Назад в СССР 2 - Рафаэль Дамиров

по детдому не скучал. И даже в голову бы не пришло переводить туда деньги. Растащат. А этот переводил. Наивный? Не думаю… Мужик серьезный. Возможно, вел какой-нибудь контроль за расходом пожертвований. Не знаю. Все равно не скажет. Увезу его в управу, пусть разбираются.

Я мял в руках бланки переводов. Вглядывался, будто хотел найти в них подвох. Хоть малюсенький. Но бумажки похожи на подлинные. Да и незачем такое подделывать.

Достал еще сигарету, закурил. Закашлялся с непривычки. Слишком сильно стиснул ее пальцами, и сигарета сломалась. Плюнул с досады и прикурил другую.

— Что ж ты, мент, тянешь? — голос шубника был спокойный. Какой-то незлобивый, но холодный, как цех, в котором мы очутились. — Веди меня к своим волкам.

— Покурю и пойдем, — отрезал я. — Кто ты такой? Расскажи. Любопытно…

— Человек.

— Вижу, что не зверь, хотя охотился на людей. Выслеживал.

— Да разве ж это люди? Зажрались они. На народном горбе в рай едут.

— Насчет Зинченко согласен. Но я был в квартире двоих других твоих жертв. Там богатством и роскошью и не пахнет. Обычные номенклатурщики.

— Жертв? — скривился шубник. — Они хитрее Зинченко. Напоказ достаток не выставляют. Но наварился я с них побольше. Что так таращишься? Не знал? По глазам вижу, что не знал… Камешков там столько было, что до конца жизни бедствовать не придется.

— Врешь!

— Могу поделиться. Половина твоя, мент. Хотел сдать их, детишкам отправить. Но придется поделиться. Ну так что? Договорились? В комнате у бабы Шуры цацки. Там, где вы меня пасли. Четко сработали. Не думал, что так быстро найдете. Только одного не пойму. Почему за мной отправили двоих молокососов? Что молчишь?.. — шубник пристально вглядывался мне в лицо. — Бл*ть! Я понял. Вас никто не отправлял. Вы сами меня выследили! Так? Ну, сам бог велел тогда за мзду меня отпустить! У тебя есть девка? Считай, на жизнь заработаешь, жениться можно.

— Заткнись! — глаза мои сузились. — Ты думаешь, я продажный?

— Все вы, менты, такие… Вопрос лишь в цене.

— Вставай. Много болтаешь. Хрена ли тебе что-то доказывать? У тебя все плохие. А сам ты кто?

Пленник промолчал. Поерзал по полу, покряхтел и встал, переваливаясь с боку на бок.

— А я человек, — запоздало ответил он. — В отличие от тебя…

— Шагай! — я грубо подтолкнул его к выходу из цеха.

Мы спустились вниз и пошли по гулкому коридору. Навстречу нам откуда-то выскочил бравого вида дедок в темной телогрейке и кирзовых сапогах. На улице еще не так прохладно, но ватник его не смущал. Это оказался сторож.

— Вы кто такие? — дедок остановился в шагах десяти, настороженно всматриваясь в нашу компашку.

Голос его подрагивал, но он старался не показать страх. А выглядели мы колоритно: матерый мужик со связанными непонятным тряпьем за спиной руками и поджарый парень с окровавленной рукой, перевязанной таким же тряпьем.

— Спокойно, отец, — ответил я, не забывая подталкивать вперед “узника”. — Милиция. Свои.

— А, ну тогда ясно… Это вы беглого изловили? — облегченно кивнул он на пленника. — А я покурить вышел, дверь не закрыл, вернулся, а тут вы… Вот оказия! Думал, воры залезли. Хотел милицию вызвать, а вы уже здесь!

Мы прошли мимо, дедок снял кепку и по-холопски чуть поклонился.

— Замыкай всегда здание, отец, — сказал я ему.

Мы вышли на улицу. Дед семенил следом. Потом обогнал и открыл нам калитку центрального входа. Что-то пробормотал в ответ, упомянув мою окровавленную руку.

Уже совсем стемнело. Мы свернули за угол. Ночь была на удивление теплая. Где-то стрекотал сверчок.

— Стоять! — скомандовал я.

Пленник остановился, недоуменно на меня обернувшись.

Я вытащил нож и раскрыл клинок. Подошел сзади и разрезал путы:

— Ксиву оставляю себе. Чтобы соблазна не было больше пользоваться. Нож можешь забрать, я швырнул его на землю. — И уезжай из города. Свободен.

Тот смотрел на меня ошалелыми глазами. Я развернулся и быстрым шагом пошел прочь.

— А ты тоже человек, мент, — услышал я вдогонку глухой голос.

* * *

Зашел в подъезд своего дома. Наверху кто-то сопел. Я остановился и прислушался. Что-за сюрприз? Сунул руку в карман и пожалел, что отдал складник.

Поднял голову и увидел знакомый, немного нескладный силуэт:

— Погодин, ты, что ли?

— Андрюха! — тот радостно свесился с верхнего пролета. — Ты живой!

— Конечно, а ты что, дурак, подумал?

— А я тебя здесь дожидаюсь… Что с рукой? Ого! Тебе в больницу надо!

— Там царапина, просто крови набежало, как с поросенка. Кожа рассечена, рука нормально. До свадьбы заживет. До твоей, конечно.

— Это он тебя?

— Нет, сам полоснул. Дай, думаю, проверю, красная у меня кровь или голубая.

— Вот гад! Убежал?

— Шустрый оказался, — кивнул я.

— И как мы его искать будем? Какие планы?

— А никак. После провала заляжет он на дно. А учитывая, что он не местный, в Новоульяновске, скорее всего, мы его больше не увидим.

— Блин! Вечная темнуха теперь…

— Одной темнухой больше, одной меньше. Еще не раз так будет в твоей жизни. Поверь.

— Но теперь меня точно навек к бумажкам припишут. Как стенографистку. Так хоть шанс был отличиться и “на землю” вырваться.

— Тебе же в кабинете хорошо? Сам говорил.

— Говорил. Но с тобой порыскал, понравилось. Не смогу уже сидеть на жопе. Почуял волю. Да и тебе же нужна помощь в поиске убийцы девушек.

— На то и расчет был, что ты “свободу получишь”. Получается, зря мы с тобой, Федя, столько сил потратили.

Я даже устало прислонился к стене. Как будто и вправду все силы ушли.

— Не зря! Теперь у нас есть СФ-1. Я своим рассказал в отделе о его возможностях. К тебе уже очередь выстроилась. Завтра прибегут. Или ты на больничный? — Погодин кивнул на руку.

— Какой больничный, Федя? У меня еще одна рука есть и две ноги если что. Да на мне, как на собаке. А не заживет, так скажу, что так и было. Главное зеленкой помазать или знахарку попросить поплевать.

— А я бы на больничный пошел, — Федя проговорил это с явным восхищением по отношению ко мне. — Отдохнул бы.

— Молодые мы с тобой еще, чтобы отдыхать. Не заработали.