Любовные чары - Гай Орловский

Я подумал, ответил искренне:

— По двум очень важным причинам.

— Ну?

— Во-первых, ты власть…

— А во вторых?

— Ты женщина, — сказал я с некоторым сомнением в голосе, — а женщины нам всегда брешут, потому мы как бы имеем право из оправданного чувства самозащиты…

— Как бы, — возразила она, — это из древних моральных установок, а мы мораль отменили как пережиток, теперь только закон и порядок!.. Никто не имеет права на самозащиту, так как всех защищает власть!

— А если не успеет?

— Обязана успевать, — сказала она твердо, — для того и устанавливаются везде видеокамеры, прослушиваются разговоры, чтобы мы успевали прибывать на место еще до преступления!.. Только ты, гад, такой скользкий, что пока никак… Но я тебя расколю!

Я посмотрел на нее с застывшей улыбкой. А ведь в самом деле, если сумеет накопать компромат, сдаст без всяких сомнений. То, что вяжемся и спим в одной постели, давно ничего не значит, для шпионов это всегда было привычным делом, а теперь уже и для всех не повод даже здороваться.

— Что смотришь? — спросила она с подозрением.

— Да так, — ответил я, — задумался.

Она буркнула с некоторым дискомфортом:

— С чего бы? На мыслителя не тянешь.

— Не тяну, — согласился я. — А хотелось бы малость знать и уметь больше… Привередливый я?

Видимо, сделал что-то не так, вздохнул криво или повел глазом, но мир заблистал триллионами цветных конфетти, а все это великолепие погрузилось в мир колышущихся электромагнитных волн, таких странно шершаво-кисловатых с привкусом ванили.

Она буркнула:

— У тебя глупое лицо. Лучше не старайся быть умным, тебе не идет.

Я вздохнул, а она повернулась и ушла, надменно дергая приподнятыми ягодицами.

Вроде бы я не так долго отсутствовал, но мир здесь за это время в самом деле стал иным. Вижу больше, слышу лучше, а главное, сразу же ощутил в доме множество электроприборов, разветвленную сеть проводов, какая старина, хотя пока еще экономичнее, чем модное беспроводье.

А также пронизывающие весь наш мир электромагнитные волны, посылаемые самыми разными приборами, что делает для меня мир странно трепещущим, будто вот-вот исчезнет.

Я тряхнул головой, не исчезло, но сделал усилие, и снова я простой парняга, которому банку пива и на диван перед жвачником.

Но что-то не захотелось, по крайней мере — щас, а что потом — посмотрю. Я человек свободный: хочу — сижу, хочу — лежу.

Рискнул, снова вызвал это странное состояние. Электромагнитные волны разом заполнили мир, а я в нем как рыба в воде… Осторожно пошарил по разным волнам, натыкаясь на разную хрень, в основном — дурацкая музыка, не сразу отыскал Инет, а уже там торопливо, словно вот щас поймают и вдарят, порыскал в пределах досягаемости и со сладким ужасом ощутил, что пределов нет, могу читать хоть частную переписку, хоть государственные тайны под дюжиной криптозащит…

С кухни донесся ее нетерпеливый крик:

— Ты долго там, гад полосатый?

— Иду, — крикнул я. — Бегу, моя мангусточка!

Она встретила подозрительным взглядом.

— Кого-нибудь уже убил?

— Где?

— По дороге на кухню, — отрезала она. — Но где закопал? Как закопал?..

Я протянул несчастным голосом:

— Ну почему сразу убил…

— У тебя морда такая, — выпалила она.

— Какая?

— Сладенькая, — отрезала она. — Интеллигентик хренов. Это в кино только у преступников брутальные лица, а в реале вот такие!.. Ну признайся, убил или не убил?

— Не убил, — признался я. — Только ранил.

Она отбросила сковороду, метнулась было из кухни, но оглянулась, сказала со злостью:

— Опять, гад, прикалываешься над властью?

— Ты без штанов, — напомнил я. — Так что я могу вполне. Если хочешь, проверь статью двести семьдесят восьмую, подзаконный акт двести сорок, пункт «Ы», там как раз наш случай…

— Проверю, — пообещала она, — и арестую за обман правоохранных структур.

Она в самом деле вытащила смартфон, растянула его до размеров крупного планшета и быстро вошла в Инет.

— Какая, говоришь, статья?

— Двести семьдесят восьмая, — сказал я. — Ищи-ищи… подзаконный акт двести сорок, пункт «Ы»… читай внимательно, а я пока позавтракаю.

Я переложил на свою тарелку яичницу с беконом, умял почти до конца, когда она наконец подняла голову и посмотрела на меня с изумлением и ненавистью.

— Гад… откуда ты знал?.. Или все прочел и запомнил?

Я отправил в пасть последний ломтик вкусно пахнущей ветчины, поднялся с тарелкой в руках.

— Спасибо, было очень вкусно. Можешь пожарить еще, уже себе. Увы, не удержался, все съел, раз уж ты предпочла выказать себя умной и вместо завтрака читать Уголовный или Гражданский кодекс.

Она прошипела:

— Я не вместо… А ты все подстроил!

— Но было вкусно, — признался я и облизнулся. — Бросай работу в полиции, иди ко мне личным поваром? Бить не буду…

— Сперва я тебя придушу, — пообещала она. — Теперь опоздаю на службу!

— Еще почти ночь, — напомнил я. — Можно два раза позавтракать.

Глава 7

Она в самом деле приготовила завтрак, настолько навороченный, что я не утерпел, подсел к столу и помог ей справиться с задачей, а потом отвалился и смотрел осоловело, как дикий кабан, что отыскал поляну с желудями и полакомился всласть, а потом еще напихал в пузо и на запас.

— Поваром бы ты зарабатывала больше, — сообщил я. — Это же надо удумать такое… Нет-нет, не говори из чего! Приличные люди о кухне даже не вякают.

Она фыркнула:

— Так то приличные. А остальные и по жвачнику передачи о кухне ведут!

— Я вообще-то приличный, — сообщил я. — Это с тобой только неприличный, потому что под твоим воздействием, как совсем уж неприличной и демократически ориентированной…

— Свинья, — заявила она. — Даже свинтус. Свинтус грандиозус!.. За дерзость помоешь посуду.

— Запросто, — ответил я.

Манипулятор подхватил обе тарелки и отправил в моечную машину. Мариэтта сказал зловеще:

— Вообще-то могу такое интерпретировать как попытку обмана властных структур… Но ладно, сейчас некогда. Надо на службу, а ты сиди и дыши в две дырочки! Не забыл, что все еще под подозрением?.. А скоро вообще сядешь.

На кухню, стуча коготками, выбежал заспанный Яшка, посмотрел снизу вверх с недоумением, чего это мы ночью жрать встали, я подхватил его на колени и, поцеловав в мордочку, сказал ласково:

— Один ты меня любишь и пока что не угрожаешь придушить.

Мариэтта фыркнула.

— Пока что!