Путешествие на север - Любовь Федорова

Вторым собеседником действительно оказался Рарон.

– Я все могу устроить, кир Нонор, – сказал он, на этот раз пытаясь подольститься. – Я могу устроить даже больше, чем вы сами пожелаете...

– Что-то вы никак не поймете. Я работаю в основном за жалованье и немного за то, чтобы меня уважали. А пытаться купить меня – бесполезное занятие. Если б меня можно было купить, я бы давно сидел в вашем департаменте и распоряжался бы должностями и рангами направо и налево. Но я пока служу здесь. А у вас есть инспектор Иргин и есть инспектор Долон, они занимаются тем же самым делом параллельно со мной. У вас есть инспекторы Аль и Уль, которые занимаются такими делами, которыми даже аптекарь не торгует. Пусть у всех их немного не хватает ума, зато рвения не по разуму. Давайте ваши обещания им, пусть они продолжают стараться. Тем более что убийство, с которого начал дело я, лежит в прямой видимости вашего отдела внутренних расследований. Я вам не служба надзора за нравственностью, чтоб призывать к порядку ваших же сотрудников.

Тут Мем вылез из-под стола и молча протянул Нонору собранные в стакан карандаши. Рарон слегка выпучил глаза.

– Спасибо, Мем, – со странной приязнью в голосе сказал Нонор.

– Благодарю всех присутствующих за оказанное содействие, – ледяным тоном произнес господин Рарон, повернулся и, гордо взмахнув полой плаща, вышел из кабинета.

Нонор поглядел на потолок, где этажом выше располагался со своим личным штатом господин Первый префект.

– Сейчас вернется, – сказал он. – Сделает поверху круг и вернется.

Мем вздохнул и положил на край стола ключ от кабинета с красивым камушком из золотистой яшмы на цепочке – личной печатью кира Нонора из агиллейского рода Иаракан.

– Что будешь делать дальше? – поинтересовался у него Нонор.

А что Мем будет делать дальше? Экзамены пересдавать к началу лета, вот что. Потому что эту сдачу он уже, считайте, завалил. Яся... ну, он же смирился, что потерял ее. Слишком свысока эта мелочь на него теперь смотрела. Терпеть такое ему было неприятно, а доказывать что-либо Мем потерял охоту. Слишком трудный и нудный путь. В конце которого к тому же находится нечто непредсказуемое и поэтому, может быть, вовсе ему не нужное. Если и у нее жетон Тайной Стражи, то о чем с ней разговаривать... Тоже мне товарищ по оружию... Рарон, государь, Первый префект... Обещания, надежды, золотой туман чиновничьего значка – это все было пустое. Сказки и новогодний сон. Мем поверил в себя – уже много. Кое-чему научился, кое в чем разочаровался. Домой возвращаться не хотел. Доверять людям не хотел. Проверять доверие к себе – тоже. Зависеть от решений отца и старшего брата – тем более. Он побросал бы пестрых речных камушков в окошко к старшей Ноноровой дочери, если б не знал Нонора. Это было еще непредсказуемей, чем пытаться влюбить в себя Ясю. Но, может быть, именно этим ему и стоило бы в ближайшее время заняться...

– Оставайся в префектуре, – предложил ему Нонор. – Дин идет на повышение, я тебе дам рекомендацию на его место. Ну и еще кое-кого попрошу подписать. Несмотря на то что ты тут передо мной творил, я знаю, что на самом деле ты очень честный, искренний и правильный парень, Мем. Тебя утвердят.

– Спасибо. Я подумаю, – серьезно пообещал Мем. – Ну, я, наверное, пойду.

Инспектор кивнул.

Однако в дверях Мем остановился.

– А можно задать вопрос?

Нонор поглядел на него подозрительно. И вопрос того стоил:

– Что хотел напоследок господин Домовой? Что у него не получилось?

Нонор ухмыльнулся так, как только он один это умел: будто сейчас укусит.

– Они потеряли обоих наследников, и настоящего, и мнимого, и не могут их отыскать ни в Столице, ни за ее пределами. И не нашли еще ни подписи, ни денег. Им удалось только соблюсти порядок в городе и выгнать прочь тех, кто на наследников, деньги и подпись охотился. Да и то... не без помощи.

– А кто убил Мероя?

– Сами. Был приказ охранять Чаячий остров любой ценой или что-нибудь вроде того. А Мерой, простой сборщик доносов, сунулся куда ему не полагается. На голову выше своего назначения. Заметил на Веселом Берегу монаха, увидел, что тот совершает странный поступок – ворует с окна тыкву, и пошел следом. И, возможно, не он один. На Веселом Берегу и без Мероя достаточно внимательных глаз. Для чего нужна была тыква? Да чтобы все уцепились своими внимательными глазами именно за нее, а не за важный документ, который лежал у монаха в рукаве. Поэтому на Чаячьем делили тыкву, поэтому забрали у Мероя документы, поэтому не подали в розыск, поэтому молчали три дня, даже после того, как Тайную Стражу оповестили о неопознанном трупе. Надеялись, что он тихо отлежится. И трактирщика тоже повесили сами, не дожидаясь северян. У того были глаза на затылке, он был жаден до денег и мог назвать настоящее имя. Ну, даже если и не мог сегодня, то боялись, что сможет завтра. Мем покивал:

– Я понял. У них есть инспекторы-близнецы, Аль и Уль. – Мем вспомнил лодочку в кустах за монастырем. Монах в ту ночь приплыл оттуда, и если это был Датар, то точно плыл не один. – А кто и для чего тогда украл кружки?

– Спроси у самого эргра Датара, для чего он это сделал после того, как из храма вынесли тыкву.

– Боялся остаться один против Тайной Стражи и против хозяев Веселого Берега? Поэтому вызвал еще и префектуру?

– Или хотел нагнать побольше шума вокруг себя. Мы удачно встали между молотом и наковальней, не так ли? Ведь наследник не он? Его дело было собрать общее внимание на себя, отвлекая от настоящего наследника, так же, как тыква отвлекала внимание от документа. Что и сказать, он справился. Теперь его, наверно, наградят. Если он все еще жив.

– Вы знаете, где он?

Нонор отрицательно покачал головой:

– И не имею желания узнать. Видишь ли, я немного устал... Всю ночь складывал то, что ты мне вчера рассказал.

– Зато это знаю я, – ухмыльнулся, почти копируя Нонора, Мем.

Начать учиться заново, и на этот раз – прилежно, Мему позволено не было. Для начала, когда он в уличной палатке недалеко от префектуры покупал себе роскошную жареную курицу на завтрак, полагая истратить на нее почти все, что осталось от данных ему Рароном денег, кто-то положил тяжелую серебряную монету в чашку продавца, и сказал, что сдачи не надо. Забрав бумажный пакет с курицей, Мем поглядел на доброжелателя сверху вниз. Перед ним стоял тайный советник самого государя, в системе жизненных координат Мема – Хорек. А как по-настоящему, неизвестно.

– Ну и куда мне идти их искать? – спросил Мема Хорек. – Ты же у нас все на свете знаешь.

– Почему вы у господина Рарона не спросите? – осторожно поинтересовался Мем.

– Да пошел он к черту! – Впервые за маску безразличия у Хорька прорвались какие-то эмоции.

– Вас как звать? – довольно бесцеремонно вопросил Мем.

– Кир Энигор. – Подбородок Хорька слегка вздернулся от гордости за собственное благородное имя. Впрочем, в отличие от кира Нонора в облике Хорька ничего благородного, кроме имени, не было.

– Кир Энигор, вы знаете, где приют братьев Молчальников на Старой набережной?

– На затопленном берегу?

– Почти. Если они не там, то считайте, что я далеко не все на свете знаю.

Хорек поблагодарил Мема кивком головы.

Глядя, как советник удаляется в указанном направлении, Мем испытал некоторую потребность пойти за ним, но остановил себя. Теперь это не мое дело, решил он. Огляделся. Заметил удобное место – неровный холм с травяным склоном, наверху площадка, на площадке две наклонившиеся друг к другу ивы и старый, засыпанный прошлогодней листвой и городской грязью сухой фонтан. По каменной лесенке Мем поднялся к полному мусора фонтану, сел там на облезлую лавку и распаковал курицу. Потом, когда курица кончилась, а все объедки Мем скормил бродячему псу, никаких оправданий для того, чтобы продолжать сидеть здесь, на возвышении под плакучими ивами, в прямой видимости от Первой префектуры, и, самое главное, ждать новогодних чудес, уже не осталось. Однако Мем сидел. С мечтой о золотом значке и новой жизни расставаться он не торопился. Мечты у Мема вообще никогда не умирали сами. Разве только их убивал кто-нибудь.

Город уже спешно готовился к предстоящим празднествам. День был солнечный, ясный и светлый. На улицах поперек луж клали деревянные мостки, чтобы не мочить в праздник ног; вдоль домов и меж старых столбов-водомеров у Рабежского перевоза натягивали проволоку – в ночь, когда Аллилат зальет город золотисто-алым светом, по ней развесят фонарики на счастье. Чем больше фонариков, тем больше счастья. На Речных Пристанях, кажется, праздник уже начался. Во всяком случае, оттуда трубили, барабанили и верещали, словно на ярмарке. Возможно, это означало запуск третьей ступени шлюзов, которую задействуют только весной и осенью, в большой разлив. Вода и правда поднялась очень высоко, затопила заросшие откосы по берегам каналов ближе к Порту и плескалась у самых гранитных парапетов верхнего и среднего города.