Хроника времён «царя Бориса» - Олег Попцов

Предполагали, что торжественность самого акта даст импульс доброго настроения на весь съезд.

К этому моменту имя премьера перестало быть тайной. Президент определился, назвав кандидатуру Силаева, он дал понять, что хотел бы сохранить команду, с которой прошел скоротечный и мучительный год. Последняя сессия парламента оказалась на удивление продуктивной. Умиленного согласия не было, но чувство здравости взяло верх и основные законы были приняты, минуя изнуряющие согласительные комиссии, когда компромисс вершится не во благо закона (закон утрачивал свою кардинальность), а во благо сохранения равенства политических сил.

Впервые российский съезд оказывался в положении, когда он привычно не принимал эстафету парламентского конфликта и не доводил его до съездовской кульминации, как случилось на IV, когда консерваторы были преисполнены решимостью конституционного переворота. На III, когда на костре депутатского гнева должно было сгореть правительство. И депутат Воронин в приватной беседе, выражая волю коммунистов России, уже указывал премьеру Силаеву на дверь. На II… Уже и не вспомнишь, кого предполагали низвергнуть, изжить, изгнать консерваторы. Так вот, ничего подобного перед V, внеочередным съездом не случилось, что позволяло сделать вывод каких-либо сверхособых осложнений на съезде быть не должно.

Сложнее других в этот период было именно Руслану Хасбулатову. Заседания парламента, как правило, вел он, давая возможность Председателю Верховного Совета в этот непростой момент межсезонья, когда президентство, как новая форма исполнительной власти, было предрешено и правительство как бы зависло в непредсказуемости своей судьбы, взяв на себя инициативу и масштаб дополнительных полномочий и наметив эскиз региональной, хозяйственной и экономической самостоятельности. Мне кажется, что Хасбулатов выполнил возложенную на него задачу, парламент продемонстрировал высокую работоспособность, избежал критического противостояния. Фракции, каждая по-разному, были озабочены президентскими выборами.

Парламент России понял, что упустил время на внутренние распри и утратил законодательную инициативу. Если ранее наиболее важные законы он принимал, опережая союзный парламент, вынуждая последний исходить уже из существующего, то теперь он делал это как бы вослед. Надо было наверстывать упущенное. Да и потом, оппозиция, так долго упрекавшая Ельцина в нежелании найти общий язык с Горбачевым, оказалась парализованной после новоогаревских событий. Позиция России сделала Ново-Огарево реальностью. Как ни странно, речь даже не о союзном договоре. Договор несовершенен и поныне. Обозначилась формула взаимоотношений Центра и республик на сегодняшний день. Как кажется Президенту страны, он нашел свое место в совете федераций 9+1, обозначив себя как приплюсованную независимую величину. Президент преуспел в самовыражении, но история — это всегда аналогии, и всякий плюс есть величина прибавленная, величина примкнувшая (так и просится на язык воспоминание — «и примкнувший к ним Шепилов»). Такова была политическая пропозиция накануне съезда. Ничто не предвещало чрезмерных осложнений. Внутрипарламентские трения, конечно, были, но они не выглядели чрезмерными, чтобы о них говорить с придыханием и волнением.

Два внутрипарламентских события в преддверии «коронации» съезда имели место, но прошли почти незамеченными. Некая алогичность ситуации, конечно, была.

После победы Ельцина на выборах положение «группы шести» выглядело как политический нонсенс. Вряд ли кто-либо сомневался, что спустя некоторое время эти люди подадут в отставку. Избрание Хасбулатова Председателем Верховного Совета ставило как бы логическую точку в этом затянувшемся конфликте. Победу одержал бы не только бывший Председатель, но и его первый заместитель, противостоящие оппозиции. Всем памятно то драматическое заседание парламента, на котором прозвучало заявление шести. Ельцин был в отъезде, для Хасбулатова заявление оказалось полной неожиданностью. Не потерять в этот момент самообладания, оказавшись, по сути, в кольце своих политических оппонентов, удержать парламент в состоянии равновесия, не маневрируя, а, наоборот, подчеркнув свое единство со взглядами отсутствующего в этот момент Ельцина, что и удержало депутатов-демократов от политического срыва, истерики, а, наоборот, придало им уверенность в эту критическую минуту. Может быть, именно тогда Хасбулатов сумел понять, что демократы сильны не своим единомыслием, а своей неодинаковостью. Однако съезд преподнес сюрприз. Логика событий была нарушена. Оптимизм первого дня съезда так и остался в его пределах и распространения на дни следующие не имел.

Пять туров голосования не дали отрадных итогов. Съезд прервал свою работу. Место Председателя парламента осталось вакантным. Что же произошло? Почему совершенно естественное вдруг обрело контуры нереального? Разногласия среди демократов никого не могут удивить. Лучшее всегда враг хорошего. Упрощать ситуацию, возникшую на съезде, не следует, но уже тем более не следует её усложнять. Для коммунистов России раскол среди демократов был очевидным откровением. Они знали об альтернативных кандидатурах Шахрая и Лукина, но воспринимали это не более чем политический маневр, возможность лишний раз воспользоваться трибуной съезда для усиления позиции блока, в расчете не столько на сам съезд, сколько на избирателей. То есть «Коммунисты России» исходили из возросшего политического профессионализма своих оппонентов. Выборы Президента республики разрушили миф о неорганизованности демократических сил, их неспособности к объединению. То, что было засвидетельствовано на открытых просторах России, естественно, подтвердится и на съезде, у демократов связь с избирателями более органична. Время платить по векселям ещё не пришло, а значит, загадочный образ реформ сохраняет свое гипнотизирующее действие. Конечно, демократы опростоволосятся, не избегут они номенклатурных искушений привилегиями. Власть развратит их, на то она и власть. Но это произойдет позже. Выиграет тот, кто способен сохранить спокойствие и ждать. Так, или почти так, рассуждали депутаты-коммунисты, аграрии, национал-патриоты. Нет, разумеется, в блоке с другими консервативными силами они готовы были выставить своих кандидатов. Но Хасбулатов, в их понимании, имел слишком большое преимущество. Они намерены были провести зондаж ситуации. Показав численную весомость своих голосов, они готовы были уступить должность Председателя, получив взамен пост первого заместителя. Тем более что роль его, конечно же, возрастет. Президентство не может не подтолкнуть к определенным изменениям структуры законодательной власти. Разумные, не лишенные здравости рассуждения из мира реальной политики. Однако «все смешалось в доме Облонских».

Если Бог желает кого-то наказать, он лишает разума. Не станем говорить о том, что голоса, разделенные между тремя демократическими кандидатами — Хасбулатовым, Шахраем и Лукиным — в сумме, отданные одному из них, имеющему наиболее реальные шансы, могли принести победу уже в первом туре, в худшем случае — во втором, потому как разрыв в голосах был бы достаточно весом. На что, кстати, рассчитывали оппоненты демократов.

Упрямство взяло верх над разумностью. Демократы блестяще разгромили самих себя уже в первом туре. Отступать некуда, а наступать не с кем. И, уподобившись сталинградской дивизии Чуйкова, они вгрызлись в землю и держали оборону на узкой съездовской полосе — если нереальна победа, надо отстоять ничью.

Для того чтобы понять смысл случившегося, следует коснуться одного фрагмента предсъездовской партитуры. Не дождавшись заявления об отставке со стороны шести, демократические силы решили форсировать события. На заседании Палаты национальностей был заслушан отчет Председателя Палаты Абдулатипова. Все естественно. Выразив недоверие Абдулатипову, отставочный процесс как бы инициировался сам собой. Исаков — Председатель Палаты республики, также кандидат на отставку, понимал это и необходимой активности не проявлял. Заседание Палаты республики с аналогичной повесткой срывалось дважды.

За двадцать минут до заседания Палаты национальностей я беседовал с Хасбулатовым, он нервничал. Не идти на заседание Палаты нельзя. Настаивать на освобождении Абдулатипова — тоже нельзя. Это осложнит ситуацию на съезде (политик обязан быть прагматиком), обострит взаимоотношения с автономиями. Считал ли в этот момент Хасбулатов голоса, которые будут поданы за него на съезде? Конечно же, считал. Он не мог не понимать, что в многонациональной России автономии связывают с его именем свои надежды. Он спросил меня, как поступить, я ответил, что, если бы я оказался на его месте, я бы сказал мне чужды взгляды и поступки Абдулатипова, но как политик я обязан признать — общественный деятель, оказавшись в таких непростых условиях, может совершить ошибку. К неудовольствию демократов, Хасбулатов не пошел на обострение и не стал уничтожать Абдулатипова. Требование выразить недоверие Абдулатипову не получило нужного большинства голосов. Демократы были удручены, разгневаны. После заседания Палаты один из членов Верховного Совета, адресуясь к Хасбулатову, в запальчивости сказал: «Он полагает, что этим своим шагом выиграл голоса коммунистов. Дурак, радикалы ему этого не простят». Я не знаю, чьи голоса Хасбулатов выиграл, чьи проиграл. Я полагаю, он поступил мудро, не уступив чьим-либо страстям. Возможно, он даже защитил Абдулатипова, того самого Абдулатипова, который… Ну что ж, в таком случае достоинство взяло верх над выгодой. Для политика это, возможно, и просчет, для человека — превосходство.