Онмёдзи - Баку Юмэмакура

Его дух — это тебе не просто так. Плюс — выдающийся резчик — монах душу вложив вырезал образ беса. Да к тому же вырезал беса раньше, чем самого локапалу, попирающего его. Как бы там ни было, мы уже скоро все узнаем. Мы ведь уже где-то близко к нужному перевалу.

Действительно, они уже шли по смешанному лесу, где росли самые разные породы деревьев. Трава склонялась отовсюду и шаровары Сэймея, и штаны Хиромасы намокли от росы.

Над головой шумела листва. А выше крон деревьев светила луна, подернутая тонкой волшебной дымкой.

— О! Вот оно? — Сэймей остановился. Хиромаса остановился рядом с Сэймеем и посмотрел вперед. В лившемся с небес призрачном свете подернутой дымкой луны стояло нечто белое.

— Идем! — и Сэймей беспечно двинулся вперед. Сглотнув слюну, Хиромаса решительно последовал за ним. Когда Сэймей подошел к нужному месту, там обнаружился сруб гигантского хиноки — кипариса, а рядом с ним стоял голый ребенок. Увидев Сэймея и Хиромасу, ребенок засмеялся, растягивая в стороны красные губы. Между губами виднелись зубы.

— Хочешь пройти? — звонко спросил ребенок.

— Ну, что же мне сделать… — сказал Сэймей спокойно.

— Ты хочешь пройти? Или не хочешь? — еще раз спросил ребенок.

— Ну… — протянул Сэймей.

— Так как же? — вдруг волосы у ребенка на голове поднялись дыбом, а глаза увеличились во много раз. И только губы по-прежнему оставались красными.

— А ты как сам думаешь? Ты хочешь нас пропустить? Или не хочешь пропускать?

— Что? — Вокруг рта у ребенка появились морщины, он стал выглядеть совсем взросло.

— Давай сделаем так, как ты скажешь.

— Нет! Я не собираюсь делать так, как я скажу!

— А, сделаем так, как ты скажешь?

— Не сделаем!

— Ты же говоришь, что сделаем?

— Нет! — рот ребенка с треском лопнул, и из пасти показался гигантский язык и клыки.

— Так-так, что это с тобой?

— Ты что, пришел сюда надо мной издеваться?! — ребенок уже не выглядел ребенком. Хотя он по прежнему был маленький, но выглядел как демон, и когда он говорил, изо рта его вырывалось синее пламя. Бес отошел от огромного пня и попытался напасть на Сэймея.

— Сэймей! — Хиромаса отбросил горящий факел и выхватил меч из ножен на поясе. И тут! Сэймей протянул в сторону беса, собирающегося напасть на него, указательный и средний пальцы правой руки и, рассекая пальцами пространство, произнес-пропел заклинание:

— ОН ТЭ ХА ХА ЯКУСЯ БАНДА ХА ХА ХА СОВАКА… Приказываю тебе отправляться на небо Якуся. Подчинись! Подчинись! Ха, ха, ха! Глупый бес.

И тут бес замер.

— Что? Что это? Что ты?

— Это сутра «Косин». — Сэймей еще не договорил, а тело беса задергалось, сложилось и покатилось по траве.

Хиромаса подошел к нему с мечем в вытянутой руке и обнаружил на траве деревянную скульптуру беса. Его тело выгибалось так, словно на него кто-то наступал ногой.

— Мда, по сути этот бес происходит от этого самого пня. И если бы он от этого пня не оторвался, я бы ничего с ним не смог сделать…

— Короче, это та статуя беса — фрагмент Комокутэна, которого вырезал Гэнкаку?

— Так оно и есть.

— А твое заклятие?

— Истинное слово Ямато.

— Истинное слово Ямато?

— Все заклятия в основном созданы в Индии. Но это создано в стране Ямато. А монахи секты Сингон, когда вырезают четырех Небесных королей, поют китайские сутры.

— Так вот в чем дело.

— Да, дело в этом. — Сказав так, Сэймей вдруг перевел глаза на пень, хмыкнул, подошел и прикоснулся к древесной коре на краю пня.

— Что случилось?

— Хиромаса! А ведь оно здесь еще живое!

— Живое?

— Угу. Другие части уже полностью сгнили и мертвы, а вот эта часть, только она, она еще жива. Слабенько, едва-едва жива. Похоже, здесь очень сильные корни. — и Сэймей снова приложил руку к этому месту. С его губ эхом прозвучало короткое заклятие.

Долго, так долго, что закутанная в дымку луна заметно переместилась по небу, Сэймей держал руку на пне и напевал заклинания — сю. Наконец заклинание оборвалось. Сэймей медленно отнял руку от пня. И Хиромаса не сдержал возгласа: там, на кромке пня, в том месте, где Сэймей касался рукой, к небу поднял голову крошечный, едва заметный глазу зеленый росток.

— Когда-нибудь, через тысячу лет, на этом самом месте снова будет огромное дерево хиноки, — прошептал Сэймей и поднял глаза к небу. Скрывавшая луну дымка в этот момент разорвалась, и на Сэймея пролился с неба чистый синий лунный свет.

Рассказ 2

Скромный монах

1

Задумчивый Хиромаса пришел в дом Абэ-но Сэймея осенним вечером.

Он всегда ходит в дом Сэймея один.

Хиромаса — сын Его высочества принца Хёбукё-но мико, первого сына императора Дайго, а значит, является придворным третьего ранга. В его жилах течет безупречная кровь, и уж конечно он вовсе не такого положения человек, чтобы в такое время суток выходить из дома пешком, не на повозке, и без слуг, однако Хиромаса иногда совершает невероятные поступки.

Вот и когда была похищена императорская бива по имени Гэндзё, он ходил глубокой ночью к воротам Расёмон, взяв с собой лишь одного пажа.

В нашей повести Хиромаса — воин безупречного происхождения.

Итак.

Хиромаса как обычно прошел в ворота дома Сэймея, и с его губ сорвался тихий вздох.

Тут было осеннее поле.

Желтые венчики патринии, астры, гвоздика, клематис — эти травы и множество других, чьи названия Хиромаса не знал, заполонили весь сад. Тут колышется на ветру стебли ковыля, глядишь, а там — поляна диких хризантем и цветы гвоздики цветут, смешиваясь друг с другом — и так везде. Рядом с китайской изгородью сгибает ветви под тяжестью мелких красных цветов куст леспедеции. Кажется, что за садом никто не ухаживает. Все выглядит так, словно травам позволено расти по всему саду, где они захотят. Все это словно…

— Лесная поляна! — по лицу Хиромасы было видно, что ему хочется так сказать.

И все же, Хиромаса не испытывал отвращения к этому саду Сэймея, в котором свободно цветут полевые цветы. Ему даже немного нравилось. Наверное, потому, что цветы не просто цвели сами по себе, где вырастут, а за всем этим крылась воля Сэймея.

Сад выглядел не просто лесной поляной, в нем был какой-то необычайный порядок. Что именно и как — словами выразить сложно, но эта странная упорядоченность превращала сад в приятную глазу картину.

Вот какое было первое впечатление: не было цветов, которых росло больше других. И при этом, не