Аметистовый венец - Мэгги Дэвис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Констанс в окружении своих рыцарей привлекала к себе внимание. Покидая зал, придворные проходили мимо них, проявляя нескрываемое любопытство. Рождественский шут все еще висел на кресте, насмехаясь над своими воющими разочарованными преследователями.
Констанс плотно завернулась в плащ. Рыночную площадь продувал насквозь холодный ветер, предвечернее солнце все еще пряталось за серыми тучами. Карсфу и гонец из Морле продолжали ждать ее решения.
Она не может покинуть Винчестер, пока не побывает на третьем праздничном вечере, в то же время она должна предпринять все возможное, чтобы отыскать Эверарда.
Отныне нет никакой необходимости держать половину ее эскорта в замке Морле, она отправится туда сама и займется поисками. Но сначала надо заехать домой в Баксборо, повидать детей, хоть немного отдохнуть.
– Мы выедем сразу же после королевского приема.
Она подошла к своей кобыле, чтобы сесть на нее. Карсфу передал поводья Фицгамелину, который, подставив ладони, помог ей подняться в седло. Наклонившись, Констанс спросила:
– Кто теперь командует рыцарями в Морле?
– Констебль. Сэр Белинус – его помощник, миледи.
– Хорошо. И я пошлю еще…
Она умолкла на полуслове. Сообщение о том, что ей предстоит еще присягнуть императрице, и неожиданное появление Роберта Фицджилберта настолько ее взбудоражили, что она забыла о своем обещании попросить короля назначить Жюльена шерифом Рэксхема. В этот день все шло не так, как нужно.
– Отошлите гонца обратно, – велела она Карсфу. – И пусть он передаст рыцарям, что я посылаю в Морле своего брата Жюльена Несклифа, чтобы он возглавил поиски пропавшего Эверарда.
Роберт Фицджилберт, улыбаясь, тронул своего коня и поехал рядом с ней.
– Думаю, многие мужчины могли бы позавидовать вашему умению отдавать приказы, прелестная леди. Я тоже готов подчиняться вам, как самый верный рыцарь, только прикажите.
Она принужденно улыбнулась.
– Ну что ж, – сказала она красивому племяннику Клеров, – у вас есть возможность проводить меня до самого дома.
Лошади отъехали от ступеней. На рыночной площади рождественский шут одержал верх над своими преследователями. Они покидали площадь, выкрикивая последние оскорбления и издевательства.
Констанс беглым взглядом окинула эту сцену. Она слышала, что когда-то в былые времена святочного шута принесли в жертву языческим богам. «Если память мне не изменяет, – подумала она, – его сожгли».
Она еще раз оглянулась. Шут был все еще на площади, высокая стройная фигура в одежде из ярких лоскутов, в колпаке с колокольчиком, с нелепым жезлом в руке. Его лицо в уродливой шутовской маске было повернуто в ее сторону, казалось, он наблюдает за ней.
Обуреваемая смутным беспокойством, Констанс отвернулась. Что-то в этом человеке показалось ей знакомым. Через несколько мгновений она вновь оглянулась, но его уже не было.
Рыцарю Иво дали свежую лошадь и с посланием Констанс отправили обратно в Морле. Ее все еще сильно тревожила тайна исчезновения Эверарда. Не мог же предводитель ее рыцарей поехать в соседнюю деревню и там бесследно раствориться? Да, врагов у него хоть отбавляй, но вряд ли среди них найдутся такие отчаянные, которые посмеют бросить вызов самой Констанс, напав на одного из ее рыцарей, да еще в ее владениях. Что до жителей селения, то по отношению к ней они всегда проявляли полную лояльность. В ее поместьях никогда не бывало бунтов и беспорядков, которые так часто случались на землях графа Честера.
Констанс была уверена, что Эверард без предупреждения никогда не покинет службу у нее. Да и куда бы он мог податься? И на севере, и на западе его знали как ее человека. Люди уважали его. Боялись его. Знали его как ее верного защитника. Ее рыцари, которыми сейчас командовал Карсфу, вели себя с подобающей почтительностью, но она чувствовала, что необъяснимое исчезновение Эверарда посеяло и в них беспокойство. Сержант, во всяком случае, не скрывал своей тревоги.
Всю эту ночь Констанс пролежала без сна. У нее сильно болел живот. Обильная тяжелая пища, которую ей приходилось есть каждый вечер, пока длились праздники, могла бы испортить самое хорошее пищеварение. И хотя она находилась в своем уютном особняке на Хай-стрит, ее все равно тянуло домой, где все было так знакомо и привычно.
Легла она поздно и до утра пролежала во тьме, прислушиваясь, как по улицам бродят шумные толпы, и думая о своих маленьких дочерях. Причин для забот и беспокойства у нее было предостаточно. Зима – время болезней, время простуд, легочных заболеваний и оспы, и Констанс беспокоилась о том, обеспечен ли ее девочкам надлежащий присмотр.
Она приподнялась, взбила подушки и улеглась вновь. Ничего удивительного, что ей не спится. С тех пор, как она в Винчестере, если ей все же удается заснуть, то снятся странные тревожные сны. Однажды ей, например, приснилась маленькая валлийская колдунья, которую держали в фургоне-клетке вместе с безумным жонглером Сенредом.
Живот все еще продолжал болеть. В комнате стояла кромешная тьма. Служанки предпочитали спать на кухне или в коридоре внизу, и она была одна.
Констанс встала, сходила на горшок, но это не принесло ей никакого облегчения. В спальне было холодно, пол, хотя и прикрытый овчинами, леденил ноги. И куда, вот загадка, мог запропаститься Эверард? Она готова была выть от досады.
Когда наконец ее сморил сон, ей приснился Сенред: одетый в пестрый шутовской костюм, он прыгал и скакал по замороженным улицам Лондона, всячески над ней издеваясь, обзывая ее грязными словами.
Прием в честь второго дня рождественских праздников устраивал граф Харфорд. В собственном его дворце на Хай-стрит выступали борцы, фигляры, плясуны и певцы, а затем и целая труппа канатоходцев-сарацин, которых вывезли из Святой земли: их искусство пользовалось здесь большой популярностью.
Граф, слегка покачиваясь от выпитого за целый день вина, подошел к Констанс.
– Как вам нравятся мои язычники? Этим сарацинам мне пришлось выложить кругленькую сумму, дорогая. Я привез их из Лондона.
Он оглядел зал, где собралось больше ста нормандских аристократов, и наконец остановил свой взгляд на короле, который сидел рядом с Роджером, епископом Солсберийским.
– Жаль беднягу, которому придется развлекать короля в последние дни праздников. К этому времени все певцы и трубадуры отпоют и отпляшут свое, а где будет взять новых?
Она с трудом изобразила улыбку. Ее желудок бунтовал при виде целого зажаренного быка, внесенного пошатывающимися под его тяжестью слугами, блюда с олениной, тушками голубей, кроликами и дичью, обложенными вареными овощами. Что и говорить, еды было просто невероятное количество.