Меньшее зло - Юлий Дубов

— Знаю. Да. Его зовут Аббас Гусейнов. Только вы его не увидите.

— Почему?

— Не знаю. Так решили.

— Кто?

— Те, кто показал вам дорогу. Мне передали, что с вами буду говорить я.

— А вы здесь причём?

— Я его прятала в Москве. Я привезла его сюда. Я знаю всю историю.

Илья Игоревич посмотрел на сидящее рядом тщедушное существо и ощутил мощнейший прилив негодования. Конечно же, государство доведено до полного развала. Но и в этом случае невозможно предположить, чтобы эдакая пичуга, да ещё и иностранка, могла бы беспрепятственно вывезти из Москвы и транспортировать за полторы тысячи километров одного из самых разыскиваемых преступников в новейшей истории. ФСБ. МВД. «Альфа». «Вымпел». Бдительные российские граждане. И вот под носом у них сущий заморыш проводит операцию, которая… Которая — что? Которая необъяснима и невозможна. Будет о чём рассказать Федору Фёдоровичу. Надо всё-таки, чтобы он знал, с каким контингентом вынужден работать и какое наследство досталось ему от предшественников, не к ночи будь помянуты.

— Он где? — спросил Илья Игоревич в лоб. — Здесь?

Девушка оглянулась на дверь, за которой скрылся Андрей, и покачала головой.

— Он был здесь. Ещё утром. Потом я его не видела.

— Может, он в другой комнате?

— Здесь нет другой комнаты. Здесь вообще нет комнат. Только эта, и ещё подвал, где мы прятались днём. Больше ничего. Здесь его нет. И в подвале тоже нет.

— Ну тогда, — решительно заявил Илья Игоревич, — разговаривать не о чём. Я приехал специально, чтобы увидеться с Гусейновым.

Он оглянулся и увидел стоящего рядом Андрея. Тот, как и положено настоящему разведчику, появился совершенно бесшумно, даже старые половицы не скрипнули.

— Илья Игоревич, — сказал Андрей. — Вы вправе уйти, и мы немедленно отвезём вас обратно. Однако присутствие здесь госпожи Маккой в Москве ни с кем не обсуждалось. Про неё вообще никто не знает. Ларри Георгиевич просил вам передать, что ваша встреча с ней есть жест доброй воли с его стороны и демонстрация наивысшего доверия. Поговорите. Если у вас после этого возникнет необходимость увидеть ещё кого-то, скажите мне. Попробую организовать. Чаю не желаете?

Он бросил на стол полиэтиленовый пакет с батарейками и снова скрылся за дверью.

Дженни протянула Илье Игоревичу диктофон и четыре кассеты.

— На них поставлены номера. Здесь записано всё, что он рассказал, около двух часов. Потом мои комментарии. Многое из этого уже на серверах, готово к передаче в Интернет. Достаточно нажать кнопку.

— И кто будет нажимать?

— Я оставила все инструкции… Одним людям… Я больше не принимаю решений. Я жду.

Илья Игоревич испытующе посмотрел на девушку, убедился, что психологически она находится в весьма тяжёлом состоянии, надел наушники и включил диктофон.

Когда кассеты закончились, Илья Игоревич встал и прошёлся вокруг стола.

— Я всё понял, — сказал он. — Но у меня совершенно другой вопрос. Вернее — два вопроса. Можно? Первый вопрос такой. Вы с ним сколько-то дней прожили в Москве и, насколько я понимаю, около месяца здесь. Лучше вас его вряд ли кто знает. Скажите честно, что из этого правда?

— А как вы сами думаете?

— Не знаю, — признался Илья Игоревич. — Вернее сказать — даже не хочу знать. Если хотя бы половина и если документы, которые вы зачитываете, действительно существуют в природе и могут быть предъявлены, то это катастрофа, равной которой в истории России не было. Знаете весёлую птичку — страуса? Как что не так — голову в песок. Так вот. В этой ситуации не то что голову, а самому хочется в песок зарыться метра на три и пожить там лет десять-пятнадцать, пока все это не пройдёт. Но вы мне не ответили…

— Вы же сказали, что не хотите знать.

— Не хочу. Но у меня поручение.

— Это — правда. Он — не плохой, не хороший. Он просто ещё не человек, он как ребёнок. Сэвидж. Он хочет есть — он кричит. Он хочет женщину — он идёт ко мне, садится на кровать. Я его прогоняю — он возвращается к себе, ворчит. Мне показалось даже, что мастурбирует. Он хочет спать — требует, чтобы было тихо, хочет разговаривать — будит меня, начинает рассказывать, как он служил в армии. Он хитрый, но безобидный. Может сказать, что у него болит живот. Это чтобы я к нему подошла. Тогда он начинает приставать. Я ухожу, он снова ворчит, потом опять делает это. Но он не умеет врать. Я точно знаю. Я видела документы, говорила с ним. Много говорила. Это — правда.

— Понятно, — сказал Илья Игоревич. — Это понятно. Ещё вопрос, если позволите. Вот вы угодили в эту историю. И как вы себя чувствуете? Не жалеете?

— Это моя работа, — глухо ответила девушка, будто сквозь вату. — Я знаю — это сенсация. И потом ещё — это правильно, если я обо всём этом расскажу. Потому что такие страшные вещи не могут оставаться сами по себе, про них должны узнать люди. Но это я раньше так думала. Может быть, я и сейчас так думаю. Но теперь я уже ничего не хочу. Я просто жду. Я устала и не могу больше. Я приехала, как в лагерь бойскаутов. Сначала думала, что интересно — заброшенный дом в горах, свечи, подвал. Незнакомый мужчина, дикарь, жертва КГБ. Простите, ФСБ. А потом я поняла, что я так не могу. Там внизу у нас есть такое ведро, вы понимаете? И мы вдвоём. И он слышит все, и я слышу все. И так один день, потом второй, потом неделя. И никто не говорит, когда всё закончится.

Илье Игоревичу стало жалко девушку. Она, повинуясь дурацким законам профессии и руководствуясь непостижимым для взрослого человека детским легкомыслием, угодила в мир, в котором женщинам и детям места не было. В этом мире пахло порохом и кровью, в нём человеческие жизни считались сотнями и без колебаний укладывались на дымящийся алтарь. В этом мире не было ни друзей, ни врагов. Были лишь объективно посчитанные аргументы «за» и «против». И аргумент со знаком минус подлежал немедленному опровержению — ножом, пулей или бомбой. Но делать нечего, она уже живёт в этом мире и занимает в нём отведённое для неё место — грязный и холодный подвал, рядом с явно презираемым ею человеком, которого она, рискуя жизнью, притащила сюда через пол-России, и вместо унитаза они используют усиливающее звуки оцинкованное ведро.

Ещё Илья Игоревич от всей души пожалел Федора Фёдоровича.

Из приблизившегося тупика был только один выход — немедленный арест всего ближнего окружения и беспристрастное следствие, которое и должно установить, кто отдавал приказ взрывать дома с собственными гражданами. Но даже и по этому пути от подозрений и шёпота за спиной не уйти, да и Федор Фёдорович, при всём уважении, которое Илья Игоревич к нему испытывал, явно не обладал качествами, необходимыми для подобных решительных шагов. А значит, остаётся только ждать, просыпаясь по ночам от бешеного сердцебиения. Ждать, когда рванёт эта убойная информация, уже разбросанная по десятку серверов.

Платона и Ларри он тоже пожалел. Правильный руководитель, верно оценивая угрозу для страны и себя лично, а также реальный цейтнот, приказал бы немедленно сбросить на этот регион атомную бомбу средней мощности. Республикой больше, республикой меньше — какая, к чёрту, разница. Зато одним ударом удастся избавиться и от свидетеля, и от журналистки, и от рыжего грузина, который точно знает, какую кнопку надо нажать, чтобы серверы погнали документы во всемирную паутину.

Но это решение принято не будет, поэтому в данном случае жалость носила, скорее, академический характер.

Единственно кого Илья Игоревич не успел пожалеть, так это себя. А зря.

Выруливая на полосу, самолёт вдруг резко встал, так что пассажиров ощутимо тряхнуло. Начавший было дремать Илья Игоревич выглянул в иллюминатор. Он увидел «уазик», из которого вылетали бородачи с автоматами и в зелёных головных повязках. Через минуту они заполнили салон.

— Вставай, — гортанным голосом сказал старший. — Вставай. Вещи твои где?

Два удара — один под дых, второй по печени.

Чёрный мешок на голове. Заломленные за спину руки, лязг наручников. Команда:

— Продолжайте полет. Аллах акбар!

Глава 31

Война

«ты конечно была в меня влюблена времена ещё были те был женат на тебе война мы забыли убить детей»

Вот так и закончилась странная Кавказская война. Пробудилась несколько ошалевшая от безделья армия, собранная в кулак на левом берегу Терека, и, повинуясь железной, хотя и несколько истерично выраженной воле Верховного, рванула через быстротекущую воду, чтобы навести на той стороне закон и порядок. Началась другая война, поначалу не менее странная, а впоследствии — нешуточная.

Предшествовало этому вот что.

Сперва в дневном выпуске новостей НТВ прошёл буквально секундный репортаж насчёт налёта чеченских боевиков на пассажирский самолёт в Минводах, в результате чего был похищен и увезён в неизвестном направлении некий пассажир. Ушлый журналист быстренько выяснил, что захваченный трудился одним из начальников в Балтийском пароходстве и сделал вполне естественный вывод, что это обычное похищение с целью выкупа.