Вид с холма - Леонид Сергеев

Уплетая темно-красные ягоды, мы и не заметили, как наступил вечер. Спускаясь по сыпучей тропе к бухте, мы видели, как на набережной один за другим зажигались фонари, а в домах появлялось все больше освещенных окон.

Вода в бухте была темной и спокойной, только у самого берега чуть плескались волны, и на их гребнях светилась пена — она вспыхивала барашками и сразу рассыпалась на множество искр. Мы уже направились к волнолому, как вдруг недалеко от берега что-то плеснуло. Бежавший впереди Курортник насторожился. Я посмотрел в темноту, но ничего не заметил.

— Чайка, наверное, — тихо сказала Аленка. — Или рыба.

— Тц-цц! — процедил Генка и присел.

Мы с Аленкой пригнулись тоже. Снизу поверхность воды просматривалась лучше, и мы стазу увидели что-то серповидное, торчащее из воды. Курортник зарычал, но Генка схватил его за морду.

— Что бы это могло быть? — подумал я вслух и уже хотел подойти ближе к воде, как Генка проговорил нетвердым голосом:

— Может, шпионская подлодка?.. Спрячемся за камни…

Мы притаились за камнями. Генка навалился на Курортника и зажал ему пасть, чтобы он не рычал. Темный серп в воде покачался, потом медленно описал полукруг и… направился в нашу сторону. Аленка пискнула и прижалась ко мне. Серп все больше показывался из воды, но мы так и не могли его рассмотреть. Только когда он оказался в пяти метрах от берега, мы узнали в нем… плавник огромной рыбы.

— Дельфин! — Генка вскочил, а Курортник залаял.

Мы с Аленкой тоже вышли из укрытия и подошли к воде. Я думал, дельфин сразу повернет в сторону моря, но неожиданно он подплыл еще ближе. На поверхности появилась его блестящая черная спина и узкая клювообразная голова. На мгновение дельфин скрылся под водой и вдруг вынырнул прямо у наших ног. Курортник бросился на него с лаем. Дельфин развернулся, и тут мы увидели рану у хвоста. Из нее, как дым, струилась кровь.

— Отгони собаку! — сказал я Генке, но он уже тянул Курортника в сторону.

Дельфин подплыл снова.

— Ой, что же делать! — запищала Аленка. — Он хочет что-то сказать. Ему надо помочь!..

— Надо… — растеряно пробормотал я. — Вот что… Бегите с Генкой домой, возьмите тряпку, бечевку. Надо его перевязать… А я здесь постерегу.

Ребята с Курортником помчались к домам, а я нагнулся к воде и стал посвистывать. Дельфин подплыл совсем близко, протиснулся меж торчащих из воды камней и замер у моих ног. Его маленькие глаза смотрели на меня — просили о помощи. Я протянул руку и погладил его гладкую голову.

Через некоторое время прибежали запыхавшиеся Генка с Аленкой; увидев, что я глажу дельфина, разинули рты. Потом присели рядом на корточки и тоже дотронулись до животного. Генка протянул мне белую тряпку и бечевку.

— Еле посадил Курортника на цепь, — проговорил он. — Все хотел бежать с нами…

Мы с Генкой вошли в воду и стали перевязывать дельфина: подводить под хвост тряпку, стягивать ее вокруг раны и обматывать бечевкой. Несколько раз дельфин дергался и поднимал голову, но потом снова замирал. Перевязав животное, мы присели на камни.

— Дядь Леш, он умрёт? — с дрожью в голосе спросила Аленка.

— Не знаю, должен выжить, если недавно рану получил.

— А кто его поранил?

— Возможно, задело винтом какого-нибудь мотобота.

— А может, рыбак какой! — предположил Генка. — Папка говорил, что раньше дельфинов ловили и убивали. Жир из них получали.

Мы отошли от дельфина уже в полной темноте.

Утром, проснувшись, я позвал Генку, но никто не откликнулся. Заглянув в дом, я увидел, что Генкина кровать пуста; зашел к Аленке, но и ее не было дома. «Наверно, около дельфина», — сообразил я и заспешил к морю.

Еще издали я заметил, что дельфин ожил. Ребята стояли на мелководье, а между ними плавал наш «раненый».

— Он рыбу ест, — крикнула мне Аленка. — Смотрите!

Она впрыгнула на берег, подбежала к бидону и, запустив в него руку, вытащила маленькую рыбешку, потом снова вбежала в воду и поднесла рыбешку дельфину. Тот задрал голову и осторожно взял рыбу.

— Что ж ты, дядя Леш, так долго? — пристыдил меня Генка. — Уж я и рыбы наловил, а ты все спишь и спишь.

Увидев меня, дельфин подплыл ближе и, как мне показалось, приветливо вильнул хвостом. Со спины он был блестящий, точно лакированный, а внизу белый, как перламутр. На его упругом, стремительном теле нелепо выглядела белая тряпка. «Но ничего, — подумал я. — Если бы не она, может, и не ожил бы».

— А зубы у него мелкие, — продолжала Аленка. — И их очень много. Но он очень умный. Такой умный, что прямо не знаю. Осторожно берет рыбку — боится укусить меня за палец…

Через несколько дней дельфин совсем поправился, и мы решили снять с него тряпичный жгут. Размотав повязку, мы увидели, что рана затянулась, остался только небольшой рубец.

Теперь дельфин стал все чаще уплывать из бухты в открытое море, но чуть завидит нас — сразу спешит к берегу. Покормим его рыбой, начинаем играть в воде — гоняться друг за другом. Дельфин носится между нами, выпрыгивает из воды, кувыркается, или поднырнет под кого-нибудь из нас и прокатит на спине.

Всего несколько дней я прожил у моря, и вот уже поезд увозит меня из Батуми. За окном мелькают кипарисы и бронзовые, точно кованые, сосны — так много деревьев, что почти не видно домов; не улицы — зеленые тоннели. Я проезжаю порт, где под кранами стоят огромные корабли; проезжаю пляж, и поезд идет у кромки воды; кажется, еще немного — и волны затопят вагон, но они только перекатываются через камни и ползут назад, сине-зеленые, с белыми вспышками пены. Поезд проходит мимо волнолома, и я, высунувшись из окна, машу рукой Аленке и Генке, которые изо всех сил бегут за составом и тоже машут мне руками. Их догоняет Курортник, видит меня, виновато виляет хвостом — извиняется, что запоздал проводить. Так и бегут они втроем: Курортник лает, а Генка и Аленка улыбаются и что-то кричат мне — не могу разобрать, что. Кончается волнолом, а они бегут по мелководью, вспугивая чаек, поднимая тучу брызг. Они бегут и когда поезд, прибавив хода, поворачивает и отдаляется от моря.

…Дома у меня на окне лежат Генкин высушенный морской конек, Аленкины голыши и ракушка, и «миллион» ее бумажных денег. Когда я смотрю на эти вещи, меня сильно тянет в Батуми, к морю. Я достаю плавки, темные очки, укладываю чемодан. «Потрачу-ка свое богатство», — бормочу и рассовываю Аленкин «миллион» по карманам.