Путешествие на север - Любовь Федорова

Рассказывали, колдунья не была дурна собой, глупа или капризна, да и отец ее считался уважаемым и добропорядочным гражданином Обежа. Но история с ее замужеством непозволительно затягивалась. Сила колдуньи с каждым годом росла, умения пользоваться ею прибавлялось. А расставаться со своими способностями, в полной мере испробовав, что это такое, она, по-видимому, намерения вовсе не имела. О том же, чтобы принять женщину в цех, речи быть не могло. Как привести ее к присяге? Как доверить ей цеховые тайны, хранимые веками? Разве на женщин можно полагаться?

Тогда городской колдун Обежа получил задание: по возможности ограничить силу колдуньи, чтобы не допустить случайного вмешательства в важные дела политики или торговли особы женского пола, которая вряд ли понимает, что творит. Ну, кто же тогда знал, что девчонка окажется сильнее дипломированного мастера магии?

Дальше – хуже. Колдунья победила, но была всерьез напугана и обозлена. И любые попытки колдовского цеха хотя бы просто вступить с ней в переговоры принимала теперь в штыки. Колдунья объявила собратьям по ремеслу войну. И цех в долгу не остался.

Нельзя было позволить, чтобы, когда у нее плохое настроение, к Обежу не мог приблизиться ни один торговый корабль из-за шторма, все лошади в городе бесились, а в горах лавина сходила за лавиной, говорили одни. Нельзя было позволить этого просто потому, что в купеческих городах не оказалось ни одного колдуна сильнее ее, говорили другие.

И как бы там ни было, Ипполит Май решил посмотреть на это диво. А заодно попытаться сделать то, что оказалось не под силу признанным мастерам холодной стали и колдовства. В северных землях известность его не была столь распространена, поэтому он имел шансы не настроить против себя всех отцов и мужей Обежа одним только тем, что въедет в городские ворота.

Тпат должен был ему тысячу флар, Рарош – полторы тысячи, а Котур и еще три вольных города – целых три тысячи флар. На такие деньги один он мог бы жить безбедно года два, а то и три (при условии совсем не играть в карты).

Но деньги в этот раз предназначались не для него.

Отправляясь в дорогу, он с грустью размышлял, что раньше никогда не опустился бы до сознательного соблазнения девушки только из-за денег. Он не стал бы делать этого и сейчас, не окажись его мать, которой вечно не сиделось на месте, в довольно скверном положении. Она опять ждала ребенка. Ипполиту было тридцать два, ей – почти пятьдесят, и оба они догадывались, чем это может ей грозить. Как обычно, отца ребенка назвать с уверенностью она не могла, но на этот раз, как понял Ипполит, выбирать надо было уже не между герцогом и графом, а между театральным плотником и подмастерьем портного. Стало быть, со стороны помощи ждать не приходилось. Играть на сцене она не могла, последний богатый любовник ее бросил, чувствовала она себя плохо, а денег не было ни у нее, ни у Ипполита – слишком уж неожиданно это с ней приключилось. И он как старший (да и единственный на сей момент) мужчина в семье обязан был что-то предпринять. Он презирал низкие побуждения, но вынужден был следовать им.

К тому же в деле, за которое он на этот раз решился взяться, присутствовала существенно большая доля риска, чем Май привык допускать обычно. Он вторгался на чужую территорию. Колдовской цех Северного берега – организация закрытая, и тайны, известные внутри нее, распространению не подлежат. Кто колдует, как колдует, зачем колдует и почему – посторонних это не должно касаться. Если же кто-то сильно интересуется, то он либо поступает на службу цеху, либо получает по загривку и больше не сует нос в чужие дела. Май не желал первого и совершенно не желал второго. Его прадед был настоящим предсказателем будущего, и Май по наследству получил способность видеть и слышать кое-что, недоступное другим. Когда ему было очень нужно, он не стеснялся вводить кого-то в заблуждение относительно собственной персоны. Раскройся его обман – ему не поздоровилось бы еще в Рароше в момент получения информации о колдунье. Но обман не раскрылся. Все-таки Май был хорошим актером. И заработать много денег сразу и быстро он другого способа не видел.

У него оставалось в запасе около пяти месяцев. Что ж, кто не рискует – тот не ужинает за чужой счет. Так стоит ли щепетильничать, если козыри сами ложатся в руки? Отчего бы не попытать счастья. И если такое возможно – нечестное дело сделать честно, – он, конечно же, приложит все старания...

Обеж был древним городом, но лет двадцать назад сгорел, и от прежнего Обежа мало что осталось – стены старой крепости, казармы городского гарнизона да огромный собор на центральной площади. Хорошо мощенные улицы были удобны, не широки и не узки, дома в новомодном стиле, который не особенно нравился Маю, покрашены были в разные цвета, очевидно, в надежде придать хмурому северному городу оттенок южной солнечности и веселости. Проживи Ипполит Май в Обеже всю жизнь, ему, может быть, выдумка эта показалась бы удачной, но он был родом из далеких от этих мест теплых краев, и нависшее над самыми городскими крышами сырое серое небо гасило яркость красок и делало пятнистую пестроту города смешной и неуместной. К серому небу более шел серый камень.

Ипполит остановился в рекомендованном ему пансионе, разложил в порядке предполагаемого посещения привезенные с собой письма и отправился наносить визиты.

Иностранец скучает в чужом городе первые несколько дней, пока не заведет знакомства. Ипполиту везло. Его знакомства оказались удачными. Следующим же вечером он был приглашен городским старшиной на прием с музыкой и танцами, который должен был состояться в честь шестилетней годовщины победы Обежского флота над остатками великоимперской эскадры, до того уже дважды рассеянной сначала соединенным флотом Рароша и Раннона, затем – обычным в этих водах сильным штормом. Событие, в честь которого устраивался праздник, не казалось Маю таким уж героическим. Имперская эскадра потонула бы и сама по себе, без посторонней помощи, но для маленького Обежа это было грандиозное событие. Кроме того, Май надеялся, что начальник городской стражи приведет на прием свою дочь и ему не придется использовать для знакомства с ней такие давно позабытые и заброшенные методы, как стояние ночью под окном, сочинение писем в стихах и ожидание с букетиком цветов в шляпе как бы случайной встречи в прачечной или в кондитерской лавке.

Прием был полностью в провинциальном стиле. Гости собирались заранее, что в любой из столиц сплетники сочли бы скандалом. Обежская великосветская публика наряжалась в костюмы по моде двадцатилетней давности, дамы носили большие овальные кринолины и платья с квадратным вырезом, кавалеры их были с ног до головы обшиты золотым галуном, будто драгуны эпохи второго регентства. С париков сыпалась на паркет бального зала мука, маленький оркестрик на балконе играл менуэты и контрдансы, словно они были дикими танцами сабашских горцев. Молодежь скакала и веселилась под эту музыку вовсю. Люди более солидные после двух танцевальных туров разошлись по разным залам.

Начальник городской стражи и его дочь были приглашены, но не появлялись.

Ипполит Май поговорил с несколькими новыми знакомыми о политике, погоде, науке, торговле, искусстве; потом были поданы легкие закуски и вино. Праздник только начинался. Май слонялся среди танцующей публики в поисках колдуньи, обращая на себя всеобщее внимание своим высоким ростом и изысканным бордовым камзолом из вышитого алонского шелка, модным и страшно дорогим (а что поделаешь – репутация обязывает), а еще тем, что мало кому был представлен (и слава Богу). Одна из совсем молоденьких насмешниц, мимо целой стайки которых Май прошел, не посмотрев в их сторону, с явным разочарованием в голосе назвала его в спину столичным индюком. Он подумал, что поиски сегодня не принесут успеха, и отправился туда, где ждало его занятие, более соответствующее его нынешним интересам. За карточным столом играли на хорошие деньги.

Он устроился за картами так, чтобы видеть танцевальный зал, сначала выиграл, потом проиграл, потому что постоянно отвлекался от карт.

Весьма милая дама среднего возраста, сидевшая по левую руку от него, муж которой, местный землевладелец, наливался вином в соседней комнате, после того, как Май несколько раз на нее взглянул и улыбнулся, сняла туфлю и гладила под столом его ногу своей, слегка краснея от удовольствия и собственной смелости. Это было само по себе неплохо, но вовсе не то, зачем Ипполит Май сюда приехал. Вскоре он решил, что играть ему хватит, если он не хочет пустить на ветер свои последние деньги. Он объявил, что ставки слишком высоки для него, встал из-за стола и вышел обратно в зал для танцев. Он еще не выбрал, на кого обратит внимание, если ему не суждено сегодня встретиться с колдуньей. У него на заметке уже было несколько кандидатур. И еще он думал: а может быть, лучше напиться и остаться одному? Ему казалось, от нескольких последних переездов он устал.