Столпник и летучие мыши (СИ) - Скво Алина

— Люциферу! Вот кому!

— Неужели? Не может быть! Как так?!

— А вот так! Поклонились и возблагодарили!

— За что?!

— За чудесную таблетку от всех проблем и от мук совести. Каждый, кто такую таблетку съедал, отправлялся на двадцать четыре часа в рай. Виртуальная действительность стала ежедневной целью жизни. Отработал все нормативы — получи волшебную пилюлю. Плохо старался — живи в реальном убогом мире.

— Как же это? Никак не уразумею я, — Столпник силился овладеть смыслом сказанного, но понял только одно: в третьем тысячелетии братьям и сёстрам жилось не сладко.

— Это хорошо, Семён Новгородцев. Меньше знаешь — крепче спишь. Одно тебе скажу: за глупость наших дедичей и отчичей отдуваться пришлось нам — тем, кто не поклонился. Причём, по всей строгости Божьего закона, — аж до седьмого колена. А если хочешь достоверно знать о том, как жили-были русичи в третьем тысячелетии, то оставайся, сын плотника. Мои книжные сокровища к твоим услугам.

Фру исподтишка ущипнула милого друга за мягкое место. Столпник вздрогнул и заторопился.

— Премного благодарствую, государь. Книгоположница у тебя знатная, наша разумихинская ей не чета. Только сегодня не судилось мне книжки читать.

— Молодец! Делу время — потехе час.

— Позволь, владыка, слово молвить.

— Ну?

— Прибыл я к тебе по спешному делу, с великой просьбой.

— Не тяни, говори. Для тебя — всё, что твоей душе угодно.

Царский гнев прошёл, как ливень, гроза миновала, и солнечное настроение устаканилось в очах повелителя.

— Надобен мне конь буланый да меч булатный. Слух прошёл по всей Руси великой, что тута они, в твоём царстве-государстве. Без них мне на змея никак нельзя итить.

Патриарх сделал круглые глаза, недоумённо захлопал голыми веками, добродушно хохотнул.

— Да на что они тебе сдались?

— Надо.

— Ну, раз надо, то будь по-твоему… — самодержец щёлкнул пальцами. — Мара!.. Организуй-ка мне, дочка, две рабочие единицы.

Мгновенно на «пороге», сияя кокошником и затканным сарафаном, появилась и исчезла царская дочь. Через минуту в государев «кабинет», играя мускулами и хвостами, вломились два высоченных громилы. Светозар Третий всем вручил по фонарю и проскользнул в маленькое отверстие сбоку. Процессия зашагала следом и оказались в широком тоннеле. Царь, Мара и рабочие сосредоточенно молчали, шлёпая по полу босиком. Пришельцы гремели берцами и переговаривались, разгоняя глубинную тишину, и, если бы не светильники, горящие на всю катушку, то не заметили бы трёхсаженного каменного заслона.

Амбалы, неуклюже задевая всех шипастыми хвостами, проковыляли в развалку вперёд и отодвинули доломитовую глыбу с такой лёгкостью, точно это был воздушный шар. Посланники устали удивляться, но нечеловеческая сила жителей подземелья потрясла. С такими не заспоришь: если что не так — одним пальцем заломают. Пожалуй, дипломатия в настоящее время — единственное оружие.

Мара не без грации повела корявой ручкой в сторону пролома, хищно ощерилась и мило процвиринькала*:

— Многоуважаемые спасители, приглашаю вас посетить наш краеведческий музей.

Выставочный зал напоминал клад разнообразного барахла. Оно валилось бы отовсюду, если б не стеклянные заслоны. Выдолбленные в стенах ниши были под завязку напичканы архаикой. Каменные тумбы и столы с экспонатами выстроились по центру грандиозного помещения бесконечной цепью. От обилия раритетов глаза разбегались. Под каждым экземпляром белела лаконичная табличка. Здесь целыми пачками хранились наконечники скифских стрел, глиняные греческие пифосы, татарские медные кувшины, серебряные монгольские чашки, мечи ливонских рыцарей, каски фашистских солдат и ещё много такого, чего никто из пришельцев никогда раньше не видел.

В большом отделе славянской старины стояли впритык бороны и плуги, самовары и чугунные горшки, прялки и пральники*, кадки, коромысла, люльки, хомуты, серпы, самовары, праздничные наряды из тканого полотна, деревянная посуда с хохломской росписью, бело-голубая керамика и ещё множество всякой всячины в хорошем состоянии.

Предметы, подтверждающие существование Советского строя, занимали чуть ли не треть помещения. Чего здесь только не было! Пионерские горны, граммофон с набором пластинок, алюминиевые подстаканники, радиоприёмник, железные весы с пудовыми гирями, будёновки, комиссарские кожанки, дальновизор, бюст Ленина, телефон со шнурком, электрическая сковородка, наковальня, медная ступка, олень от «Волги», часы с кукушкой, фотоаппарат ФЭД, бухгалтерские счёты, печатная машинка «Ятрань», деревянный чемодан, цинковая стиральная доска, швейная машинка «Зингер», катушечный магнитофон «Олимп», керосиновая лампа, молочные бутылки, секундомеры, подковы и масса всевозможных значков.

Период роботизации занял небольшой пятачок. Пластиковые черепки гаджетов и девайсов напоминали останки питекантропа — столь же немногочисленны. Раздел нанотехнологий оказался пустым, если не считать таинственной склянки в форме таза с многозначительной надписью «Инкубатор».

Раздумчивые шаги в музейной тишине звучали медлительными каплями, что падают с небес в океан вечности. Кап… кап… кап… Секунда за секундой время накапливает века и тысячелетия, чтобы однажды обратить свои воды в их месторождение — упокоенную относительность и безмерность. Тщету людских устремлений и мимолётность бытия — вот что увидели миссионеры. Осознание бренности существования пришибло.

Изучение исторических ценностей могло бы занять не один час, даже если просто идти мимо них, не задерживаясь, прогулочным шагом. Государь остановился возле полуразвалившейся приземистой колымаги. Бутовые столбики подпирали остатки ржавых колёс. Деревянный остов наполовину разложился, из него сыпались крупинки тлена, медленно и непреклонно преумножая на полу остроугольные кучки трухи.

— Прошу обратить внимание. На этой татарской арбе везли в последний путь Александра Грина. Замечательный был писатель. И неплохой человек: не оставил после себя мусора, кроме этой телеги. Да и та скоро отправится в небытие. Вся беда людей в том, что им всегда хочется больше — благ и удовольствий. Обрастая барахлом и фиатными бумаженциями, землянин и думать не думает, что его скарб не влезет в лодку Харона*; что, по большому счёту понадобится лишь одна скромная монетка, чтобы заплатить лодочнику за его труд.

Светозар Третий вздохнул, прошёлся вдоль центральных стендов, где под стеклом хранилось оружие, точнее, его обломки, начиная от лука и заканчивая космическим лазерным самострелом.

— Э-э-эх, люди-людишки… Всё бы вам воевать…

Тут Столпник открыл было рот, чтобы напомнить государю о своей нужде, но Фру, не отходившая от него ни на шаг, пребольно ткнула его костяшками пальцев и незаметно шепнула:

— Ч-ч-ч-ч… Не время. Пусть поплачется.

— Для них прожить без войн — всё равно что остаться без сладкого в день воскресный. Из-за их глупости там, на поверхности, теперь одни руины. Видели?

Спасители, Мара, громилы — все закивали.

— Теперь наверху паучье племя хозяйничает. Пришло их время… Вы заслонку-то закрыли?

— Н-н-нет, — Лили оторопело заморгала.

Она уже представила, что паук пролез внутрь, крадётся, прячась за каменные выступы, что он где-то поблизости и готов напасть. Зверь потирает волосатые лапы, и ворсистая пыль летит ей в глаза. Громадное брюхо волочится и шуршит. Глазищи фиксируют добычу. И эта добыча — она, командир группы, лицо ответственное за выполне…

— Ну, да это не страшно. В силу нового, подземного закона гравитации, существа более низкого энергетического порядка не могут проникнуть в наше государство. Их точно ветром выносит наружу. Так что некоторые из нерадивых граждан, кто утратил высокие вибрации, у нас привязаны верёвками. Не навсегда, конечно, а пока не исправятся. Осознают — будут жить. Иначе спустя сутки негодяя отвязывают, и тогда… Правильные времена настали. Ели украдёшь, солжёшь, старика обидишь, — сразу будешь удалён от дома и общества. Не осознать проступок — это значит получить неминуемую расплату. Кара преступнику — неприкаянность, блуждание под куполом и голодная смерть. Тюрьмы не нужны, единственный судья — совесть.