Плохо сделано в Китае - Пол Мидлер

Я поднял со стола один из них. Это была узкая высокая пирамида с острой вершиной. На прозрачном материале были выгравированы названия нескольких престижных финансовых компаний. Среди них я увидел знакомые названия — «Goldman Sachs» и «Merrill Lynch».[20] Когда-то эта пирамида символизировала успех какого-то топ-менеджера, а теперь она стала мусорным трофеем, призом другого сорта для кого-то в Южном Китае.

В деле переработки бумажных отходов было множество скрытых возможностей, и Уинстон, казалось, пытался найти выгоду во всем, что попадало к нему в руки. Было непонятно, чем он занимался и каковы были его намерения.

В углу склада я заметил категорию макулатуры, которая нигде не была зарегистрирована. Это была большая куча конвертов. Там были и цветные, и белые конверты, у одних были пластиковые окошечки для адреса, у других — нет. Насколько я мог судить, единственным, что их объединяло, был адрес получателя. На каждом из конвертов, без исключения, был адрес в Соединенных Штатах. Все письма были отправлены крупными корпорациями, в основном компаниями по обслуживанию кредитных карт и страховыми компаниями.

Может быть, Уинстон собирал эти конверты, чтобы продать кому-то, заинтересованному в создании списка рассылки? Это казалось очень маловероятным, но с другой стороны, я встречал предприимчивых китайцев, прилагавших и большие усилия, чтобы извлечь самую незначительную выгоду. На всякий случай я сфотографировал кучу конвертов и отправил фотографию в Waste Corp.

Одной из главных загадок в работе этого предприятия, все же, было нежелание Уинстона расставаться с офисными бумагами. Он настаивал, что не может найти покупателя, но это никак не могло быть настоящей причиной. В Южном Китае было множество фабрик по переработке бумажных отходов, а спрос оставался высоким из-за постоянного роста цен на сырье.

Уинстон сидел на тоннах бумаг с Уолл-Стрит. Распечатки документов крупнейших в мире финансовых компаний: наверняка в Китае были люди, готовые заплатить за возможность взглянуть на них, прежде чем их отправят на переработку. Даже если бы таких людей не нашлось, Уинстон мог показать эти бумаги правительственным чиновникам. Так была устроена жизнь в Южном Китае. Уинстон мог с помощью этих бумаг доказать, что у него были серьезные связи, что он был серьезным человеком, с которым полезно иметь дело или хотя бы завести знакомство. Даже если просматривать тонны бумаг в поисках ценной информации было слишком долго, одного намека на ценность этих запасов (это ведь были внутренние документы компаний с Уолл-Стрит, как-никак) было достаточно.

В круг обязанностей компании Waste Corp. не входила защита секретов ее клиентов. Ее руководство куда больше интересовал другой вопрос: почему совместное предприятие не приносило никаких доходов? Поначалу Уинстон отказывался предоставить мне какую бы то ни было финансовую информацию, включая цены на макулатуру. Мне пришлось самому связаться с несколькими перепродавцами бумажных отходов, и в результате я убедился, что все китайские торговцы держали рот на замке, когда речь заходила о ценах, которые платили их покупатели.

Было известно, что переработка макулатуры — дело прибыльное, но совместное предприятие почему-то с трудом сводило концы с концами. Уинстон утверждал, что не может получить от покупателей за партию сырья цену лучше, чем та, которую предлагали за нее брокеры в Нью-Йорке. В это было очень трудно поверить.

Продолжая контролировать производство шампуня и работу над другими проектами, я теперь почти каждую неделю приезжал на фабрику Уинстона и пытался разобраться в ее работе. Фрэнк ясно дал мне понять, что ему нравится Уинстон и он ему доверяет. Но чем больше времени я проводил с китайским партнером, тем сильнее подозревал, что компанию Waste Corp. надувают.

— Уинстон мне как родной, — сказал Фрэнк. Когда я встретил Фрэнка в Китае, перед началом нашей совместной работы, он рассказал мне, как Уинстон приезжал к нему домой, в Нью-Джерси, как они все ездили на рыбалку на его катере. Это совместное предприятие было секретным оружием Фрэнка против его конкурентов, и потому каждый раз, когда там обнаруживались какие-то странные факты, Фрэнк всегда находил им объяснение. Он очень заботился о своих партнерах.

Дэвид, новый исполнительный директор, чей отец, предположительно, был связан с мафией, предупредил меня, что если я собираюсь выдвигать обвинения, мне потребуются доказательства. Он не то чтобы сомневался в моих словах, но предпочитал перестраховаться. Он понимал, что Фрэнк истолкует любые сомнения в пользу Уинстона.

— Есть разница между преднамеренным нарушением договора и небрежностью, — наставлял он меня. Другим словами, вполне возможно, что на предприятии не все было в порядке, но это могло быть просто результатом ошибок руководства.

Возможно, Уинстону требовалась помощь. Предприятие не давало прибыли, но этого было недостаточно, чтобы говорить о преступных намерениях руководства. Дэвид подчеркнул, что предприятие не было убыточным, а это уже немало.

Мне потребовалось несколько недель, чтобы получить финансовые документы от Уинстона. Сначала он говорил, что не ведет никаких записей, затем признался, что у него есть документы, но цифры в них ничего не значат.

В первую очередь меня интересовали отчеты о его сделках с китайскими покупателями макулатуры, но он заявил, что никогда эти сделки официально не регистрировал. Он объяснил это боязнью проверок со стороны местной администрации. Фрэнк разрешал ему отчитываться о доходах в свободной форме, и Уинстон держал округленные суммы всех основных транзакций в голове.

Руководство компании Waste Corp. ждало от меня конкретных данных, и, поскольку Уинстон отказывался мне их предоставить, я попытался собрать информацию о ценах на макулатуру самостоятельно.

Я нашел местную компанию, публиковавшую цены на ресурсы, и выяснил, что текущие цены на бумагу были существенно выше тех, которые совместное предприятие сообщало в Нью-Джерси. Самой интересной находкой был тот факт, что офисная макулатура стоила свыше 400 долларов за тонну, более чем вдвое дороже 195 долларов за тонну — цены, по которой Уинстон якобы ее продавал.

Если эти сведения были верны, Уинстон получал сырье, утверждал, что продает его по себестоимости, а на самом деле продавал его с огромной наценкой.

Дэвид сказал мне, что этой информации было недостаточно. Я должен было лично присутствовать при сделке, чтобы мне поверили, что китайский партнер — мошенник.

Через несколько дней после моего разговора с Дэвидом Уинстон сообщил мне, что хочет, чтобы я кое с кем встретился.

Он пригласил меня в свой офис и представил молодую женщину. Он сказал, что она собирается купить макулатуру.

Уинстон сел с одного конца длинного кофейного столика, женщина села напротив. Мне предложили сесть на стул, стоявший напротив пустого дивана, и я с блокнотом в руке приготовился делать пометки.

Уинстон принялся обсуждать с женщиной контракт на поставку макулатуры. Они договаривались о цене на партию картона и старых газет.

— Сколько вы предлагаете? — спросил Уинстон ровным, лишенным выражения голосом.

— Я сейчас не могу заплатить много, — ответила женщина, — вы же знаете, цены на рынке упали.

— Да, я знаю. Назовите мне самую высокую цену, которую вы согласны заплатить, — попросил Уинстон.

Их диалог звучал искусственно. Женщина назвала цену, Уинстон кивнул. В беседе наступила пауза, и они оба рассмеялись.

Сначала я очень удивился, а потом я понял, что они наверняка были знакомы. Эти переговоры были представлением, разыгранным специально для меня. Уинстон и его подруга были словно два ребенка на репетиции детского спектакля. Они забыли свои реплики и не могли удержаться от смеха.

Разумеется, Уинстон понимал, что я был обязан сообщить моим нанимателям об этих «переговорах», и я думаю, он смеялся еще и потому, что его очень позабавила ситуация, в которую он меня поставил.

Все сделки с макулатурой заключались только за наличные, и Уинстон рассказывал мне, что встречался с покупателями поздно вечером, обычно за выпивкой. Все, что происходило между продавцом и покупателем, оставалось за закрытыми дверьми. Так или иначе, цена, о которой они договорились с женщиной, не соответствовала моим сведениям о текущих ценах на макулатуру в Китае.

Наконец, Уинстон передал мне свои финансовые документы, и, как он и обещал, они оказались совершенно бесполезны. В них были, однако, довольно подробные записи о сортировке макулатуры. Там не было сведений о выручке от продажи, но по крайней мере у меня появились сведения о том, какого рода отходы сортировало предприятие Уинстона, и об их объемах.

Когда дело касалось промышленных товаров, каждое изделие в партии было практически неотличимо от остальных. На нашем косметическом производстве мы знали, что один ящик геля для душа «Арбузная свежесть» («Watermelon Fresh») ничем не отличался от другого. Дело обстояло совершенно иначе в деле переработки бумажных отходов. Здесь каждая партия была уникальна. Эта изменчивость позволяла использовать огромное количество уловок, но в то же время, если принять во внимание общую картину происходящего, во всем этом вполне можно было разобраться.