Первые боги - ОЛ

– Мы идем разными путями, – изрекла Матара, когда пришло время проститься. – Пусть исполнится все то, чего мы искренне желаем.

ГЛАВА VIII. СЕТХ – ЗАСТУПНИК ОТВЕРЖЕННЫХ

Все последующие дни, проведенные в Нибуре, Мал начинал день с молитвы в христианском храме. И каждый раз змей причинял ему мучительную боль, но Мал настойчиво продолжал следовать примеру Хуфтора, все больше осознавая смысл ежеутреннего обращения к Богу, прежде казавшегося всего лишь общепринятым ритуалом. Это время Мал также посвящал размышлениям о миссии, что была избрана им благодаря рыцарю Филиппу, и все глубже проникал в суть своего предназначения – стремясь к пониманию истинного смысла той роли, которую он исполняет в игре, затеянной по божьему промыслу. Молитва помогала ему помнить о главном. При этом в храме никто не заговаривал с ним, его явно сторонились, но Мал и сам не пытался обратиться к кому-либо.

Он возвращался, когда Гатара и Лия уже уходили в университет, завтракал за одним столом с ведущей себя крайне сдержанно Матарой и отправлялся на прогулку по Нибуру и его окрестностям. Мал шел, куда ему вздумается. Однажды он остановился понаблюдать за тренировкой молодых нибурских воинов, и те, в отличии от прихожан христианского храма, проявили к нему любопытство. Они предложили сойтись с кем-либо из них в учебном поединке, и Мал согласился. Змеиная кожа не отпугнула нибурцев. Они владели умением удерживать свой страх перед необычными существами.

После обеда Мал уходил в сторону университетской части города, чтобы встретить Лию сразу после занятий у мастера Эдольфа и там по пути заглядывал в класс лютни и слушал мелодии, что были любимы им с самого детства. Здесь, в повсюду растущих тенистых аллеях, надежно ограждающих от городской суеты, время протекало медленно без суеты, и Мал ненадолго предавался раздумьям, а затем появлялась Лия и рассказывала ему об увиденном и услышанном от мастера. В одной из бесед она призналась, что ей не хватает тех знаний, которыми владеет Эдольф. Он посвящает ее в то, как устроено человеческое тело и как справляться с болезнями, но ничего не говорит о том, как излечить больную душу. Нибурцев так же заботило лишь тело, а избавление души от страданий было само собой разумеющимся. Мал поинтересовался, что говорит по этому поводу Сейт-Акх. Лия сказала, что спрашивала его об этом, еще когда ухаживала за Еленой, и Мал сразу понял, что именно смерть гречанки потрясла Лию и заставила ее задуматься о душе, ведь потому, как у Елены изначально страдала душа, а ее тело так и не смогло перенести этих страданий. И тогда Сейт-Акх сказал ей, что сейчас человеку недоступны знания об излечении собственной души.

– Раньше люди могли лечить ее, а теперь они даже не могут почувствовать, когда их душа вдруг начинает слабеть и заболевать. И даже, если они увидят боль в своей душе, то всеми силами будут стараться забыть о ней и вести прежний образ жизни, как ни в чем не бывало. И это вместо того, чтобы немедленно обратиться к богам за помощью, ведь только они обладают силой, благотворно действующей на душу

– Могут ли боги исцелить душу человека в полной мере? – спросила Лия.

– Боги не могут излечить душу человека без его на то воли, но и человек в одиночку не поможет своей душе. Он может властвовать над телом и своими силами излечивать любые болезни, но не он создавал свою душу и потому не властен над ней, да и не всякий бог сможет ее исцелить, – уклончиво отвечал Сейт-Акх.

Лия слово в слово пересказала его ответ Малу и стала недоумевать:

– Мои сестры ищут средство для зачатия и рождения здоровых детей и уже обращались ко многим богам, но они безмолвствовали, а Сейт-Акху удалось найти богиню, которая, по его словам, сможет исцелить наши души. Но как он разглядел то, что не можем увидеть мы сами? Я уже знаю, что мои сестры ошибаются, но не могу им это объяснить. Почему они не ищут ответа на свой вопрос в собственных душах? Ведь именно там скрыта их мечта о детях, и там же нужно искать путь, ведущий к исцелению. Наши души больны и нуждаются в целительном снадобье, но только мы сами, и больше никто, можем найти того бога, что спасет нас!

В ответ Мал рассказал о поисках Священной обители, куда он стремится, чтобы так же получить благодатное исцеление не только всего мира, но и своей души и стал ждать, что скажет Лия об услышанном. Амазонка неожиданно надолго задумалась и вновь заговорила с Малом лишь перед тем, как настало время разойтись по разным половинам дворца:

– Как только я встретила тебя, то сразу увидела боль в твоей холодной, как лед, душе, но и моя душа не знает ни радости, ни горя, ни страсти, ни отчаяния, ни любви, ни ненависти, и лишь страх потерять саму себя властен над ней. Теперь я знаю, к чему ты стремишься: к тому же, к чему и я, но мне неведомо, что может нам помочь.

На следующий день Мал отправился на пристань. Гавань была заполнена кораблями, но «Гора» среди них не было. Мал разузнал, что Аузахет совсем недавно приказал поднять паруса и отчалил от берега. Пока Мал наблюдал за тем, как к берегу пристает двухмачтовое торговое венецианское судно, вокруг него возникла давка. Люди, стоящие поблизости, вдруг отхлынули от пристани и с воплями бросились прочь.

– Что случилось? – спросил Мал у тех, кто бежал ему навстречу.

– Венецианец привез чуму! – выкрикнул один из них.

– Всем разойтись по домам и не высовываться, – донесся до Мала приказ невидимого ему человека.

Набережная опустела прямо на глазах. В тридцати шагах Мал увидел скорчившееся на земле тело. Полагаясь на свою неуязвимость, принц подошел поближе и разглядел обессиленного молодого араба. Тот стонал, от него исходил острый запах пота и мокрой шерсти. Оголенный живот был покрыт багровыми пятнами, а на суставах набухли темно-коричневые гнойники.

– Господин вы совершает глупость! – Мала окликнул человек, судя по голосу, тот самый, что разгонял всех по домам, – прошу вас, уходите! Ему никто больше не поможет!

Мал подчинился и вернулся в замок Матары и Гатары. К тому времени весть о чуме разнеслась по городу. Звонари били в колокола, барабанщики стучали в барабаны, раздавался раскатистый гул мощной трубы. Численность стражи была удвоена. Испуганные и подавленные обитатели замка устремились в самое дальнее крыло.

За ужином Матара скупо пояснила:

– Городские ворота закрыты. Всем, кто оказались за городскими стенами, придется ждать, пока не закончится чума. Те, чьи дома находятся за пределами города, так же не смогут попасть в них в ближайшие дни. Мы среди тех, кто дает им пристанище, так что привыкайте к новому порядку, принц.

Заметив досаду на лице Мала, Сейт-Акх приободрил его:

– Все идет так, как должно быть.

– Но ведь болезнь унесет не одну жизнь, – заметил Мал, и добавил про себя, – как мы сможем после этого рассчитывать на поддержку нибурцев?

– Умрут те, кто должен умереть, – невозмутимо отвечал жрец.

– Болезнь косит всех без разбора, – возразил Мал, – хотя мне и приходилось слышать, что чума избирает сильных телом, а тщедушных обходит стороной.

– Ты заблуждаешься, Змеиный князь. Те, что ты называешь болезнями, такие же существа, как боги и люди. Они живут между миром богов и миром людей в доме, прочно запертом на двенадцать замков. Ключи от них хранятся у бога Сетха, и когда солнечные боги гневаются, они распоряжаются отпустить болезнь в мир людей, чтобы те образумились. Тогда Сетх отпирает двери и выпускает призванную богами болезнь. Но та поражает только тех, кто провинился. Когда же к людям возвращается разум, Сетх препровождает болезнь обратно и прочно запирает за ней двери.

– От чумы вымирают до последнего человека города и села – неужели их жители все до одного ступили на путь греха и порока?

– Если болезнь выбрала их, стало быть, они согрешили, – жрец покачал головой. – Боги не желают человеку зла и не заставляют его принимать опрометчивые решения, они ведут его подобно мудрым родителям, держа при этом за руку, не позволяя свернуть туда, где его поджидает опасность. Иногда дети своевольничают и убегают от родителей. Они лишаются крова и родительской опеки, предают забвению их наставления, сбиваются в стаю и устанавливают между собой волчьи законы. Так возникают целые города, и даже государства. Когда боги видят, что люди отвернулась от истины, они пытаются образумить их с помощью болезней. Но если людские грехи переполняют чашу терпения богов, те могут безжалостно стереть с лица земли города и страны, дабы уберечь человеческий род от заражения пороком.

Мал вспомнил легенду о Содоме и Гомморе и больше не стал спорить со жрецом.

Город, захваченный чумой, безмолвствовал. Ежедневно взбираясь на стены замка, Мал долго наблюдал опустевшие площади и улицы, по котором лишь иногда проезжала одинокая повозка, везущая тела умерших. Ее сопровождали люди в черных масках, закутанные с головы до ног в темные промасленные балахоны. Мал так же мог видеть всполохи пламени, колышущиеся за пределами города, и пожирающие зачумленные трупы, огненные отблески на поверхности воды и густые клубы ядовитого дыма, поднимающиеся к безучастно взирающему на город небу. Мал в очередной раз убеждался в стойкости нибурцев. Ему было с чем сравнивать. Когда на родине Мала свирепствовала чума, ее тоже лечили с помощью огня, но в его пасть кидали не только мертвых, но и живых, и город звенел от нескончаемых человеческих воплей. Тех, кто сопротивлялся, добивали теми же крючьями, которыми стаскивали тела мертвых.