У смерти женское лицо - Марина Воронина

Боль шевельнулась было внутри, как чудовищный младенец, зачатый в полнолуние от покрытого каменной чешуей рогатого монстра, но тут же послушно утихла, испугавшись Катиного окрика, — свернулась калачиком и затаилась до лучших времен, чтобы, улучив момент, вонзить свои клыки прямо в душу.

Катя без аппетита прожевала ломтик ветчины, сглотнула и снова закурила. Размышлять о своих «бабьих» делах ей не хотелось. «Ну правильно, — вяло подумала она, — все верно. Поскольку стрелять в данный момент не в кого, нам подавай мужика. Как там раньше ругали западное кино? Пропаганда секса и насилия — так они и говорили. Всегда рядом, как партия и Ленин. Если не секс, то насилие, а если не насилие, то секс. Выбирай, но осторожно. Ну и жизнь...»

Катя включила телевизор и уставилась в экран. По телевизору вовсю пропагандировали секс и насилие, для разнообразия перемежая это дело рекламой зубной пасты и жевательной резинки. Катя выключила телевизор и раздраженно прошлась по комнате, автоматически перешагивая через разбросанные вещи и огибая то, что перешагнуть было затруднительно. Порядок, что ли, навести, без энтузиазма подумала она. А кому это надо, спрашивается? Да никому не надо, ответила она себе и покосилась на телефон. Изящный аппарат из красной пластмассы, казалось, подмигивал ей, подстрекая делать глупости. Память немедленно принялась выдавать давно, казалось, забытые номера. «А что, — подумала Катя, — взять да и позвонить. Устроить вечер воспоминаний».

В конце концов она оделась, вышла на улицу и до самого вечера бродила по городу под моросящим осенним дождем. Вернулась она поздно и сразу легла спать, а утром ее разбудил звонок в дверь.

Это вернулся Паша. От него пахло дождем и табаком, и Катя, на которой был только накинутый второпях халат, зябко поеживаясь, снова ощутила вчерашнее смутное возбуждение, отдавшееся теплым толчком внизу живота.

Хакер держал в руке свернутую в трубку слегка подмокшую распечатку.

— Каковы успехи? — спросила Катя, вслед за ним проходя в комнату и набрасывая плед на развороченную постель. Спала она беспокойно и проснулась с отчетливым ощущением, что во сне пережила как минимум два оргазма.

Паша рухнул в кресло и вытянул на середину комнаты длинные ноги в мокрых расшлепанных кроссовках. Распечатку он небрежно бросил на журнальный столик рядом с собой.

— Говно успехи, — буркнул он, ковыряясь согнутым пальцем в криво надорванной пачке «Беломора».

— Что, совсем ничего? — осторожно спросила Катя, тоже присаживаясь. Паша поднял на нее глаза, зацепился взглядом за вырез халата и поспешно вернулся к своей пачке, возобновив попытки выудить оттуда папиросу.

— В общем, так, — заговорил он, старательно не замечая нервного жеста, которым Катя запахнула халат. — Номерочек, который ты мне дала, был, скорее всего, украден.

— Почему ты так решил? — удивилась Катя.

— Под этим номером в ГАИ зарегистрирован учебный грузовик межшкольного УПК, — проинформировал ее Паша, продувая папиросу. — Марка грузовика ЗИЛ-169, то есть машина раритетная и скорее всего давно пошла под пресс.

Он долго чиркал отсыревшими спичками, прикуривая, и после глубокой затяжки продолжал, вместе со словами выталкивая изо рта серые облачка дыма:

— Я тут распечатал данные владельцев машин, подходящих по приметам... в общем, получилось много. Все «семерки» голубого цвета... Хотя, заметь, машину могли перекрасить, да и насчет модели ты запросто могла ошибиться. Вот если бы знать номер двигателя...

— Знаешь, — сказала Катя, — мне было как-то не до того. Давай свой талмуд.

Она взяла влажную, громко шелестящую простыню распечатки и развернула ее на коленях. Халат снова распахнулся, предательски обнажив грудь, но она этого не заметила, целиком уйдя в изучение длинного списка владельцев голубых «Жигулей» седьмой модели. Хакер Паша, неторопливо покуривая, с растущим интересом разглядывал то, что из чувства мужской солидарности показывал ему Катин халат. Катя ошибалась, думая, что Пашу не интересуют женщины. Как и всякий мужчина, обладающий правильной сексуальной ориентацией и крепким здоровьем, он отдавал должное увлечению противоположным полом... в те редкие моменты, когда мысли его не занимал компьютер. Сейчас Паша чувствовал, что такой момент, похоже, настал, во всяком случае, его контрольно-измерительный прибор весьма настойчиво и твердо указывал на то, что так оно и есть. Паша сидел, переводя взгляд с Катиного лица на вырез халата и ниже, на выглядывавшее из-под бумажной простыни распечатки гладкое загорелое колено, и прикидывал, каким путем лучше действовать, чтобы ему не дали от ворот поворот. В конце концов он пришел к выводу, что лучше всего будет задать прямой вопрос. Он не знал, в чем причина, но Катин вид каким-то образом располагал именно к такой тактике.

— Послушай, — откашлявшись начал он, — что ты делаешь сегодня вечером?

Катя подняла на него отсутствующий взгляд, потом, опустив глаза, посмотрела вниз, на свой распахнувшийся халат и снова посмотрела на хакера, молча ожидая продолжения и не сделав попытки запахнуться. Паша замялся, чувствуя непривычное смущение. Черт возьми, это была всего-навсего женщина, причем очень привлекательная, и разве он не решил, что лучше всего будет задать ей прямой вопрос? Глядя на нее теперь, он понимал, что это было правильное решение, но понимал он также и то, что на прямо поставленный вопрос ему скорее всего дадут не менее прямой ответ, и вдруг почувствовал, что не вполне готов его выслушать. Тем не менее начатое нужно было либо доводить до конца, либо более или менее изящно закруглить, и, что бы он ни выбрал, следовало говорить, а не сидеть истуканом.

— Я просто хотел...

— Я думаю, что знаю, чего ты хотел, — мягко сказала Катя.

«Ну и сука ты, Скворцова, — подумала она. — Тебе не угодишь». Но то, что казалось актуальным вчера, сегодня ушло на задний план, и она с трудом заставляла себя выбирать слова вместо того, чтобы отмахнуться, как от мухи. Мальчик был симпатичный, но сейчас было не до него: Катя нашла то, что искала.

— Я не против, — продолжала она. — Как-нибудь в другой раз. Погоди, не обижайся. Это не отказ. Но, во-первых, сейчас у меня совершенно не то настроение. Может ведь у женщины не быть настроения, правда? А во-вторых...

Она спокойно распахнула халат, продемонстрировав тугую повязку поперек живота. Хакер едва заметно вздрогнул.

— Это что? — спросил он.

— Пуля, — просто ответила Катя.

— Вот черт... А я-то думал, ты у Жоры в стриптизе... Так вот это что за машина!

— Нет, — покачав головой, сказала Катя. — Это не та машина. Когда была машина, я оказалась немного шустрее. Ну, ты не обиделся?

Паша протестующе поднял кверху обе ладони.

— Боже сохрани, — сказал он. — Кто же обижается на женщин? Если у женщины нет настроения, виноват в этом, как правило, мужчина. Я могу чем-нибудь помочь?

— Ты уже помог, — сказала Катя. — И поможешь еще больше, если не станешь трепаться.

— Ой, я вас умоляю, — сказал хакер. — Ну, ты нашла, что искала?

— Нашла, — сказала Катя. Глаза ее потемнели, она поплотнее запахнула халат и снова опустила глаза в распечатку. — Только тут какая-то звездочка.

— Звездочка? Дай-ка посмотреть.

— Вот. — Катя протянула ему распечатку, держа палец на нужной строчке.

— Та-а-ак, — протянул хакер, — давай посмотрим... Щукин Алексей Петрович... так... адрес... Звездочка? Ну, мать, не повезло тебе. Машина числится в угоне. Уже... — он пошуршал бумажной простыней, отыскивая нужную графу, — да, уже почти год.

Глава 13

Закрыв за хакером дверь, Катя вернулась в комнату и сняла халат. Умывшись и наскоро пригладив волосы, она надела свои старые джинсы, купленные в специализированном магазинчике на сан-францисском Бродвее в двух шагах от студии старого татуировщика, и простую хлопчатобумажную рубашку. Ей почему-то вспомнился указатель над дверью студии — огромный, длиной метра в полтора, вырезанный из раскрашенной фанеры пенис, чья розовая головка служила стрелкой указателя. Еще у старика была жена, вспомнила Катя, на двадцать лет моложе него, — кореянка по имени Инни Ли... Она носила платье, а из-под платья выглядывали ноги, похожие на картинную галерею. У них была трехлетняя дочь и годовалый сын, и еще одна дочь — двадцатилетняя Мэг, от первого брака с полькой...

Катя невесело улыбнулась своим воспоминаниям и откопала в углу пневматический пистолет — тот самый. Коробку маленьких свинцовых пуль, похожих на миниатюрные наперстки, она купила еще неделю назад, но у нее никак не доходили руки до этой игрушки. Теперь время, похоже, пришло — она ощущала потребность нажимать на курок и видеть, что не промахнулась.

"Каша, — думала она, расставляя вдоль стен и на полках пустые пластиковые бутылки и картонные коробки из-под чипсов и сухих завтраков, к которым пристрастилась в бытность зажиточной, но экстравагантной американской леди, — ну и каша... Вот почему Щукин так подскочил, когда я упомянула о голубой «семерке». Еще бы ему не подскочить... Знает кошка, чье мясо съела. Машина, видите ли, в угоне... Другому кому-нибудь расскажите, а я сыта по горло. Если она в угоне, то почему было прямо не сказать: так, мол, и так, интересное, мол, кино получается, у меня же точно такая же была... Угнали, мол, сволочи, вот и езжу теперь на «Мерседесе», как нищий... Ах ты, урод! И ведь нипочем не скажешь, что он на такое способен: цветы... фрукты... благодетель, мать твою! Чем же ему Лизка помешала? А вот пойти и прямо спросить: чем тебе, сволочь, Лизка помешала? Что она про тебя, козла, такое узнала, за что ты ее убил? Или все-таки не он? Уж очень как-то все просто получается, прямо как тот указатель... Может, его подставил кто-нибудь? Или его орлы инициативу проявляли? Ну, если так, то я вряд ли что-нибудь узнаю. У орлов теперь не спросишь. Но присмотреться все-таки не помешает — и к орлам, и к Щукину, и ко всему этому их «Омикрону»... А ведь ты дура, Скворцова, — подумала она, сшибая меткими выстрелами свои мишени, — ну просто полная идиотка. Бегаешь, стреляешь, подарочки принимаешь, между прочим, денежки, а ведь это доля, Екатерина ты моя свет Ивановна, самая настоящая доля, а с каких доходов тебе эта доля капает, ты ни сном, ни духом. А? Каково тебе это, суперменша ты моя доморощенная?