Вид с холма - Леонид Сергеев

Странно, но свою жизнь я всегда рассматривал как некую прелюдию к настоящему счастью — и в работе и с «прекрасной» женщиной. Даже сейчас, в сорок лет, надеюсь на волшебство.

…А весна уже наступает. Вдоль обочины уже серая ольха цветет, над пригорками вьются бабочки крапивницы, на дорогу накатывается солнце…

Ну вот и водохранилище, спадающее половодье, чайки. Вон и рекламный щит: купальные принадлежности, прохладительные напитки, снаряжение для подводного спорта, морские круизы. А за щитом в полупрозрачной дымке что-то темно-желтое. Женский силуэт. Тянет руку, чтобы подбросили. Я подъезжаю ближе. Какая-то уродливая девица, прямо огородное пугало. Худая, то ли в плаще, то ли в платье. Мне не до нее. Подбросит кто-нибудь еще. В зеркало вижу — у меня за спиной «висят» какие-то легковушки.

Не сбавляя скорости, проезжаю мимо девицы, и вдруг порыв ветра поднимает ее полуплащ-полуплатье, и я замечаю совсем неплохие, даже стройные ноги. И непроизвольно, в замешательстве, сбавляю газ. Совсем немного, как бы в раздумье: тормозить или нет? «Да ну, вот еще! Мне не до нее» — уговариваю сам себя и по инерции все качу, но уже медленней. А в зеркало вижу — она все тянет руку едущим за мной. «А почему бы и не устроить романтическое приключение с этой дурнушкой? — внезапно приходит в голову. — Наверно, она неплохая девушка, а ноги у нее прямо-таки отличные». Я уже прикидываю, где можно развернуться, но на шоссе это не так-то просто. До разворота приходится катить еще километров пять, не меньше, и уже на приличной скорости — я вдруг заволновался, как бы кто не опередил меня.

Обратно гоню еще быстрее, и чувствую — всего чуть не лихорадит — «Полный дурак — вот я кто, что не остановился сразу. Тем более, что еду бесцельно».

Еще издали вижу — она все стоит в тоскливом ожидании, все тянет руку. Какая-то усталая безнадежность во всем ее одиноком, бесприютном облике. Я испытующе вглядываюсь и замечаю жалкую, смутную, рассеянную, отчаянную улыбку. А все катят мимо. Никто не останавливается. Все деловые, куда-то спешат. У всех свои дела, о других и подумать некогда.

Воспрянув духом, гоню на пределе. «Но где же разворот? Неужели катить еще пять километров? Нет, впереди вроде петля». Я еле вписываюсь в вираж и уже лечу по прямой к своей попутчице. Но что это? Перед моим носом маячит какой-то «Жигуль» — за рулем развалился коротко стриженый парень в спортивной куртке. Заметил голосующую, резко взял вправо, притормозил и, расплывшись, открыл дверь.

В полной растерянности я останавливаюсь за «Жигулем». И прямо на моих глазах невзрачная девица превращается в симпатичную особу. Откинув капюшон своего непонятного одеяния, она тряхнула светлыми волосами и, наклонившись, приветливо улыбнулась, обнажив ослепительные белые зубы; что-то проговорила, парень кивнул, и она легко впрыгнула на сиденье.

Я просто-напросто окаменел. Они отъезжают, а я судорожно глотаю воздух и осыпаю «Жигуль» проклятьями. Потом двигаюсь за ними — не управляю машиной — она катит сама, точно ее тащит «Жигуль» на тросе, во всяком случае дистанция между машинами ничтожно мала. И я все вижу отлично. Неистово жестикулируя, парень без умолку болтает. Она сидит непринужденно и естественно, повернувшись к нему, то и дело трясет роскошными волосами и смеется. Лучезарно, прекрасно; ее взгляд выражает не просто любопытство, а явную заинтересованность — она какая-то незащищенная в своей открытости. Их дальнейшие отношения уже легко предсказуемы. В той машине — безудержная жизнь, в моей — беспредельная тоска.

Расстояние между машинами увеличивается, «Жигуль» покрывается мутной пеленой; перед глазами уже не счастливая парочка, а солнечные блики, как осколки стекла. Я останавливаюсь и чувствую себя невероятно одиноким среди машин, мчащихся в обе стороны. Я уже точно знаю, что сегодня вот так, случайно, на дороге, судьба послала мне счастье, и я непростительно глупо его упустил.

Всего два-три весенних дня

Несколько лет я ездил на «Москвиче» без особых приключений, но однажды субботним вечером возвращаясь с работы, ввязался в авантюру. Была ранняя весна, в лобовое стекло барабанил мелкий дождь; внезапно прямо чуть ли не под машину с вытянутой рукой бросилась молодая женщина в плаще с капюшоном.

— Подвезите, пожалуйста, на улицу Димитрова!

Я и так подвез бы, а тут совсем по пути. Она села, откинула капюшон, пристально посмотрела на меня и рассмеялась:

— Алексей, это ты?

Я повернулся и узнал Наталью.

…Мы познакомились три года назад в сквере у Дома киноактера; сидели рядом на скамье в ожидании фильма; она курила, жадно затягиваясь, и горько усмехалась. Мы разговорились, и она сказала, что поступала в театральный вуз, но не прошла по конкурсу, что недавно вернулась из Прибалтики — была на съемках фильма, пригласил знакомый режиссер. Прислал телеграмму: «Приезжай, есть небольшая роль». Она приехала и поняла — он вызвал ее только «для секса»… а роль отдал другой.

— …Уже не в первый раз так поступает, — с досады она бросила сигарету. — И люблю его, и ненавижу…

Я тоже рассказал о недавнем разводе с женой. Общие безрадостные события сблизили нас, мы перешли на «ты», забыли о фильме и проговорили весь вечер. Я не помнил, понравилась она мне или нет — в те дни, после тягостных отношений с женой, я и не замечал женщин.

…И вот сейчас рядом со мной сидела молодая красивая особа и заразительно смеялась, прямо излучала жизнерадостность.

— Ты откуда такая веселенькая?

— Из ресторана. Отмечали юбилей одного нашего сотрудника. Я теперь в НИИ работаю, — улыбка не сходила с ее лица — у нее была чарующая улыбка и белые ровные зубы.

— А как же кино?

— С этим давно покончено.

— Ну, а твоя любовь к режиссеру?

— Ой, что ты! Кажется, это было так давно или вообще не было. Я уж после этого побывала замужем и развелась. Слушай, ну а ты? Все вспоминаешь жену? Нет? А сейчас ты женат? Нет? Надо же, встретились. Слушай, а я тебя сразу узнала… Ну, а я как, изменилась? Ой, ужасно рада, что тебя встретила. Теперь мы с тобой будем ходить в кино, правда?.. Давай, знаешь что, поедем куда-нибудь, посидим! У меня есть какая-то денежка. — Она облизнула губы и особенно широко улыбнулась веселой обезоруживающей улыбкой.

— Да у меня тоже немного есть. Только куда теперь можно попасть? Скоро одиннадцать… Если только в аэровокзал.

— Чудесно! Едем в аэровокзал. Ты никуда не спешишь? Нет? Ну и прекрасно!

В аэровокзале, потягивая кофе, Наталья без умолку болтала и все рассыпала прекрасные улыбки. Это была настоящая демонстрация улыбок: ее губы то застенчиво сужались, то приобретали форму легкой полуулыбки, то неожиданно вспухали — прямо-таки притягивали к себе, то вдруг постепенно, как бы издалека, растягивались в открытую, зачаровывающую улыбку.

— Слушай, а давай поедем сейчас еще куда-нибудь! Сегодня ведь суббота, а в понедельник рано утром вернемся. Например, поедем в Ленинград?! До Ленинграда мы могли бы доехать? Ты не устал бы? А в Ленинграде у меня тетя. Она бы нас хорошо встретила…

— У меня там тоже есть друг художник, — выдавил я, загораясь неожиданным предложением.

— Вот было бы замечательно — взять и уехать! Устроить романтическую поездку! — Наталья так ослепительно улыбнулась, что у меня закружилась голова.

«Какая она молодчина, — подумалось, — столько пережила и сохранила оптимизм». Обалдев от каскада ее улыбок, я не раздумывая согласился на «романтическую поездку».

Там же, в аэропорту, Наталья сходила в пункт «международки», позвонила тетке в Ленинград; потом мы подрулили к моему дому, я забрал все свои деньги — их должно было хватить на бензин и скромный обед в кафе, — прихватил для Натальи меховую куртку и развернул машину в сторону Ленинградского шоссе.

Дождь не унимался, но в машине было тепло и уютно. До Калинина Наталья рассказывала о своем НИИ, рассказывая, позевывала и закрывала глаза, но продолжала улыбаться, только ее улыбка уже не была такой лучезарной, как прежде — больше усталой, а временами и какой-то вымученной.

В Калинине, пока я заправлял бензином бак и канистру, Наталья пересела на заднее сиденье прикрылась курткой и уснула.

Погода приготовила нам сюрприз — некий коктейль из дождя и мокрого снега, дорогу покрыл гололед. Уже после Вышнего Волочка, не проехав и половины пути, я пожалел о своей авантюре; в понедельник на работе предстояла летучка, и в лучшем случае в Ленинграде мы могли пробыть не больше четырех-пяти часов; и главное, Наталья крепко спала. Я настроился на интересный разговор, на взаимное признание в симпатии, зарождающуюся любовь; был уверен — мы проговорим всю ночь, а в результате — в одиночестве крутил баранку, слушал как движок глотает бензин и считал километровые столбы; а тут еще погода безнадежно портила поездку. «Нашла сентиментальная муть, — подумалось. — Надо было остаться у меня, а на следующий день скатать в какой-нибудь ресторанчик… И черт меня дернул двинуть за семьсот километров от Москвы».