Столпник и летучие мыши (СИ) - Скво Алина

Два царственных указательных пальчика устремились дирижёрскими палочками в сторону сестёр и застыли на паузе.

— Верно. Откуда у вас эта информация? — подала голос старшая впервые за всё время.

Её кособокая улыбочка говорила, что именно она, и никто иной, руководит миссией. И если товарищ царь станет вмешиваться в процесс, то… Что «то»? Да ничего. «Главное, чтобы не зажал коня с мечом. Уже не терпится на них взглянуть. Побыстрей бы. Времени осталось менее двух суток. Но ничего не поделаешь, нужно соблюсти этикет. Боюсь, чтобы Столпник не выкинул какой-нибудь фортель… Фру какая-то грустная. Не нравится мне это».

Государь не переставал улыбаться. Поводя из стороны в сторону хвостом и шлёпая «ластами», он величаво прошёлся вдоль стен. На вертикалях спасители остановили удивлённые взгляды. То, что казалось отделкой стен, было на самом деле корешками книжных переплётов. Они сплошной плотной массой уходили от пола в неизведанную высь и там терялись в темноте.

Колоссальная книга, которой правитель подземного государства лихо размахивал на площади, лежала на столе и сияла серебристой рубашкой. Светозар торжественно приблизился к бесценному тексту, подвинул лампу поближе, отогнул закладку. Фолиант со вздохом распахнулся. Спасители замерли. Преданный реомидис натуралис горел что есть мочи, досконально освещая текст и монаршее лицо. Лучи съели зелёный пигмент, и глазам миссионеров предстал мужичок-добрячок с дряблыми щеками, коротким вздёрнутым носом, высоким морщинистым лбом и глазами-катафотами.

Головы склонились над страницами. Казалось, буквы обрели объём и вес. Государь огладил затылок и, возвышая голос, прочёл в мерцающем свете пророческий текст:

— И явится из глубины веков спаситель, чтобы вывести народ русский на поверхность. И восстановит он славу былую каждому, кто не забыл Создателя.

Царь оторвался от книги, перекрестил лоб на икону Божьей Матери с Младенцем на руках. Из «красного угла» приглушённо сиял оклад с тёмным жемчугом в изгибах потускневшего серебра. Две пары пристальных глаз на чёрной, как дёготь, доске смотрели в лица спасителей с немым вопросом: «Доколь?»

Все почтительно перекрестились на священную древность. Даже Фру сложила ладони и поклонилась, как это она делала в прошлой жизни перед каменным Буддой.

Столпник, не успев разжать перстов, жадно прилепился к библиотеке, скользя взглядом по корешкам со страстью пылкого любовника. Одну за другой он извлекал невиданные книги, упоённо листал, и чем больше листал, тем сильнее распалялось в нём желание погрузиться в море книг. Новгородцев напрочь позабыл, зачем он здесь.

Светозар тронул его за плечо.

— Нравится моя библиотека? Тут Байрон, Пушкин, Достоевский, Фолкнер, Элиот, Низами, Борхес — вся мировая литература. А там, ближе к небу, — труды, письма и дневники мудрецов, философов, изобретателей: Сенеки, Леонардо да Винчи, Архимеда, Бруно, Канта, Конфуция, Цицерона, Теслы, Козырева, Гребенникова, — самодержец наклонился к уху спасителя и прошептал. — Есть даже апокрифы апостола Павла.

— Да ну!

— Угу-у-у… В книгохранилище всего миллион экземпляров!.. Примерно, — государь поднял лицо к непроглядной тьме, сбившейся в плотный ком где-то там, куда птицы не летают.

Царский коготок уколол замершего на книжном массиве реомидиса. Тот встрепенулся и взмыл метеором ввысь, превратившись в далёкую ярко горящую точку. Купол осветился, и грандиозные масштабы книгохранилища потрясли. Синие, бардовые, коричневые переплёты устремлялись в бесконечность, постепенно теряя очертания и сливаясь в одну бурую гущу. Фонарь с минуту послушно повисел, помаячил и стал снижаться.

— Здесь вся история человечества от сотворения мира и до последнего момента. Мой летописец, будьте уверены, опишет сегодняшний великий день в трёх стилях — публицистическом, историческом и поэтическом.

Вопрос, который преследовал Столпника, вырвался-таки наружу взыгравшим сидором.

— Государь, скажи, как на духу, отчего русичи такие зелёные и хвостатые? Неужто со змеищем породнились?

— Не то слово. Отдались гадам в полное их владение. Как написано в священной книге, змей Горынович родил тринадцать детёнышей, и мерзейшего из них — Поганыча — оженил на лучшей разумихинской красавице Марфе. С тех пор и опоганился род человеческий. Поначалу-то полукровок можно было по пальцам сосчитать, и от людей они ничем не отличались. Но потом…

— Почему народ позеленел? Какие тому способствовали исторические, политические и биологические процессы? — встряла Лили.

Она вся подобралась, точно кот перед мышью, и приготовилась ринуться на поимку новых научных сенсаций. Вопросы физиологии всегда немножко затмевали ей разум.

— Милая, как ты права! — Светозар взвился, завертел по-птичьи головой, нервно задёргал хвостом, надломленно всплеснул руками. — Именно, предпосылки! Это такие механизмы, которые за несколько веков тихим сапом захватили русский народ в плен и трансформировали в рептилоидов-полукровок. Вон там она — вся причинно-следственная связь нашего сегодняшнего положения, все железные аргументы народного позора, — самодержец кивнул на библиотеку.

— Сблудила-таки Марфа, — Семён уронил буйну голову на грудь. — Ой!

Фру, стоя за спинами товарищей, ширнула обоих кулаком под рёбра. Излишнее любопытство никогда не доводило до добра. Девушке хотелось побыстрей закруглиться и, наконец, прилечь где-нибудь у водоёма отдохнуть. Сегодняшний денёк выдался на удивление насыщенным.

Правитель протестующе поднял лапки.

— Вы думаете… Нет-нет-нет! Марфа меньше всего виновата: ни за что не соглашалась идти за Поганыча! Однако змей уж больно хитёр оказался: кликнул на подмогу своих сородичей — драконийцев-рептилоидов из созвездия Драко. А те, как выяснилось, и сами умеют обращаться в сынов Земли, и какую угодно тварь могут превратить в человека. Вот так и стали гадёныши мирянами. Огадился русский народ по полной. И пошло-поехало. Начали пришельцы прибывать пачками: уж больно полюбилась им наша планета и дочери человеческие. Под конец вообще обнаглели: приволокли откуда-то два дополнительных солнца — видите ли, холодно им. Устроили настоящее пекло.

Захватчики всё переиначили по своему вкусу. Повадки, речь, одежда, нравы поначалу угнездились в забубённых головах, а уж потом просочились в кровь и светоносные души. Уколизация, генная модификация, радиация, цифровизация, химизация — всё пошло в дело. Повреждению русского человека оказала помощь наиподлейшая закулисная многоступенчатая акция с демонократией во главе!

Визитёры притихли. Лили, как медик, отлично понимала, о чём говорил глава государства. Она представила картину эволюции человечества — и сердце её взволнованно заколотилось от врачебного побуждения исследовать организмы нового типа. Хотя бы один организм.

Благодушие старца сменилось яростью. Его несло. Он всё больше ожесточался. Глаза зло сощурились и так сверкали, что было страшно с ними встретиться.

— Оккупантам не удалось справиться с русичами на «раз-два». Тогда они ополчились на иноземные страны. Что для русского мужика смерть, то для заморского обывателя — благо. Заграница-то с гадами быстро захороводилась. Прошли столетия, прежде чем иностранщина разухабилась, расплодилась подкожным клещом на теле Руси, да так, что не извести паразита. Всякая неправда, злопыхательство, зависть, предательство, блуд — в каждом доме прижились, стали вместо икон. Мерзость! Гадость! Ненавижу!.. Совесть была утеряна и даже слово такое забыто. Грабёж и войны раздеребанили планету в клочья. А всё для чего?!

— Для чего?! — хором выдохнули соратники.

— Для того, чтобы человечество поклонилось самому главному змею.

— Кому?!

Все трое подступили к патриарху и, вытянув по-гусиному шеи, сверху вниз напряжённо вглядывались в старика. Глаза его запропали в буграх суровых морщин, но гневные искры вылетали из-под кожаных складок и остро жгли. Перепончатые пальцы растопырились, яростно затряслись над головой; от них задуло, как от вееров. Рот чудовищно оскалился.