Пробуждение - Пётр Губанов

— Вы, Сергей Николаевич, еще в недостаточной степени усвоили весь кодекс офицерских понятий, — начал мичман. — В Морском корпусе нас учили почитать корабельную службу яко святыню, наипаче…

— Не привелось мне, — сказал Яхонтов.

— Дабы катилась служба как по маслу, а не тащилась яко тварь ползущая, нужна во всем твердость, — поучал Эразмус прапорщика. — Коли так нужно, то и зубы почистить не грешно, а то и чаркой водки нелишне попотчевать нижнего чина.

— Меня этому не обучали в Гардемаринских классах.

— Все средства хороши, лишь бы порядок на корабле соблюдался, — невозмутимо продолжал мичман.

— Но бить матроса — недостойно интеллигентного человека! — вспылил неожиданно прапорщик.

— Офицер — не интеллигент! Он — офицер, и только!

В Тайваньском проливе отряд попал в жестокий шторм… Почерневшая поверхность моря вздыбилась вихрастыми валами. Волны делались все размашистее, с уханьем и гулом ударяли они в корпус корабля. Ветер свирепо завывал в рангоуте, пронзительно свистел в углах надстроек.

Согнув спину, вобрав голову в плечи и балансируя, пробирался Яхонтов по уходящей из-под ног палубе, чтобы подняться на ходовой мостик и заступить на вахту. Движения прапорщика были неровные, порывистые, с неожиданными скачками в сторону, словно с силой кто-то толкал его. С головы до ног обдавало его пеной и солеными брызгами. Возле средней трубы он столкнулся лицом к лицу с Суриным.

— Куда, Павел Модестович? — стремясь перекричать грохот шторма, спросил его Яхонтов.

— Туда, в машинное, — кивнул младший механик в сторону наглухо задраенного люка.

Из глубины корабля доносилась прерывистая вибрация, а весь корпус лихорадочно дрожал.

— Будем устанавливать упоры, — пояснил Сурин. — А то и до беды недолго: корпус одряхлел, переборки слабые. Да нужно приготовить водоотливные насосы на всякий случай.

Отряд особого назначения продолжал идти прежним курсом навстречу разразившемуся над морем урагану. В углу ходового мостика стоял капитан первого ранга Остен-Сакен. Цепко держась за обвес и не выпуская из рук бинокля, с опаской делал он несколько коротких шагов и возвращался обратно.

— Арсений Антонович, запросите «Лейтенанта Сергеева», что у них там стряслось? — повернулся командир отряда к вахтенному начальнику. — Отчего он зарыскал?

Яхонтов поднес к глазам бинокль и увидел, как один из миноносцев то поворачивает прочь от флагмана, то резким рывком устремляется в сторону крейсера. Прапорщик услыхал, как процедил лейтенант Соловьев, свирепо посмотрев на сигнальщика:

— Запроси, почему рыскает?

С «Лейтенанта Сергеева» незамедлительно пришел ответ: «Поломался привод руля, устраняем повреждение».

— Действуйте порасторопней, о состоянии корабля докладывайте через каждые полчаса! — распорядился Остен-Сакен.

Штормовой ветер стал стихать. Качка заметно уменьшилась, и вода уже не перекатывалась пенными потоками по верхней палубе.

С «Капитана Юрасовского» передали по семафору, что смыло за борт шлюпку во время шторма. С «Бесшумного» сообщили об образовавшейся течи в трюме и поломке питательного насоса.

Остен-Сакен потребовал чистый бланк радиограммы у вахтенного начальника и, укрывшись от ветра в штурманской рубке, написал:

«Командующему Сибирской военной флотилией. Вынес на переходе глубокий циклон, имею повреждения вспомогательных механизмов, рулей на миноносцах, следую прежним курсом».

Сложив листок бумаги вчетверо, он подозвал прапорщика Яхонтова, сухо произнес:

— Отнесите шифровальщику да скажите, чтобы передал во Владивосток незамедлительно.

На подходе к Гонконгу на «Печенге» один за другим вышли из строя два водотрубных котла. Крейсер стал отставать от миноносцев. С флагмана передали сигнал на корабли: «Сбавить ход до малого».

В Гонконге Остен-Сакен собирался лишь пополнить запасы угля и провизии, чтобы на другой же день выйти в просторы Индийского океана, и вдруг все надежды на своевременное прибытие в море Баренца рухнули.

Как только вошли на Гонконгский рейд, Остен-Сакен потребовал на корабль лоцмана, чтобы провести его в Коунлундские доки и поставить в ремонт.

— Каково ваше мнение, Алексей Поликарпович, по поводу поломки котлов? — обратился командир к старшему офицеру, когда остались одни.

— Надежные люди были расставлены мною в котельном отделении, — пожал Корнев плечами. — Неужто прошляпили?!

— На мой взгляд, случайной аварией могла быть одна в столь короткое время, — пристально глядя на старшего офицера, сказал Остен-Сакен. — Но это уже вторая авария.

— А быть может, «Печенга» претерпевает полосу неудач, а потом все образуется? — осторожно проговорил старший офицер.

— И я хотел бы так думать, но мне не дает покоя другое…

— Что именно?

— Вы присмотритесь к нижним чинам: они настороже и ждут. Им наверняка памятны «Очаков» и «Потемкин», восставший в Золотом Роге миноносец «Скорый»…

— К сожалению, все это так, Андрей Вилимович…

Осторожно постучав в дверь, вошел шифровальщик Синюхин.

— Я вас покорно слушаю, ваше высокоблагородие! — вытянулся перед командиром нестроевой кондуктор с аккуратным пробором на офицерский лад.

— Что слышно, Синюхин? — сурово произнес Остен-Сакен.

— Никаких новых шифровок, стало быть, нет, ваше высокоблагородие.

— Радисты, писаря что говорят?

— Все больше о бабах да о доме болтают.

— Я хочу знать, что думают нижние чины о плавании отряда? Что о войне говорят? — раздраженно проговорил Остен-Сакен.

— Помалкивают при мне об этом, — неуверенно ответил шифровальщик.

— Сам заводи разговоры, да исподволь начинай, чтобы выведать их тайные мысли, — поучал командир отряда Синюхина.

— Рад стараться, ваше высокоблагородие! — тянулся перед ним шифровальщик.

Углубившись в свои мысли, Остен-Сакен какое-то время словно не замечал находившихся в салоне старшего офицера и кондуктора.

— Нужно отправить шифровку, — неожиданно проговорил капитан первого ранга. — Бери карандаш, записывай.

Шифровальщик достал из папки тетрадь и замер.

— «Владивосток, штаб Сибирской военной флотилии, — начал диктовать Остен-Сакен. — Прибыл Гонконг одиннадцатью котлами. «Печенга» — обуза для миноносцев. Стою в Коунлундском доке».

На «Печенгу» явился русский консул в Гонконге статский советник Этинген. Остен-Сакен с хозяйским радушием принял его. Они давно знали друг друга и встретились, как добрые знакомые.