Снегурка быстрой заморозки - Елена Логунова

— Наверное, за пределами клумбы следы сразу потерялись, — предположила Ирка. — Ладно вам, я что хотела сказать? Я хотела сказать, черт с ними, с этими розами! Давайте устроим себе тихий час, а?

Подруга потянулась и зевнула.

— Не тихий час, а настоящую сиесту! — обрадовался Марик. — Я сейчас же заварю себе мате!

Ирка вздернула одну бровь.

— В калебасе, — уточнил Марик.

Подруга подняла вторую бровь.

— Мате — это такой богемный напиток, — пояснила я Ирке, которую явно впечатлили незнакомые слова. — Заваривается в калебасе, специальном сосуде из тыковки, и пьется через металлическую соломинку-бомбилью.

Подруга посмотрела на меня с уважением:

— Ты тоже такое пьешь?

— Нет, такое пьет твой племянник, — честно призналась я. — И еще латиноамериканские пастухи. Я просто прочитала про мате в Интернете. Вроде этот напиток тонизирует, не возбуждая, и успокаивает, не тормозя. Способствует позитивному мировосприятию и генерирует доброжелательность. Думаю, у брутальных мексиканских пастухов выбор небольшой: либо мате на брудершафт, либо перманентный мордобой.

— А это вкусно? — Ирка чутко повела носом.

Марик как раз залил в калебасу порцию горячей воды. В воздухе отчетливо запахло печеной тыквой.

— По отзывам, получается что-то вроде чая, только гораздо противнее на вкус, — тактично понизив голос, сказала я. — Примерно как настой полыни или коры хинного дерева. Ты, кажется, хотела пройти курс профилактического лечения лихорадки? Думаю, мате будет в самый раз.

— Пойдем, теть Ира, я дам вам глотнуть! — прокричал уже из коридора любезный Марик.

— Спасибо, дорогой, но я лучше глотну другой микстуры! — громко ответила Ирка, открывая холодильник, в дверце которого нашлась початая бутылка коньяка.

Определившись с выбором напитков, тетушка и племянник с полными емкостями разбрелись по своим комнатам. Мыть посуду пришлось мне, но я не роптала: Ирка как амнистированная узница имела временное освобождение от трудовой повинности, а Марик заслужил отдых как автор вкусного и питательного фондю.

Радуясь редкой возможности предаться сну среди дня, я поставила вымытые тарелки в сушку и побежала наверх, в библиотеку. Выключила свой голосистый мобильник и припала всем телом к уютному диванчику.

Укладываясь спать, я забыла включить кондиционер, удовольствовалась открытым окном и даже шторы не задернула. После пятнадцати часов солнце, благополучно перевалившее через островерхую крышу дома, скатилось на один уровень с моим окном и превратило библиотеку в печку типа «тандыр». В результате я проснулась мокрая как мышь и с головой вспухшей, как дрожжевая лепешка.

Посмотрела на часы: шестнадцать тридцать две. Самое время заканчивать тихий час. Растекаясь, как тающая снегурочка, и оставляя за собой мокрые пятна, поплелась в душ и встала под холодную воду. Когда зубы начали стучать, а вздыбленные волосы и мозговые извилины распрямились под действием водяных струй, вылезла из душа. Натянула на влажное тело штаны и майку, спустилась на первый этаж и прислушалась.

В доме было спокойно. Из-за двери комнаты для гостей, оккупированной Мариком, доносилась тихая медитативная музычка в стиле латинос. Вероятно, лирические напевы мексиканских пастырей мелкого рогатого скота шли в одном комплекте с мате из калебасы.

В Иркиной спальне царила тишина, за дверь не просачивалось ни единого звука. Я решила, что наша утомленная приключениями островитянка спит сладко и безмятежно, как Робинзон в каюте подобравшего его судна, и на цыпочках прокралась в кухню.

Выпила соку, съела печенье, выглянула в окошко на веранде и увидела в тени под забором спящего Томку. Пес переместился с крыльца на лужайку, совершенно не изменив позы.

— Эй, соня мохнатый! — вполголоса позвала я. — Есть хочешь?

Томка стукнул хвостом.

— А пить?

Хвост взлетел и опал дважды.

— А гулять?

Пес перевернулся на живот, поднял голову и открыл один глаз. Морда у него была недоверчивая.

Я сняла с гвоздика поводок и с намеком потрясла им в окошке. Собака радостно улыбнулась и порысила на крыльцо.

— Мы пошли гулять! — неизвестно кому сообщила я, обернувшись к пустой кухне.

Вышла на крыльцо, легонько хлестнула свернутым поводком по лохматому собачьему заду и потрусила в обход дома к калитке, которая уже прогибалась и гремела под натиском рвущегося на волю Томки.

— Это она! — воскликнул Сереня тоном, в котором радость смешалась с удивлением.

— А ты говорил — зря сидим! — напомнил младшенькому Леня Пушкин, лучась самодовольством.

План подстеречь бабу — хранительницу Булабонги в кущах Пионерского-2 принадлежал ему. Лене казалось логичным предположить, что тетка, оставившая собственную квартиру на произвол судьбы, может засесть в доме своей то ли подруги, то ли сестры — черт их разберет, баб этих! Какая разница? Не потеряла же она интереса к судьбе дорогого человечка? Правда, на вчерашнее свидание с похитителями Ирины Елена почему-то не явилась, а сегодня с утра злонамеренно не отвечала на звонки, но Леня, успокаивая себя и встревоженных братьев, объяснял это вполне понятным нежеланием Елены расставаться с драгоценной маркой. Мол, противник взял тайм-аут, чтобы поразмыслить и изобрести хитрый способ обвести братьев Пушкиных вокруг наманикюренного пальца.

Леня решил не давать Елене времени на раздумье.

— Мы украли не ту бабу, — объяснил он свое решение внимательно слушающему Грине и нахохлившемуся Серене.

Младшенький Пушкин после вчерашнего похищения и бурной ночи, проведенной в оковах в бетонной трубе, был сверх обыкновения сердит и критичен.

— На тот момент это была та баба, — возразил он.

Гриня, не уяснивший сути возражения, молча хлопнул ресничками, но Леня братца понял.

— Правильно, — согласился он. — Я как рассуждаю?

— Медленно, — съязвил противный Сереня.

— Я рассуждаю по порядку, — не обратил внимания на шпильку Леня. — Первое: украв бабу номер один, мы заставили бабу номер два найти наше добро. Эта часть задачи выполнена. Теперь второе: нужно заставить бабу номер два отдать найденное добро нам. Менять его на бабу номер один долго и хлопотно, поэтому я предлагаю про первую бабу временно забыть, а вторую украсть вместо первой. Во-первых, личный контакт — это более короткий путь к успеху, во-вторых — баба номер два гораздо мельче, чем баба номер один, и мы втроем с ней легко справимся. Так, Гриня?

Гриня промолчал. По его лицу было видно, что он крепко запутался в номерах и в бабах.

— Эту тоже на остров попрем? — спросил более сообразительный Сереня.

— Нет, там уже сидит одна, — поморщился Леня. — Две бабы на одном острове — это перебор.

— Че у нас, островов мало? — удивился Гриня.

— Точно! Мы ее возле озера подкараулим! — воскликнул Леня без видимой связи со сказанным. — Она пойдет по тропинке, а мы ка-ак выскочим из камышей! Ка-ак скрутим ее!

— Ка-ак заставим отдать нам марку! — подхватил Сереня.

— Ка-ак накостыляем ей по шее! — обрадовался Гриня переходу разговора на понятную ему тему.

Леня, культивирующий образ благородного разбойника, посмотрел на него с укором.

— А че? Пусть ей Серенька накостыляет, они в одной весовой категории! — поумерил кровожадность Гриня.

Младший Пушкин обиженно засопел.

— Все, кончай базар, салаги, — на правах старшего распорядился Леонид. — Пообедаем — и геть в Пионерский. Засядем в камышах у озера и будем ждать. Я сказал!

Заметно повысив голос на последних словах, он с вызовом посмотрел на братьев, но ожидаемых возражений не последовало. Грине было в принципе все равно, что делать, а Сереня после давешнего фиаско с попыткой похищения Булабонги у бабы номер два не прочь был сложить с себя ответственность за происходящее.

Во второй половине дня, на три голоса проклиная жару, братья Пушкины залезли в камышовые заросли вблизи обмелевшего озерца и в просветы между сухими узловатыми стеблями в шесть глаз высматривали на петляющей поблизости тропинке одиноких путников. Таковых было крайне мало: более или менее оживленное пешеходное движение в поле имелось до наступления дневной жары и ближе к вечеру.

Баба номер два появилась на тропинке в начале шестого. Истомленные жарой Пушкины к этому моменту выпили весь запас принесенной с собой минералки и уже дискутировали, а не попробовать ли испить водицы из озерца. Это предложение выдвинул наиболее крупный и больше других страдающий от обезвоживания Гриня.

— Не пей, козленочком станешь! — процитировал сказочное предупреждение братец Леня.

— А ему не страшно, он уже стал! — съязвил невыносимый Сереня. — Причем козленочек и вырасти успел!

— Ме-е-е! — продолжая тему, заблеял Серенин сотовый.