Королева бриллиантов - Элен Баррингтон

   — Что вы! — сердито возразил де Бретейль. — Он же сам говорил Бёмеру, что виделся с королевой. Если только вы на самом деле не думаете...

Неприязненный взгляд де Ферзена заставил его замолчать.

   — Если вы тщательно проанализируете факты, то поймёте, что эта часть истории — сплошная выдумка.

Де Бретейль резко перебил его:

   — Почему бы и нет? Если он хотел обвести вокруг пальца Бёмера и завладеть бриллиантами?

   — Потому что отсутствует мотив. Бриллианты не могли соблазнить кардинала. Вы только вдумайтесь: он ведь — де Роган. Он швыряет деньги налево и направо! Нет, нет! Об этом не стоит и говорить. Его обманули, подвели. Но я скажу больше. Даже если это не так и он во всём виновен, то он всё же кардинал, и его нельзя трогать. Его нужно защитить.

   — Чтобы защитить королеву? — громко рассмеялся де Бретейль. — Боже мой, вы, наверное, полагаете, что сама королева приняла участие в заговоре, если...

Де Ферзен сделал шаг вперёд.

   — Позвольте мне закончить. Сейчас, когда о королеве все поголовно весьма невысокого мнения, когда все питают к ней только ненависть, де Роган легко может угодить в герои. Все будут говорить, что он стал её жертвой, и тем самым вы погубите её, а он выйдет сухим из воды. Он ведь тесно связан с самыми могущественными аристократическими семьями во Франции — Конде и прочими. Неужели они будут сидеть сложа руки? Они все выступят сообща, заодно. К тому же он — князь Церкви. А Церковь? Разве она с этим смирится? Де Роган очень популярен в народе. Могу поклясться, королевская гордость и сознание своей невиновности заставят Марию-Антуанетту решительно преследовать этого глупца, но если вам дорога монархия, то просто необходимо спасти её от самой себя.

Граф сейчас думал только о ней, о ней одной, больше ни о ком. Что для него монархия, если она не связана с ней? Но он взывал к совести де Бретейля — нотабля[9] Франции, который должен прежде всего считаться с интересами короны.

Министр жестом дал понять собеседнику, он не согласен.

   — Вы хотите, чтобы народ увидел, что королева не смеет обвинять кардинала?! Смею предположить, что вы такой же безумец, как Бёмер.

   — В последний раз я взываю к вам, — произнёс де Ферзен. — Повторяю — если вам дороги король и королева, опомнитесь, ибо вы обоих толкаете к гибели. Пригласите к себе де Рогана. Пусть предоставит свои объяснения. Ступайте к королю, поговорите с ним. Только не вынуждайте его на отчаянный шаг. Никаких разговоров о Бастилии! Потребуйте задержать Ламотт с сообщниками. Могу сказать вам прямо, вот здесь, стоя перед вами, — даже их следовало бы сейчас оставить в покое, настолько деликатно в настоящее время положение королевы. Неужели я вас не убедил? Вы не должны допустить огласки. Никогда!

Де Бретейль прицепил к поясу шпагу и посмотрел прямо в лицо де Ферзена.

   — Мы с вами зря теряем драгоценное время. Ваш совет — это не что иное, как трусость. Кто способен замять такой громкий скандал? Королева должна открыто добиться победы.

— Она может отнестись ко всему этому как отважная женщина, но в результате победы не будет, Де Ферзен знал, как де Бретейль ненавидел кардинала. Да и всё это знали. Нет, больше ему ничего не добиться.

   — В последний раз вас спрашиваю — собираетесь ли вы подождать и обсудить всё прежде с де Вершённом? Он — один из самых мудрых и здравомыслящих людей во дворце, и его советы могут пригодиться. Подождите немного, умоляю вас!

   — В последний раз говорю вам — нет!

Де Ферзен отошёл в сторону. Де Бретейль вышел, громко хлопнув дверью. Граф оказался в кабинете один. Он стоял, опираясь на шпагу, глубоко погрузившись в свои мысли. Время шло, а он всё стоял, не зная, что же ему делать. Наконец де Ферзен очнулся.

Он вышел из кабинета, пошёл по пустым коридорам, в которых эхом отдавались звуки его шагов. Вдруг он увидал фрейлину, лицо которой ему было знакомо.

   — Скажите, принцесса вернулась?

   — Да, месье. Её высочество вернулась сегодня утром.

   — Не могли бы вы оказать мне любезность и передать её высочеству мою маленькую просьбу? Не может ли она уделить мне немного времени как можно скорее.

Через несколько минут он стоял перед принцессой...

Через час де Ламбаль отправила королеве записку. В ней она умоляла о встрече. Ответа принцесса не получила. Её величество закрылась в своих покоях с королём и министром двора. Спустя четыре часа она предприняла ещё одну попытку. Её величество сообщила, что плохо себя чувствует, но готова её принять.

Никогда в своей жизни де Ламбаль не могла стереть из памяти эту сцену. Королева, смертельно бледная, с красными, распухшими от слёз глазами расхаживала по комнате так быстро, что её белое платье просто летало перед глазами принцессы. Она даже не замечала её, стоявшую у двери. Наконец принцесса, набравшись мужества, встала у королевы на пути. Та резко остановилась, поднесла в смущении руки ко лбу.

   — Тереза! С того времени, как ты уехала, весь мир, кажется, перевернулся, и я тоже перевернулась с ног на голову!

Мягко взяв за руку, принцесса подвела королеву к столу, усадила её, а сама опустилась на колени, заглядывая ей в лицо. Мария-Антуанетта закрыла уставшие глаза.

   — Тебе известен этот ужас?

   — Да, я всё знаю.

   — В таком случае хочу сообщить тебе, что на сей раз король стал действовать решительно и энергично. Я буду отмщена перед лицом Франции, перед лицом всего мира. Через несколько дней злодей будет сидеть в Бастилии.

   — Кто?

   — Де Роган, разумеется. Кто же ещё?

Терезе де Ламбаль пришлось собрать всё мужество, чтобы говорить так, как было условлено с де Ферзеном. После этого она сама удивлялась своей смелости. Принцесса даже не помнила тех аргументов, которые приводила против намерения королевы, потому что у неё в голове царил полный сумбур. Она умоляла Марию-Антуанетту отправить кардинала в ссылку после того, как он переживёт свой позор.

   — Я ненавижу этого человека так же сильно, как и ваше величество, — убеждала Тереза королеву. — Но в нём есть искра доброты, а аристократическая кровь семейства де Роганов не позволит ему общаться с разными подонками и отбросами общества, к чему вы сейчас его принуждаете.

Но королеву не переубедили ни веские доводы, ни пылкие слова.

   — Он сам выбрал своих друзей, — высокомерно перебила она принцессу.

   — Да, это правда, но его самым чудовищным образом обманули и одурачили. Такого человека следует простить, тем более если всё это дело связано с политикой. Так простите же его великодушно. Отберите у него нити закулисных интриг. Скажите ему, что в его интересах быть откровенным с вами. Не отталкивайте Церковь и аристократию. Народ уже...

Ламбаль осеклась.

Королева спросила с горечью:

   — Ну, чего же ты испугалась? Почему не высказываешься до конца? Ладно, сделаю это за тебя. Народ уже превратился в моего главного врага. Ну что же мне делать? Придётся вести борьбу в одиночку. В одиночку я и умру, если возникнет такая необходимость. Больше не желаю ничего слышать, ни слова. Какой позор даже выслушивать подобные советы, а давать их во всеуслышание — это просто преступление.

Но даже такие резкие слова не отвратили от королевы верное сердце принцессы. Те, кто любил королеву, любили её искренне, им приходилось многое терпеть от неё, но они всё выносили стойко, без жалоб.

Ещё раз фрейлина в полном отчаянии повторила свою просьбу.

   — Чего ты добиваешься? Дать возможность и другим сбежать? Стать их сообщницей? Может, ты хочешь заставить меня заплатить Бёмеру за бриллиантовое ожерелье? И кто это говорит? Ты! Я всегда считала тебя отважной женщиной с чистой совестью. Но теперь вижу, что ошибалась. Ты такая же предательница и обманщица, как и другие, — возмутилась Мария-Антуанетта.

Принцесса снесла и это оскорбление. Она продолжала умолять королеву, приводить новые аргументы в свою пользу, ибо знала о страшной опасности, которая грозила всем.

   — Эта чудовищная ложь заставит их наконец понять, что все обвинения, выдвигаемые и прежде против меня, были клеветой, злобной выдумкой. Ах, Тереза, может, всё это станет благословением? Сколько мне пришлось вынести мучений, и вот это последнее испытание может положить им всем конец. Франция увидит моих врагов. Они все выползут из тёмных углов на свет Божий. Ах, может, мне следует за это благодарить Бога? Пока не за что, но я обязательно вознесу ему благодарность.

Слышать эти слова для Терезы было настоящей пыткой; ей казалось, что она вот-вот лишится чувств. Принцесса знала, что привело королеву к такому решению, знала, пыталась бороться, но все её усилия оказались напрасными.

Она поняла, что битва проиграна.