Независимость Грузии в международной политике 1918–1921 гг. Воспоминания главного советника по иностранным делам - Зураб Давидович Авалов

представителями великобританского правительства. Разумеется, мы говорили и за Азербайджан, не имевший еще в Лондоне своего представителя, а темы наших бесед выходили далеко за пределы Закавказья.

Итак, «восстановление единой России» было одним из главных наваждений этих дней; нам же было естественно, приветствуя это объединение, выражать в то же время пожелание, чтобы Грузия и вообще Закавказье были из этого плана исключены.

Мотивировка такого пожелания, письменная и устная, не представляла особых затруднений, и, таким образом, английское правительство могло обстоятельно познакомиться с политическими стремлениями Грузии и ее соседей, с их конечными целями – как раз в то время, когда начали размещаться в различных пунктах Закавказья британские военные отряды, занимавшие их согласно Мудросской конвенции 30 октября.

Начало наших дипломатических сношений в Лондоне совпало, таким образом, с началом практического ознакомления англичан с новыми закавказскими республиками, на месте, в конце 1918 г.

Нам была предоставлена возможность сноситься телеграфно с Тифлисом; грузинское правительство было своевременно оповещено о приезде моем в Лондон, и вскоре вслед за тем мы могли уже известить его о «благоприятном приеме, о надежде получить признание de facto, а позже – и формальное признание», а также о том, что «распространяемые слухи о восстановлении единой, нераздельной России не имеют отношения к Грузии, независимость которой имеет твердые шансы».

Наконец, 31 декабря 1918 г. мы (то есть я и Д. Гамбашидзе) получили из Foreign Office ноту, за подписью сэра Луиса Маллета (товарища министра иностранных дел), в которой сообщалось, что правительство его величества с симпатией отнеслось к провозглашению независимой Грузинской республики и готово отстаивать ее признание на мирной конференции[102].

Так совершился – спустя каких-нибудь десять недель после окончательного принятия нами в Берлине проекта грузино-германского трактата – перевод грузинской политики на новые рельсы, сообразно изменившимся обстоятельствам. Моя обязанность и роль «стрелочника» была выполнена; теперь от грузинского правительства в Тифлисе зависела «эксплуатация успеха».

Глава XIX. Новая вариация на прежнюю тему

50. Закавказские распри

Наши телеграммы о «благожелательном приеме» в Лондоне получены были в Тифлисе в очень критический для грузинского правительства момент и пришлись весьма кстати.

Словами «критический момент» я вовсе не желаю сказать, что положение правительства Н. Жордания внутри страны было сколько-нибудь шатким, – оно было, напротив, совершенно прочным, – я имею лишь в виду осложнения, вызванные почти одновременно армяно-грузинским пограничным столкновением декабря 1918 г., то есть наступлением армянских войск в Борчалинском уезде бывшей Тифлисской губернии, и прибытием английских отрядов и союзных миссий в пределы Закавказья.

Распространялись разными недоброжелателями слухи о намерениях победоносных союзников упразднить возникшие там республики, слухи фантастические, но тревожные; английские военачальники не могли так легко и быстро приспособить свою политическую терминологию ни к сложившимся в Закавказье в последнее время порядкам (совсем не то, что было при великом князе Николае Николаевиче!), ни к щепетильности молодых правительств. Были, конечно, влияния, стремившиеся особенно повредить грузинскому правительству во мнении англичан неумными ссылками на зазорную будто бы дружбу их с германцами и чуть не с турками. Не стану углубляться в этот предмет. В общем, британские генералы скоро освоились с фактом существования независимого грузинского правительства там, где формально полагалось быть лишь Закавказской провинции Российского государства; а грузинское правительство не сочло нарушением грузинской независимости прибытие и пребывание в Грузии английского отряда, ибо происходило это, согласно общему плану умиротворения Европы… на «вильсоновских» началах и по желанию всей совокупности держав-умиротворительниц. Кое-как, на этих основаниях, наметился modus vivendi.

С помощью английской и французской миссий было прекращено грузино-армянское столкновение – как раз в момент, когда армянские части, вторгшиеся далеко вглубь Борчалинского уезда, перешли в отступление. Заключительная часть этого столкновения (длившегося, к счастью, не более 10 дней) стала нам известной в Лондоне из следующего сообщения газеты «Таймс» от 10 января 1919 г.: «Багдад. 1 января. Начиная с 19 декабря произошло три сражения между армянскими и грузинскими войсками: на границе Ахалкалакского уезда, у Екатериненфельда (в Борчалинском уезде) и у станции Садахло (железной дороги Тифлис – Александрополь). Все сражения окончились полным поражением армян, причем грузины захватили множество пленных и орудия. По последним известиям, грузины наступают и заставили армян отойти к Аллаверды. При этом захвачены броневики и пленные, в их числе русские офицеры».

О занятии же уездов Ахалцихского и Ахалкалакского грузинскими частями (после ухода турецких вооруженных сил и очищения этих провинций от остававшихся «банд») нам было и раньше известно из сообщения британского военного министерства.

Военные действия, по обоюдному соглашению, были прекращены с 31 декабря 1918 г.[103] Армяне вернулись к своему исходному положению, которое они занимали фактически на южной окраине Борчалинского уезда по уходе оттуда турок (то есть с осени 1918 г.) и откуда они повели свое наступление. Между этой территорией и северной частью уезда, остававшейся под грузинским управлением, установлена была нейтральная зона. В Ахалкалакском уезде сохранялась грузинская администрация.

Этот компромисс был принят по соглашению грузинского правительства с союзными миссиями, принятому затем и армянским правительством, несмотря на представленные им возражения.

В общем, момент был довольно тяжелый; союзные миссии потребовали было даже очищения грузинами Ахалцихского уезда, что категорически было отвергнуто грузинским правительством; и, несмотря на благоприятный для Грузии исход столкновения с армянами, чувствовалось появление нового могущественного фактора, намерения которого далеко не были ясны и в отношении Грузии явно предубежденного. «Мы отрезаны, – говорил Гегечкори в грузинском парламенте 3 января 1918 г., делая сообщение о положении, созданном нападением армян и приходом союзников, – от Европы, мы лишены средств довести до Европы и ее демократии информацию о всех тех несправедливостях, которые здесь совершаются и которые могут еще совершиться, но до нас уже доходят отдаленные голоса, предвещающие нам скорый рассвет». Таким «отдаленным голосом» была в данном случае полученная грузинским правительством накануне (2 января) телеграмма наша от конца декабря, о которой сказано выше. Сообщение это вызвало «горячие аплодисменты» парламента: министр иностранных дел Грузии имел большой успех в этот день.

Было, однако, очень прискорбно, что не осуществилась сначала же, то есть в конце 1918 г., созванная грузинским правительством конференция Кавказских республик по общим их делам (включая и вопрос о границах). Предложение в этом смысле было сделано еще в конце октября 1918 г., но в форме, которая вызвала неудовольствие со стороны армян. И действительно, тон «пригласительной» ноты, подписанной Н. Рамишвили (исполнявшим до назначения Гегечкори обязанности министра иностранных дел), несколько напоминал… циркуляр по министерству внутренних дел. Но само то намерение было прекрасное, и армянам, конечно, надлежало договориться с грузинским правительством о конференции, а не… переходить в наступление.

Досадно было не только то, что не