Апелляция - Джон Гришэм

— Достаточно, сэр. Праздник окончен.

— Идите к черту! — воскликнул Клит, выдергивая руку. Остальные стражи порядка бросились вперед, расталкивая добровольцев, многие из которых начали кричать на них.

— Пошли, дружище, — настаивал полицейский.

— Исчезните! — рявкнул он и завопил, обращаясь к камерам: — Посмотрите на это! Лояльны к преступникам, зато свободу слова послали к чертям!

— Вы арестованы.

— Арестован?! Вы арестовываете меня, потому что я выступаю с речью! — С этими словами он спокойно и добровольно сложил руки за спиной.

— У вас нет разрешения, сэр, — сказал один из полицейских, пока двое других надевали на Клита наручники.

— Посмотрите на этих охранников Верховного суда! Их прислали с четвертого этажа те самые люди, против которых я баллотируюсь.

— Пойдемте, сэр.

Сходя с трибуны, Клит продолжал кричать:

— В тюрьме я долго не просижу, а когда выйду, то расскажу всем правду об этих либеральных ублюдках! Можете на это рассчитывать!

Шейла наблюдала за спектаклем с безопасного расстояния — из окна своего кабинета. Другой секретарь, стоящий рядом с репортерами, передавал новости по мобильному телефону.

Этот сумасшедший внизу выбрал ее.

Пол оставался у окна, пока не убрали стенд и не рассосалась толпа, а потом бросился вверх по ступенькам к кабинету Шейлы. Она стояла у стола с другим клерком и судьей Макэлвайном. Воздух казался тяжелым, и в целом атмосфера была мрачная. Они посмотрели на Пола так, будто он мог принести хорошие новости.

— Этот парень сумасшедший, — сказал он.

Все закивали в знак согласия.

— И непохоже, чтобы он был пешкой в руках богатых бизнесменов, — сказал Макэлвайн.

— Я никогда о нем не слышала, — негромко произнесла Шейла. Похоже, она была в шоке. — Судя по всему, год, который казался легким, станет весьма сложным.

Идея о том, чтобы начать кампанию с нуля, представлялась просто невообразимой.

— Во сколько обошлись ваши выборы? — спросил Пол. Он пришел работать в суд два года назад, как раз когда судья Макэлвайн попал под удар.

— Миллион четыреста тысяч.

Шейла что-то проворчала и засмеялась:

— На моем счету на кампанию лежат шесть тысяч долларов. И лежат они там уже лет сто.

— Но у меня был серьезный соперник, — добавил Макэлвайн. — А этот парень чокнутый.

— За чокнутых любят голосовать.

Двадцать минут спустя Тони Закари уже смотрел это шоу, запершись у себя в кабинете в четырех кварталах от места происшествия. Марлин снял все на видео и с удовольствием наблюдал за действом еще раз.

— Мы создали чудовище, — сказал Тони со смехом.

— Он хорош.

— Может, даже слишком хорош.

— Вы еще кого-то хотите включить в эти гонки?

— О нет, я думаю, на данный момент бюллетень закрыт. Отличная работа.

Марлин ушел, и Тони решил «порадовать» новостью Рона Фиска. Неудивительно, что занятой юрист ответил с первого раза.

— Боюсь, это правда, — серьезно заявил Тони и рассказал о выступлении и аресте.

— Парень, должно быть, сумасшедший, — сказал Рон.

— Определенно. Но мне почему-то кажется, что все не так плохо. На самом деле это даже может обернуться нам на пользу. Выходки этого клоуна будут активно освещаться в СМИ, а он, похоже, не прочь метнуть секиру в Маккарти.

— Почему же у меня комок в горле?

— Политика — грубая игра, Рон, это тебе еще предстоит усвоить. Я не волнуюсь, по крайней мере сейчас. Мы будем действовать дальше по нашему плану, ничего не меняется.

— Мне кажется, толпа сторонников помогает только кандидатам на переизбрание, — заметил Рон. И он был прав, если уж говорить о большинстве.

— Необязательно. Но у нас нет причин для паники. К тому же мы не можем помешать остальным, которые хотят присоединиться к гонкам. Сосредоточься на своих задачах. Давай подождем до завтра, а там и поговорим.

Глава 18

Дерзкое выступление Клита Коули пришлось как нельзя более кстати. Во всем штате не было истории интереснее, чем эта. Пресса подхватила объявление Коули и носилась с ним, как курица с яйцом. И разве можно было их в этом обвинять? Нечасто удается показать публике яркий репортаж о том, как юриста заковывают в наручники и утаскивают прочь, в то время как он вопит: «Либеральные ублюдки!» Да еще такого горластого и внушительного юриста? Его запоминающийся стенд с лицами погибших производил огромное впечатление. Его добровольцы, особенно родственники жертв, с огромным удовольствием болтали с репортерами и рассказывали свои истории. Наглость, с которой он решился провести акцию протеста прямо под носом у Верховного суда, вызывала улыбку и даже восхищение.

Клита немедленно отправили в город в центральное отделение, где его зарегистрировали, сняли отпечатки пальцев и сфотографировали. Он вполне благоразумно предположил, что его фотопортрет из личного дела быстро попадет в печать, поэтому пару минут подумал о том, что хочет показать своим видом. Злобная гримаса может утвердить публику в подозрении о том, что этот парень немного не в себе. Глупая улыбка приведет к вопросам о его искренности: кто улыбается сразу же после ареста? Он решил принять самое простое выражение лица с немного удивленным взглядом, словно хотел сказать: «И чего это они ко мне прицепились?»

Правила требовали, чтобы каждый заключенный разделся, помылся и переоделся в оранжевую униформу, и все это обычно происходило до фотографирования. Но Клит намеревался обойтись без этого. Обвинения ограничивались простым нарушением закона с максимальным штрафом 250 долларов. Выйти под залог стоило вдвое дороже, и Клит с карманами, набитыми стодолларовыми банкнотами, продемонстрировал достаточно денег, чтобы дать властям знать: он собирается выйти из тюрьмы, а не наоборот. Поэтому они пропустили этап душа и униформы, и Клита сфотографировали в великолепном коричневом костюме, накрахмаленной белой рубашке и безукоризненно завязанном шелковом галстуке с орнаментом пейсли. Его длинные седеющие волосы были причесаны волосок к волоску.

Процесс занял меньше часа, и когда Клит вновь появился на публике уже свободным человеком, то с радостью обнаружил, что большинство репортеров последовали за ним. Стоя на тротуаре одной из улиц города, он отвечал на их вопросы до тех пор, пока они наконец не устали.

В вечерних новостях говорили по большей части о нем и драматических событиях сегодняшнего дня. В ночных новостях он совершил триумфальное возвращение. Он смотрел все это на широкоформатном телевизоре в баре байкеров на юге Джексона, где засел на всю ночь и покупал напитки каждому, кто смог пройти в дверь. Его счет составил более чем 1400 долларов. Это, разумеется, будет списано на расходы кампании.

Байкерам он понравился, и они пообещали приехать на выборы всей толпой, чтобы помочь ему выиграть. Разумеется, ни один из них не являлся зарегистрированным избирателем. Когда бар закрылся, Клита увезли в ярко-красном «кадиллаке-эскалейде», только что арендованном за счет кампании за тысячу долларов в месяц. За рулем сидел один из его телохранителей, белый молодой человек, чуть более трезвый, чем его босс. Они добрались до мотеля без дальнейших арестов.

В офисе «Судебных юристов Миссисипи» на Стейт-стрит Барбара Меллингер, генеральный директор и главный лоббист, встретилась за утренним кофе со своим ассистентом Скипом Санчесом. За первой чашкой они размышляли над утренними газетами. У них было по экземпляру четырех ежедневных газет южного округа — из Билокси, Хаттисберга, Лореля и Натчеза, — и лицо мистера Коули красовалось на всех четырех. В газете Джексона тоже только об этом и писали. «Таймс-пикаюн» из Нового Орлеана, которую читали на побережье, опубликовала статью агентства Ассошиэйтед Пресс с фотографией (в наручниках) на четвертой странице.

— Быть может, нам стоит посоветовать всем кандидатам попадать под арест, когда они выступают, — сухо сказала Барбара, причем в ее словах не было и доли шутки. Она не улыбнулась ни разу за последние двадцать четыре часа. Она осушила первую чашку и взялась за вторую.

— Кто такой, черт возьми, этот Клит Коули? — спросил Санчес, разглядывая разные фотографии мужчины. В газетах Джексона и Билокси разместили его тюремные фотографии, на них он выглядел как человек, который сначала готов ударить, а только потом задать вопрос.

— Я вчера вечером позвонила Уолтеру в Натчез, — сказала она. — Он говорит, Коули крутится там уже давно, постоянно занимается какими-то темными делишками, но всегда достаточно осторожно для того, чтобы его поймать. Уолтер полагает, что когда-то он занимался нефтью и газом. И была какая-то неприятная сделка с займами малому бизнесу. Теперь он воображает себя хорошим игроком. И никогда ближе чем на шесть кварталов к зданию суда не подходил. Он неизвестная личность.