Принцип карате - Данил Корецкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Загадка Габаева очень интересовала и Вову Кулакова. Бизнес на карате переживал кризис. Угроза реальной ответственности заставила многих подпольных «сенсеев» бросить ремесло. Плохо было с залами. А главное — уменьшилось число олухов, строящих иллюзии насчет легкого овладения секретами непобедимости. Оказалось, что никакого таинственного «ключа карате» не существует — есть изнурительные нагрузки, болезненные растяжки, еще более болезненные укрепления ударных поверхностей, словом, обычные будни, как в любом виде спорта.
Искатели «секрета» пасовали перед чередой тяжелых, до пота и крови в буквальном смысле, тренировок, сопутствующими им травмами и другими неприятностями, невидимыми из зрительного зала во время эффектных выступлений.
Разочаровавшиеся щедро делились со своими друзьями и знакомыми, демонстрировали вывихи, ушибы, переломы. А поскольку рекламировать карате прекратили, негативная информация ничем не уравновешивалась и расходилась широкими кругами. Ажиотаж начинал спадать.
А вокруг Гришки Габаева по-прежнему кипела тайная жизнь, поговаривали, что число учеников у него даже увеличилось. Это не давало Кулакову покоя. И он решил подослать к конкуренту шпиона.
Юркого Витьку Быкова по прозвищу Шнырь знал, как он сам любил утверждать, почти весь город.
И действительно, круг его знакомств был столь же широк, сколь и специфичен: по мелочи мошенничал на скачках, поддерживал отношения с фарцовщиками и спекулянтами, водился с приблатненной мелкотой. Отношения с законом у него были напряженными: имел приводы в милицию, капитана Крылова обегал за версту, несколько раз вскользь проходил по уголовным делам, но посчастливилось остаться свидетелем.
Кулаков познакомился с Быковым недавно при драматических для последнего обстоятельствах. Подошедший к Шнырю парень с безжалостными глазами искал верняк, прямой выход на конюшню ипподрома. И не был похож на человека, позволяющего безнаказанно себя облапошить. Но Шнырь распознал в незнакомце чужака, залетного, и рискнул всучить лиловые метки. Когда тот пошел в кассу, Шнырь направился к выходу, но два безразлично стоящих в стороне бывалых мужика заступили дорогу. Шнырь понял, что влип по-серьезному. При нем имелось четыреста рублей, но он не был уверен, что удастся отделаться только деньгами. И точно, не успели объявить результат заезда, как у него вывернули карманы, а затем молча повели в безлюдный угол ипподрома, по дороге кто-то оттолкнул Кулакова, которого не волновало здоровье Шныря и состояние общественного порядка в районе скачек, но не понравилось такое отношение к своей персоне. С этого и началось. Через несколько минут двое «бывалых» слабо копошились на заплеванном асфальте, а третий неподвижно скрючился под штакетником. Вспотевший Шнырь, оглядываясь, побежал за своим избавителем и с этого момента был готов как собака выполнять его распоряжения. Шныря-то и решил Кулаков использовать в своей игре.
Витька знал многих из окружения Габаева. Несколько дней он терся среди них, выпивал, слушал и рассказывал похабные анекдоты, ходил в бар и на танцы. Времяпрепровождение было привычным, необременительным, и он почти забыл о своей тайной миссии.
Однажды вечером ему предложили посмотреть видик, и, заплатив червонец, он оказался в квартире Габаева, где забылся перед цветным экраном, на котором виртуозно владеющий карате герой («Брюс Ли!» — восторженно выдыхали соседи) проникал в тайну населенного отпетыми негодяями острова Дракон.
Негодяи тоже прекрасно владели карате, да и друзья Брюса Ли имели подготовку не ниже черного пояса, весь фильм состоял из поединков, пыток и расправ, а звуковой фон составляли боевые выкрики, крики боли да хруст костей. В финале герой схватился с главным злодеем, у которого правая рука была металлической и всегда обеспечивала победу. Но на этот раз стальная ладонь не помогла, злодей сменил ее на «тигровую лапу», а затем на ужасного вида кисть с длинными ножевыми лезвиями вместо пальцев. Все напрасно: могучим ударом Брюс Ли сразил негодяя, тот напоролся на свое же копье и, как жук в коллекции, повис на вращающейся зеркальной двери. А на остров уже садились полицейские вертолеты.
Потрясенный увиденным Шнырь не сразу сообразил, что именно это экзотическое зрелище и интересует Кулакова, но уже в следующую минуту почувствовал себя хладнокровным суперагентом, проникшим в тайну Дракона. Выразив желание посмотреть что-нибудь похожее, он узнал, что скоро ожидается поступление двух новых фильмов. Вошедший во вкус тайного сыска, Шнырь перетряхнул свои связи, нашел фарцовщиков, начинающих специализироваться на видеобизнесе, и вывалил перед Кулаковым целый ворох полезной информации.
А тот не мешкая перехватил предназначенные Габаеву кассеты, купил подержанный видеомагнитофон и открыл собственный подпольный кинотеатр.
Конкуренция диких сенсеев приобретала иные формы. Но Колпаков об этом еще не знал.
Простоявшая две недели на стоянке машина долго не хотела заводиться, мнения мгновенно собравшихся добровольных экспертов разошлись, как обычно: кто говорил про севший аккумулятор, кто — про неисправность системы зажигания, третьи горячо убеждали, будто причина в карбюраторе.
Кончилось тем, что его завели с буксира и давно откладываемое посещение техстанции превратилось в неотложное дело.
Подъехав к институту, Колпаков испытал чувство, будто не был здесь целую вечность.
Гончаров оказался на месте, они поздоровались доброжелательно, но официально, дружеские отношения остались в прошлом.
— Как съездили, Геннадий Валентинович?
— На мой взгляд, неплохо, Вениамин Борисович. Может быть, правда, руководство кафедры даст полученным результатам другую оценку…
Колпаков положил перед заведующим папку с документами.
— Солидно! — улыбнулся Гончаров и начал быстро, но внимательно читать лист за листом. — Поразительно! Даже организован опытный участок, изменена технологическая схема… Предполагаемый экономический эффект… Ого!
Он поднял голову, глаза оживленно блестели — Веня оставался неисправимым энтузиастом.
— Блестяще! Как тебе удалось пробить такой вопрос? — Он снова перешел на неофициальный, дружеский тон. Колпаков скромно пожал плечами. — Обычно привычка, инерция, где-то рутина создают непрошибаемую стену! Хотя ты у нас специалист по сокрушению препятствий! Как это: все силы в одну точку с максимальной скоростью?
Первый раз Гончаров говорил об основном принципе карате без иронии.
Колпаков снова сделал неопределенный жест.
— Рад за тебя, старик! Немногим удается столь наглядно доказать полезность и ценность своей работы!
Гончаров обошел стол, сел рядом и обнял Колпакова за плечи.
— Очевидно, мы слишком строго оценивали диссертацию, хотя это в первую очередь моя вина… Видно, постарел: вот и появляются академические амбиции…
Колпакову стало стыдно. Лучше бы шеф сухо отметил весомость достигнутого и вежливо распрощался. А эта явная радость…
— Блестящая апробация на практике, конечно, меняет дело. Но… — Гончаров огорченно отвел глаза. — Но есть проблема…
— Проблема? — насторожился Геннадий.
— Какой-то мерзавец позвонил Дронову и наговорил гадостей с три короба… Что-то про махинации в этом вашем… карате… — Последнее слово прозвучало как ругательство. — Якобы ты злоупотреблял, незаконно получал деньги…
Кровь ударила Колпакову в лицо, он почувствовал, как загорелись щеки.
«Гришка, сволочь, больше некому! Убью…»
— В это трудно поверить, нет, я вообще не верю, явная клевета, но ты же знаешь мнительность и щепетильность Ильи Михайловича!
«А может, Кулаков. Или Котов. Или еще ктонибудь из разоблаченных сенсеев… С кого спросить, с кем расквитаться?»
— Он сильно переживал, а потом сказал, что проверит и, если слухи хоть в чем-то подтвердятся, — откажется от научного руководства…
Колпаков слушал вполуха. «Не думал, что у меня столько врагов. Даже не врагов, просто недоброжелателей… Найду — покалечу… Хотя разве в них дело?»
— Я буду еще разговаривать с Дроновым, и ты сам объяснись с ним. В конце концов недоразумение разъяснится.
«Что я объясню старику? И что разъяснится?» — заторможенно думал Колпаков, спускаясь по лестнице.
Недоразумение… Только в том, что все не выплыло раньше. Дело не в недругах — в том, что им есть о чем рассказать…
Ему показалось символичным, что не первый раз тягостные размышления приходят во время спуска по лестнице. «Не начался ли у тебя, дружок, путь вниз?»
И всплыл в памяти длинный крутой спуск на трассе, ведущей к дому, внезапно вспыхивающие запрещающие тревожные красные сигналы: стоп, стоп, стоп…
В институтском сквере он посидел на жесткой, с облупившейся краской скамейке, проделал комплекс дыхательных упражнений, на несколько минут ушел в себя, отрешившись от всех неприятностей, сложностей и острых углов окружающей жизни.