Бомба в Эшворд-холле - Энн Перри

Грейси в это утро тоже была чрезвычайно занята, хотя и нельзя сказать, что она только обслуживала нужды Шарлотты. Собственные платья хозяйки мало нуждались в уходе, а те, которые она одолжила, требовали лишь небольшой глажки легким утюгом. Надо было, правда, постирать нижнее белье – но больше от горничной ничего не требовалось. Она собрала белье, спустилась вниз и прошла по коридорам, через помещение для слуг, в прачечную.

Там уже была Долл. Она удрученно смотрела на утюг и что-то бормотала себе под нос.

– Как бедная миссис Гревилл? – сочувственно спросила Грейси.

Мисс Эванс подняла на нее глаза и вздохнула:

– Несчастная она. Совсем растерялась, ничего не понимает, что делает, но, думаю, что, прежде чем заживет, всегда должно поболеть… Не видела, где пчелиный воск и наждак?

– Что?

– Воск и наждак, – повторила Долл. – На утюге сильный налет, и надо его очистить, прежде чем гладить белье.

Она пристально осмотрела утюг. Рядом на плите нагревался еще один.

– Мистер Питт очень умный, – заверила ее Грейси, желая утешить. – Он все разузнает, что надо, он докопается, кто все это сделал, и поймает его.

Эванс кинула на нее быстрый взгляд. Лицо у нее омрачилось, и она крепко вцепилась в ручку утюга.

– Ну, мне это и знать ни к чему, – ответила горничная и, подойдя к плите, взяла второй утюг и стала гладить белую нижнюю юбку, налегая на утюг всей тяжестью, легко подвигая юбку вверх и распрямляя ткань.

– Вот увидишь, как все откроется, – продолжала Грейси, – конечно, если ума достанет, чтобы понимать, что к чему. А он его поймает, не беспокойся.

Горничная Юдоры слегка вздрогнула и отвела взгляд в сторону, а утюг замер на месте.

– Да что ты пугаешься! – подошла к ней поближе Грейси. – Он ведь очень справедливый. Никогда не тронет, если кто не виноват, но и с толку его не сбить всякими там россказнями.

Долл сглотнула слюну:

– Да, конечно, не сбить. Я и не думала…

Она спохватилась и снова задвигала утюгом, но было поздно: на белье появилось коричневое пятно. Девушка глубоко вздохнула, и на ее глазах выступили слезы.

Грейси выхватила у нее из рук утюг и поставила его около очага.

– Наверное, это пятно еще можно убрать, – сказала она без особой уверенности. – Всегда есть какой-нибудь способ, только вот узнать его надо…

– Мистер Уилер говорил, что мистер Питт вчера в Оукфилд-хауз ездил. – Мисс Эванс пристально посмотрела на приятельницу. – А зачем? Что ему там понадобилось? Ведь убили-то здесь?

– Знаю, – согласилась с ней Грейси. – Но как вывести жженое пятно? Что лучше взять? Наверное, надо прямо сейчас постараться…

– Луковый сок, пемзу, белое мыло и уксус, – рассеянно ответила Долл. – По-моему, тут есть готовая смесь. Посмотри вон в той банке. – И она показала на полку у Грейси за спиной.

Смесь стояла между отвеянной шелухой пшеницы, рисовой мукой для крахмала, мылом, пчелиным воском и обычной стеариновой свечкой, которой удаляют чернильные пятна.

Грейси обеими руками сняла банку и подала ее приятельнице. Банка была тяжелой. Наверное, пятна от горячего утюга – не редкость… Но что-то в том, как расстроилась Долл, в том, как она волновалась, было странным, необычным. Грейси сразу же почувствовала непреодолимое желание узнать, в чем тут заковыка, и не только ради самой Долл, которая ей нравилась, но и потому, что это могло быть важно. Убийство не всегда простое дело, как иногда думают люди, особенно если они не такие опытные, как сама Грейси.

Но тут ей помешала одна из прачек, которая пришла погладить скатерть для обеденного стола, и разговор внезапно перекинулся на старшего грума и на то, что он сказал Мэйзи, и что обо всем этом говорит Тилли, и почему то же самое повторяет парень из сапожной.

Поздним утром Питт переоделся. Грейси начистила его сапоги до блеска. Телман был занят, да и все равно он плохо справлялся со своими обязанностями. «Никчемный он человек!» – думала про него мисс Фиппс. Она не могла допустить, чтобы ее хозяин был одет небрежнее, чем все остальные здешние джентльмены. Он взял пальто и очень щегольскую шляпу, одолженную у мистера Рэдли, и уехал на железнодорожную станцию, чтобы успеть на поезд в десять сорок восемь до Лондона. Грейси понимала, что эта поездка ему не очень по душе. Он ехал на встречу с помощником комиссара лондонской полиции, который, конечно, очень расстраивается из-за убийства мистера Гревилла. Грейси очень хотелось сказать мистеру Питту что-нибудь утешительное, но все, что она могла придумать, или звучало слишком сухо, или же ей не положено было говорить такого по должности. И миссис Питт не было поблизости, чтобы его проводить, как оно полагается в таких случаях. Она все возится с этой мисс Мойнихэн, у которой такой скверный характер… Да, если все загородные увеселения вот такие, то просто удивительно, что люди вообще на них приезжают!

Потом Грейси решила, что пора выбросить старые цветы из вазы, стоявшей в гардеробной. Они уже поникли – очевидно, им было слишком тепло от камина. Наверное, надо поставить свежие и для этого найти садовника и попросить позволения нарвать новых. Да всё лучше этих полуувядших, даже просто листья – только бы были зелеными и свежими на вид!

Поэтому горничная и спросила разрешения нарвать цветов в оранжерее – разумеется, не больше десятка. А это был очень подходящий случай, чтобы обновить пальто, недавно купленное ей Шарлоттой. Оно оказалось девушке как раз впору. Грейси поднялась к себе, надела пальто и уже шла через огород в указанном направлении, когда увидела Финна Хеннесси. Она сразу же его узнала, хотя и смотрела на него со спины. Он стоял и смотрел, как бело-рыжий кот осторожно крался по верху высокой садовой стены к ветвям яблони. Кот двигался осторожно и тихо; наверное, увидел птичку, подумала Грейси.

Она немного выпрямилась, вздернула подбородок и почти бессознательно слегка качнула бедрами. Ей хотелось привлечь внимание молодого ирландца, но так, чтобы тот не заметил ее стараний. Девушка не очень умела притворяться: практики у нее в этом было еще недостаточно. Однако она приметила, как искусны в этом горничные других леди. Они так хорошо умели флиртовать, так естественно… Так ведь ведь им нечего было делать, они не занимались ничем серьезным. Они ни за что не смогли бы раскрыть какое-нибудь преступление, даже если ответ был бы у них под носом. Просто глупые создания, хихикающие по всяким пустякам!

Фиппс уже поравнялась с Финном Хеннесси и решила пройти мимо, не говоря ни слова. От этого внутри у нее все замерло в каком-то болезненном ощущении, но она ни за что не унизилась бы до разных детских штучек, которые понятны всем и каждому.

Кот, громко царапнув стену, плавно соскользнул с нее и прыгнул на дерево, описав дугу на высоте десяти футов, но немного опоздал – ветка, в которую он вцепился, качнулась, и птичка улетела.

– Ой! – невольно вскрикнула Грейси, испугавшись, что кот сейчас упадет.

Финн круто обернулся, и его лицо осветилось улыбкой.

– Здравствуйте, Грейси Фиппс. Собираете травы, а?

– Нет, мистер Хеннесси, я пришла за цветами. Те, что у нас, уже увяли, и я их выбросила. Да мне все равно, какие будут, лишь бы свежие; лучше даже листья, чем завядшие цветы.

– Давайте я донесу вам их до дома, – предложил молодой человек и пошел рядом с Грейси.

Она рассмеялась:

– Да всего-то надо несколько цветочков! Садовник сказал, что я могу с десяток нарвать в оранреже… оранжерее. Но, конечно, если хотите, то можете и поднести их для меня.

– Я хочу, – сказал Финн и улыбнулся.

Они пошли бок о бок по тропинке, а потом через ворота и двор, окаймленный высокой живой изгородью, по направлению к оранжерее, в стеклянных рамах которой отражался, преломляясь под разными углами, свет серого бессолнечного дня. Земля была темной и влажной, хорошо удобренной, уже готовой для весенних посадок. На обстриженном кустарнике блестели влажные нити паутины, а мальчик, подручный садовника, срезал засохшие стебли многолетних цветов и относил их в тачку, стоявшую в двадцати шагах от него. Было довольно холодно, и Грейси радовалась не только тому, что пальто очень ловко сидело на ней, но и тому, что оно оказалось очень теплым.

– Пахнет зимой, – с удовольствием заметил Финн. – Скоро будут жечь костры… Очень я люблю, когда сжигают старые листья и голубой дым поднимается в морозный воздух, а сучки трещат. Дыхнешь – и белый пар облаком!

Он искоса взглянул на свою спутницу, стараясь шагать с ней точно в ногу.

– А вам нравится, когда ранним утром небо бледно-голубое, и свет такой ясный, как будто мир только что народился, и на изгороди краснеют ягоды, и морозный воздух щекочет в носу, и ветви качаются над головой, и можно не спешить и все идти, идти?..

– У вас все какие-то чудные мечтания, – ответила девушка неуверенно. Ей нравилось, как он говорит, и то, что он говорит о разном, хотя часто и о странном, и мягкая музыка его необычного, инородного, непривычного голоса… Но это совсем не значило, что она его понимает.