Ходячий замок - Диана Джонс

– Пропади все пропадом!!! – закричала Софи.

– Ну что опять? – устало поинтересовался Хоул, входя в лавку. Он нагнулся над ведром и принюхался. – Кажется, у вас тут отличный гербицид. Не хотите опробовать его на тех сорняках, которые заполонили подъездную аллею к особняку?

Персиваль нервно обернулся. Ему дали гитару, как дают младенцу погремушку, и он сидел в кресле, извлекая из нее ужасный дребезг.

– Сходите с ней, Персиваль, – попросил Хоул. – Она в такой ярости, что как бы все деревья не истребила.

Тогда Персиваль отложил гитару и осторожно взял у Софи ведро. Софи ступила в золотой летний вечер в Долине. Все кругом были так поглощены своими делами, что не обращали внимания на особняк. Он был куда величественнее, чем думала Софи. Она заметила поросшую травой террасу со статуями и лестницу, спускавшуюся на аллею. Когда Софи обернулась, чтобы поторопить Персиваля, она обнаружила, что дом очень большой, со статуями на крыше и рядами окон. Но он давным-давно пустовал. По облезлым стенам под каждым окном ползла зеленая плесень. Окна были перебиты, а ставни, которые должны были аккуратно прилегать к стенам, посерели, покосились и пошли пузырями.

– Тьфу! – высказалась Софи. – Я-то думала, Хоул хотя бы побеспокоится о том, чтобы дом выглядел обитаемым! Так нет же – он занят, он бегает в Уэльс! Персиваль, ну что вы стоите? Налейте этой дряни в бидон и идите за мной!

Персиваль покорно повиновался. Допекать его было до омерзения неинтересно. Софи стала подозревать, что Хоул именно поэтому и отправил его с ней. Она фыркнула и обратила свой гнев против сорняков. Жидкость, убившая нарциссы, оказалась на редкость сильной. Сорняки на аллее вяли, стоило на них капнуть. Газон по обочинам тоже, пока Софи не успокоилась.

Успокоил ее вечер. С дальних холмов дул свежий ветерок, деревья вдоль аллеи величественно шелестели.

Софи проложила себе путь гербицидом примерно на четверть аллеи.

– На самом деле вы помните гораздо больше, чем говорите, – напустилась она на Персиваля, когда он наливал ей новый бидон. – Чего от вас на самом деле хотела Ведьма? Зачем она тогда привела вас в лавку?

– Хотела разузнать про Хоула, – ответил Персиваль.

– Про Хоула? – удивилась Софи. – Но ведь вы тогда его не знали, правда?

– Нет, но что-то, наверное, знал. Это касалось проклятия, которое Ведьма на него наложила, – объяснил Персиваль. – Ума не приложу, какое. Мне стыдно. Я старался ничего Ведьме не говорить, и у меня получалось, если я думал про Летти. Летти-то была у меня как раз в голове. Не помню, как мы познакомились, потому что Летти говорит, что в Верхних Горках она меня не видела. Но я про Летти знал. И когда Ведьма приказала мне рассказать о Летти, я ответил, что у нее шляпная лавка в Маркет-Чиппинге. А Ведьма отправилась туда, чтобы проучить нас обоих. А там были вы. Она решила, что вы Летти. А я был просто в ужасе: я же не знал, что у Летти есть сестра.

Софи взяла бидон и принялась изничтожать сорняки направо и налево, от души жалея, что они не Ведьма.

– И она сразу после этого превратила вас в собаку?

– Как только мы оказались за городом, – покивал Персиваль. – И едва я выложил ей все, что ей было нужно, она открыла дверь и говорит: «Убирайся. Будешь нужен – позову». Ну, я и побежал со всех ног, потому что чувствовал, как меня преследует заклятье. Оно меня догнало как раз у какой-то фермы, и там все увидели, как я превращаюсь в собаку, и подумали, будто я оборотень, и хотели меня убить. Мне даже пришлось укусить одного человека. А потом мне было не отвязаться от палки, и она застряла в изгороди, когда я пытался пробраться на другую сторону.

Софи проложила себе путь еще на несколько шагов.

– А потом вы отправились к миссис Ферфакс?

– Да. Искал Летти. Они обе были со мной очень ласковы, – продолжал Персиваль. – А чародей Хоул все ходил ухаживать за Летти. А Летти он не нравился, и она просила меня покусать его, чтобы он больше не появлялся, а тут Хоул вдруг стал расспрашивать ее о вас и…

Софи едва не изничтожила гербицидом собственные башмаки. Судя по тому, как дымилась облитая жижей щебенка, башмакам было бы несдобровать.

– Что?!

– Он говорит: «Я знаю одну особу по имени Софи, она немного на вас похожа». А Летти не подумала и отвечает: «Это моя сестра», – рассказывал Персиваль. – И тогда она ужасно разволновалась, особенно когда Хоул стал ее дальше расспрашивать про сестру. Когда вы тут были, она ласково принимала Хоула как раз для того, чтобы выведать, откуда он вас знает. А Хоул сказал, что вы старушка. А миссис Ферфакс сказала, что видела вас. И Летти все плакала и плакала. Она говорила: «С Софи стряслось что-то ужасное! А хуже всего, что она думает, будто Хоул ей теперь не страшен. Софи такая добрая, она нипочем не разберет, какой Хоул бессердечный!» И она так расстраивалась, что я сумел стать обратно человеком и сказал ей, что пойду вас постерегу.

Софи взмахнула бидоном и выплеснула высокую дымящуюся дугу гербицида.

– Вот так Летти! Какая она добрая, и спасибо ей огромное. Я о ней тоже беспокоилась. По тому же поводу. Но сторожевого пса мне не нужно!

– Нет, нужно, – возразил Персиваль. – Или было нужно. Я опоздал.

Софи резко развернулась вместе с гербицидом. Персивалю пришлось отскочить в траву и кинуться спасаться в ближайшие кусты. За ним протянулся длинный бурый язык выжженной травы.

– А чтоб вас всех! – заорала Софи. – Сыта я вами всеми по уши! – Она швырнула дымящийся бидон на аллею и зашагала по уцелевшим сорнякам к каменным воротам. – Поздно! – бурчала она на ходу. – Ничего себе! Хоул не просто бессердечный, он попросту невыносимый! И к тому же, – добавила она, – я действительно старуха!

Однако отрицать, что с тех пор, как Ходячий замок переехал – или даже раньше, – что-то пошло не так, было уже нельзя. И это каким-то образом было связано с тем, что Софи по загадочным причинам не решалась или не могла встретиться с сестрами.

– А королю я говорила чистую правду! – продолжала она, твердо намереваясь прошагать семь миль безо всяких сапог и не возвращаться. А вот вам всем! Ну и что, если бедная миссис Пентстеммон полагала, будто Софи способна отвратить Хоула от путей зла! Софи – неудачница! Потому что старшая! И вообще миссис Пентстеммон считала, что Софи – любящая старенькая матушка Хоула! Ведь так? Или не так? Софи вдруг в ужасе поняла, что дама, чей опытный глаз способен различить вшитое в швы заклинание, наверняка легко и просто распознает куда более сильные чары, наложенные Ведьмой.

– А чтоб он провалился, этот серый с алым костюм! – бушевала Софи. – Ведь наверняка на него попалась не я одна! – Беда была в том, что голубой с серебром наряд, судя по всему, действовал не хуже. Софи проковыляла еще несколько шагов.

– И вообще, – добавила она с превеликим облегчением, – я Хоулу не нравлюсь!

Этой бодрящей мысли хватило бы на то, чтобы гнать Софи вперед всю ночь, но тут-то на нее и напал знакомый страх. До ее ушей донеслось далекое тук, тук, тук. Софи прищурилась против закатного солнца. И точно – вдали, на дороге, что вилась за воротами, виднелась фигура с растопыренными руками, и она скакала и скакала…

Софи подобрала юбки, развернулась и помчалась обратно. Пыль и щебень тучами разлетались из-под ее башмаков. На аллее рядом с ведром и бидоном растерянно стоял Персиваль. Софи схватила его и потащила за ближайшие деревья.

– Что случилось? – спросил Персиваль.

– Тихо! Это то проклятое Пугало! – прошипела Софи. И накрепко зажмурилась. – Нас тут нет, – забормотала она. – Тебе нас не найти. Убирайся. Убирайся, скорее, скорее, скорее!

– Но что… – недоумевал Персиваль.

– Молчите! Не сюда, не сюда, не сюда! – отчаянно твердила Софи. Она приоткрыла один глаз. Пугало было у самых ворот – оно остановилось, неуверенно раскачиваясь.

– Да, да, да, – закивала Софи. – Нас тут нет. Уходи побыстрее. Вдвое быстрее, втрое быстрее, вдесятеро быстрее! Уходи!

И тогда Пугало неохотно развернулось на своей ноге-палке и запрыгало назад по дороге. После нескольких неуверенных прыжков оно заскакало увереннее, все быстрее и быстрее, как Софи и говорила. Софи едва дышала и не выпускала рукав Персиваля, пока Пугало не скрылось из виду.

– А что в нем такого? – спросил Персиваль. – За что вы его гоните?

Софи затрясло. Пугало было где-то на дороге, и теперь она не отваживалась уходить из замка. Она взяла бидон и зашаркала обратно к особняку. Сбоку что-то мелькнуло. Софи подняла голову и поглядела на особняк. Мелькнули, как выяснилось, белые занавески, развевающиеся в открытых стеклянных дверях, выходящих на террасу. Отчищенные мраморные статуи теперь сияли белизной, и Софи обнаружила, что белые занавески виднеются во всех окнах и стекла везде тоже почему-то целые. Ставни висели ровно и сверкали свежей побелкой. Новенькую кремовую штукатурку не портили ни зеленые пятна плесени, ни пузыри. Парадная дверь черного дерева с позолоченной резьбой была подлинным шедевром, а в середине резьбы сияла золотая львиная морда с массивным кольцом в пасти вместо дверного молотка.