знаю!

– Предположи!

– Я боюсь! Боюсь, ты что, мать твою, не понимаешь?! Да я уезжаю, лишь бы только не возвращаться, каждый божий день не возвращаться, замирая от ужаса, что тебя нет! Что ты ушел…

– Куда ушел? К кому ушел, девочка?

– Н-не знаю. К кому-то… б-более достойному, н-наверное.

– Боже мой! Ты себя слышишь? – подлетаю к рыжей, обхватываю мокрые щеки, стирая большими пальцами слезы. – Ну, что за глупости ты несешь? Я же люблю тебя, дурочка. Ты что, вообще меня не слушаешь? Я же сказал – люблю.

– Один раз!

– Один?! А сама-то? Сама! Ты хоть раз мне… Хоть, блядь, намеком…

Мотает головой из стороны в сторону. И плачет… Захлебывается просто.

– Н-нет!

– А почему?! Ну, скажи, почему? Я тебе зачем? В качестве кошелька?

Эмилия что-то шепчет, но я уже так распалился, что ни черта не слышу!

– Не знала, что тебе это нужно… – наконец, доходит до меня. И все. Просто все…

– Очень нужно. – Сжимаю девчонку так, что кости трещат, губами по волосам вожу…

– А зачем тогда отпускал?! – всхлипывает эта дурочка.

– Затем, что ты не от меня, а от себя бежала.

Отводит недоверчиво глаза, хмурится, изо всех сил противясь желанию сдаться.

– Значит, ты правда меня любишь?

– Очень.

– Но так ведь не бывает, Роберт.

– Кому это решать?

– Не знаю…

– Нам! Ты хочешь быть со мной? Это может быть сложно. Я старше, у меня тяжелый характер, и…

– Хочу! – ревет и для пущей уверенности встряхивает волосами.

– … и я буду настаивать на том, чтобы ты родила. – Эмилия замирает. – Да, буду, – продавливаю я, понимая, что ей это будет гораздо нужнее, чем мне. Просто она пока этого не понимает. – Не сейчас, но через пару лет… Я очень пожалел, что не уберег ту твою беременность, Эмилия. Это целиком моя вина. Ты бы смогла однажды меня простить? Как думаешь?

Лицо Эмилии искажает болезненная гримаса. Она всхлипывает, комкая в руках мою футболку, кивает и утыкается мне в грудь, растапливая горячими слезами что-то потаенное, давно заиндевевшее внутри.

– Поплачь. Нужно это выпустить… – хриплю. – У тебя есть еще целый час на истерику.

– А п-потом ч-что?

– А потом будет вечеринка по случаю моего дня рождения, на которой я планирую представить тебя как свою женщину.

- С ума сошел?! У меня глаза красные, как у кролика. И нос распух!

Отмахиваюсь и, вспомнив, что забыл самое главное, иду в спальню:

– Все никак не было повода тебе отдать. – Надеваю на тонкий пальчик Эмилии колечко. – Ты какую свадьбу хочешь?

– Вообще не хочу свадьбы!

– Мы ведь уже решили, – невольно напрягаюсь я.

– В смысле – торжества. Давай распишемся, и все. Мне никто кроме тебя не нужен.

– Ладно. Из твоих уст это звучит почти как «я люблю тебя», – шучу беззлобно.

– Не обижайся. Я просто совсем не приучена к этим словам… Да и к любви не приучена.

– Я приучу, девочка. Обещаю. Веришь?

Кивает.

– Верю. И…

– М-м-м?

– И люблю.

Улыбаюсь и, чтобы хоть немножко выпустить пар, шучу:

– Эту фразу тоже нужно будет как следует отрепетировать. Давай-ка еще раз: я люблю тебя, Роберт.

– Может, я это лучше наглядно продемонстрирую?

С удовольствием наблюдаю за тем, как Эмилия, обретя под ногами опору, возвращается к себе прежней – немного дерзкой, немного пугливой, немного провокационной.