Грешники - Алексей Чурбанов

Валентин сам в молодые годы был неформатным юношей, хоть прошёл, как и большинство его сверстников, пионерию и комсомол. Почти обязательное членство в этих организациях на излёте их активного существования не тяготило его. Он и в комсомол-то вступил в основном потому, что членство в комсомольской организации открывало дорогу к участию в школьном вокально-инструментальном ансамбле.

Тем более интересным было то, что его современные студенты в большинстве своём не только имели собственную политическую позицию и могли более или менее внятно объяснить и защитить её, но и — многие — были готовы вступить в молодёжные политические объединения, если бы те соответствовали их ожиданиям, а некоторые уже и вступили, и далеко не в самые лояльные к власти. Уже много лет Валентин проводил среди своих студентов неформальные опросы об их политических предпочтениях и давно перестал удивляться тому, что среди студентов философского факультета немало приверженцев взглядов, которые принято относить к левым, если не сказать марксистским. И это не у тех, что из бедных семей, и не у тех, что «протестный электорат», и не у мечтающих «всё опять отобрать и поделить». Нет, это у обычных ребят и девчонок, которые с пылким юношеским максимализмом утверждали, что закон без справедливости — это инструмент угнетения людей, и что справедливость выше любого закона и любой целесообразности, что именно она в конечной инстанции должна являться мерилом всего. Многие в той или иной мере возлагали функцию обеспечения справедливости на государство и хотели (а иногда и требовали), чтобы государство соответствовало их ожиданиям. Шажков в политические дискуссии со своими студентами не вступал. Впрочем, мысли о справедливости казались не чуждыми и ему, но желательно — с минимальным государственным участием, тьфу-тьфу-тьфу.

За три дня разлуки с Леной Валентин научился лихо набирать тексты сообщений на своём мобильном телефоне. Оказалось, что смс — это отдельный жанр, и притом совершенно самодостаточный, никакое телефонное общение его не заменит. «Я тебя люблю», услышанное в телефонной трубке — это совсем не то, что «Я тебя люблю», с замиранием сердца прочитанное на экранчике мобильника.

Когда Лена вернулась из командировки, Шажков на мгновение глянул на неё как бы со стороны и, как ему показалось, открыл заново. Перед ним предстала красивая и уверенная в себе молодая женщина, сохранившая отдельные очаровательные детские черты, проявлявшиеся в хрупкости фигуры, открытости взгляда, в готовности улыбнуться, рассмеяться и в стремлении активно участвовать в событиях окружающей жизни. Шажков не ощутил ни ревности, ни признаков отдалённости. Наоборот, он почувствовал, что их единство укрепилось, а в отношениях появилась ещё одна грань — партнёрство.

Лена с коллегами привезли из экспедиции несколько сотен заполненных анкет и несколько десятков записанных интервью, которые они передали на кафедру социологии для обработки и анализа.

Также было отснято много фотографий, которые они с Валентином просматривали вечером на экране ноутбука. Окружение — сосновый лес и каменные гряды. Деревянные дачи, как в пионерском лагере, летний театр с эстрадой. Бирюзовый цвет ещё холодной онежской воды. Лена в купальнике на плоском камне. Толпы парней и девчонок, иногда весьма нетривиального вида, как на рок-концерте.

— Что за ребята там собрались? — с интересом разглядывая фотографии, спросил Валя.

— Совершенно разные ребята, но в основном по-моему, хорошие. Отбирали их по принципу «каждой твари по паре». Вот смотри, сидит панк, а вот здесь — представители секс-меньшинств. Вот нормальные ребята из Вологды. А это — юношеская сборная по волейболу с Урала.

— Даже с Урала! А кто им оплатил всё это?

— Руководство ссылается на некий фонд. Фонд «Новая Россия».

— Туманно. И какую идеологию они предлагают?

— Объединение без потери собственного лица.

— То есть панк остается панком, а гомик гомиком?

— Да. Говорят, их попросили приехать со своими атрибутами. Ну, чтобы была видна принадлежность к той или иной неформальной группе.

— Понятно. А вокруг чего предлагают объединяться?

— Вокруг патриотизма, естественно.

— Что это такое, не объясняли?

— А как же! Лекции читали. Довольно привлекательную картинку нарисовали. И ничего, кстати, зловредного, никакого шовинизма. Многим понравилось. Ну а кому-то, естественно, до фени было.

— А тебе?

— Я не люблю, когда мне что-то скармливают. Но по реакции молодёжи заметно, что патриотизм сейчас — востребованная идеология.

— Вечная идеология! Справедливость, патриотизм. И мне нравится. Пока это не политическая технология.

— Для организаторов — чистой воды технология. Видел бы ты этих бюрократов.

— Видел. По телевизору показывали. Вас-то там не доставали?

— Что ты! Облизывали. Мы им страсть как нужны с нашим исследованием. Они же его и заказали.

— Пример для твоей диссертации?

— Вот-вот.

Валентин, разговаривая, не скрывал своего восхищения Леной. Она это чувствовала и вся светилась, как лучинка: прямая, тонкая и при этом беззащитная, уязвимая.

— Там и представители православной церкви были, — порозовев, продолжала Лена, — молодые священники, смешные такие, хорошие. Бороды плохо ещё растут.

— Ну и как к ним отнеслись панки?

— Не очень-то наше священство заинтересовало молодёжь. Послушала их: всё правильно говорят, но слишком нравоучительно и совсем не современно.

— Да и ладно. А я отцу Владимиру благодарен. И Богу — за то, что он дал мне тебя.

— А если бы не дал?

— Тогда я не скоро бы до церкви дошёл.

— Видишь, как хорошо получилось, — засмеялась Лена.

«Как быстро растёт девчонка, — с удивлением думал Валентин, наблюдая за Леной, — какая раскованность и уверенность появились в манере держаться и говорить. И это при сохранённом чувстве собственного достоинства. Никакой мелкотравчатости, суеты. Так, глядишь, она тебя перерастёт, и ты станешь для неё сдерживающим фактором. А, может быть, уготована тебе роль непутёвого „папашки“ при успешной „дочке“: не бросайте — мы докурим, не сливайте — мы допьём? Кто знает…»

Впрочем, варианты собственных невесёлых перспектив не испортили ему настроения. Он испытывал радость от того, что был рядом с Леной (он рядом с ней, а не она рядом с ним — непривычное чувство), любовался ею и ощущал себя её партнёром и защитником.

Шажкову неожиданно пришла в голову мысль о том, что Лену можно было бы пригласить выступить на одной из его лекций. У Валентина оставались ещё две непрочитанных лекции для заочников — одна про «заинтересованные группы» и их роль в политике, а вторая про общественные движения и объединения. Темы подходящие. Было бы интересно, если бы она представила предварительные результаты исследования и собственные впечатления от поездки.