Завтра - Гийом Мюссо

Тут «полицейская» ловко направила разговор в нужное ей русло.

— И вот, наконец, вы обе оказались в одном городе. Единство времени и места.

— Не совсем. Я-то приехала по вызову Института мозга человека позже, три с половиной года назад.

— Не сомневаюсь, по приезде вы сразу же захотели увидеться с лучшей подругой…

Джойс замялась, умолкла, подбирая слова.

— Да, я ей позвонила, и мы встретились в кафе. Ее дочке тогда было месяцев шесть. Кейт сказала, что счастлива, наслаждается спокойной семейной жизнью, всем сердцем любит мужа, профессора философии в Гарварде.

— Вы ей поверили?

— С чего бы ей лгать?

— Вы не спросили про Ника Фитча?

— Нет, конечно! Это было бы неуместно. Она не так давно вышла замуж, родила дочь. К чему ворошить прошлое?

— И часто вы виделись с ней с тех пор?

— Пыталась много раз с ней связаться, но она не отвечала на мои послания, не подходила к телефону. В конце концов я отступилась.

Джойс тяжело вздохнула, повисло тягостное молчание. Эмма обернулась к окну, прищурилась и разглядела внизу в темноте черную мрачную реку.

— Спасибо за вашу помощь, профессор. Простите, что отняла у вас столько времени, — «полицейская» встала и откланялась.

Ученая дама тоже поднялась:

— Пойдемте, лейтенант, я провожу вас.

Они вместе прошли по коридору, вместе спустились на лифте. Нажимая кнопку первого этажа, Джойс встревоженно повторила прежний вопрос:

— В чем все-таки обвиняют Кейт? Ведь никакой она не свидетель… Неужели я не вправе узнать?

— Увы, я действительно не могу ничего рассказать вам. И, пожалуйста, не говорите никому о нашем разговоре.

— Хорошо, если вы настаиваете. Надеюсь, вскоре все разъяснится, и Кейт оправдают. Поймите, она слишком умный, твердый и последовательный человек, чтобы оступиться. Об одной ее особенности вы должны знать: за что бы она ни взялась, обязательно доведет начатое до конца. Лишь одно может погубить ее, у Кейт всего одна слабость…

— Любовь к Нику Фитчу?

— Именно. Кейт сама говорила, что он пробудил в ней русские корни, широкую страстную натуру, так что ради него она готова на все, даже на преступление. Поверьте, она не шутила.

Когда они вышли в холл, Джойс протянула «лейтенанту» свою визитную карточку.

— Если вам понадобятся еще какие-то сведения, не стесняйтесь, звоните.

— Благодарю вас. И последний вопрос: способна ли Кейт жестоко отомстить Нику Фитчу за все обиды?

В ответ профессор только руками развела. Они еще долго, не менее получаса, стояли у молочно-белой стены. Джойс говорила, а Эмма слушала.

Все, стеклянные двери за ней закрылись, темнота обступила со всех сторон. Как поздно! Вьюга улеглась, зато мороз усилился. Будто она не в Кембридже, а на Северном полюсе.

И ни одного такси, хоть плачь. Пришлось добираться до Бостона на метро.

Войдя в номер, она увидела, что Ромуальд спит, сидя перед компьютером и положив буйную голову на стол.

С любопытством заглянула в экран и ахнула: мальчишка заделался охранником больницы, все камеры слежения теперь к его услугам! Ничего себе, потрудился!

Эмма на цыпочках вышла в коридор, вернулась в уютный бар. Ночью здесь почти никого не было.

Заказала еще «Кайпироску», потом выпила коктейль «Опухоль мозга». Джойс Уилкинсон в холле на прощание рассказала ей много интересного, предстояло это обдумать.

Она рассказала о первой встрече Кейт и Ника Фитча.

19

Бессмертная перуанская

Слова любви подобны стрелам. Охотник выпустил в оленя стрелу и попал. Тот еще бежит и не знает, что смертельно ранен.

Девятнадцать лет назад

Февраль, 1991

Кейт — шестнадцать лет, Нику — двадцать три

Закусочная на автозаправке в Орегоне.

За окном валит густой снег. Зал почти пуст, единственный посетитель доедает яичницу по-бенедиктински — поджаренный хлеб с яйцами пашот под голландским соусом — и доигрывает партию на электронной шахматной доске. За стойкой совсем юная официантка слушает на CD-плеере знаменитый альбом Курта Кобейна «Nevermind». Она слегка раскачивается в такт песням, но все ее внимание поглощено учебником биологии.

— Мадемуазель! Еще чашку кофе, пожалуйста.

Кейт оторвалась от чтения, вынула горячий кофейник из кофеварочной машины и направилась к столику. Налила кофе, не глядя на посетителя. Куда больше ее заинтересовала шахматная партия. Она дала себе слово ни в коем случае не знакомиться с мужчинами, вообще держаться от них подальше, но теперь ее так и подмывало дать ему совет. Догадавшись, какой ход он собирается сделать, она не удержалась: вернулась к столику и властно произнесла:

— Оставьте в покое ладью, забудьте о рокировке.[32]

— Что, простите? — вот уж чего Ник не ожидал здесь услышать.

Звук приятного бархатного густого голоса заставил ее впервые взглянуть в лицо незнакомцу. Оно оказалось красивым, мягким, приветливым. Посетитель был одет во все черное, только вьющиеся густые волосы отливали золотом.

— При такой комбинации рокировка — не лучший выход, — уверенно продолжала она. — Конь на е7 — оптимальный вариант.

— С какой стати?

— Ведь это десятый ход, верно?

Ник окинул взглядом шахматную доску.

— Вы угадали.

— Значит, ваш виртуальный противник разыгрывает аналог знаменитой партии «Бессмертная перуанская».

— Никогда о такой не слыхал.

— А зря, о ней все шахматисты знают, — сказала она с явным чувством превосходства.

Дерзость официантки из жалкой забегаловки его забавляла.

— Что ж, тогда просветите меня, невежду.

— В 1934 году в Будапеште знаменитый перуанский шахматист Эстебан Каналь, международный гроссмейстер, блестяще обыграл безвестного любителя. Он поставил противнику мат в четырнадцать ходов. Красивейший гамбит: жертва ферзем и двумя ладьями.

Гость указал на стул рядом с собой.

— Садитесь и объясните мне все по порядку.

Она недоверчиво глянула на него, но все-таки села и принялась стремительно перемещать на доске фигуры, попутно комментируя ходы с той же бешеной скоростью:

— Сделаете рокировку, противник произведет размен пешками на b4, а вы возьмете ферзем его ладью на a1, так? Его король перейдет на d2, и у вас не останется выбора: ваш ферзь возьмет и другую его ладью на h1. Его ферзь возьмет пешку на c6, вы поневоле возьмете ферзя, его слон двинется на a6, вам мат, партия проиграна.

Ника ошеломил ее натиск. Кейт поднялась с торжествующим видом и завершила урок шахматного мастерства последним эффектным выпадом:

— Вам поставят мат Бодена,[33] вот!

Задетый за живое, он вернул фигуры на прежние позиции и принялся заново обдумывать партию.

— Нет, позвольте-ка! С чего это вдруг мне брать ферзем ладью?

Она презрительно хмыкнула:

— Если так быстро не усвоили, повторите все ходы не спеша, потихоньку. И поймете, что я права.

Превозмогая гнев и обиду, он предложил ей сыграть партию, но она взглянула на часы и отказалась.

Он со смешанным чувством смотрел, как она возвращается к стойке, как разговаривает с появившимся на пороге хозяином автозаправки.

— Ладно, Кейт, можешь идти, — с этими словами толстяк протянул ей четыре бумажки по десять долларов.

Девушка бережно спрятала деньги, поспешно сняла фартук, сунула учебник в рюкзак и направилась к двери.

Ник окликнул ее:

— Постойте! Ну, пожалуйста, всего одну партию! Тому, кто выиграет, — десять долларов. Уступаю вам белые, — и он честно выложил купюру на стол.

Кейт согласилась не сразу, однако деньги ей были нужны, поэтому она опустилась на стул и сделала первый ход.

Ник самодовольно улыбнулся. В быстром темпе разыграли дебют. Кейт сразу поняла, что выигрывает, причем может поставить противнику шах и мат всего за несколько ходов, однако по некоторым причинам ей не хотелось торопиться. Девушка принялась оттягивать роковой исход партии не то чтобы сознательно, скорее повинуясь внутренней потребности продлить игру. Она нарочно не смотрела в окно на снежный вихрь, лютую метель. Снаружи ее ждали обжигающий холод, жестокий кусачий ветер, страх, нужда. Она знала, что рано или поздно должна будет сразиться с ними, но пока что золотоволосый рыцарь в черных доспехах заслонил ее шахматным плащом, и так не хотелось уходить из душного тепла закусочной, где ее баюкал любимый голос Кобейна…

— Простите, я на минутку, — Ник поднялся, с шумом отодвинув стул.

Она вновь посмотрела ему в лицо. Вернувшись из туалета, он сам налил себе кофе, будто был у себя дома. Оба теперь долго-долго обдумывали каждый ход. Она медлила с решающей атакой добрых пять минут, затем осуществила блестящий эндшпиль. Ник изумленно моргал: всего три хода, и вот уже девица объявила.