Слепой против маньяка - Андрей Воронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты просто стала слишком большой. Ты стала женщиной, а тогда ты была еще цветком, который не распустился.
– А что, тебе нравятся нераспустившиеся цветы?
– Да, мне больше нравятся бутоны, нежели лепестки.
– Ты странный человек, Григорий, очень странный. Стюардесса разносила газеты. Синеглазов подозвал ее и взял несколько московских газет. Он не читал передовые статьи, он искал криминальную хронику. И его желание было удовлетворено – на предпоследней полосе он нашел сообщение о страшной находке во дворе одного из домов на проспекте Мира. Он злорадно улыбнулся, но тут же подавил улыбку.
Анжела тоже взялась просматривать газеты. Они так и летели молча, каждый был занят своими мыслями. Синеглазов чувствовал, что наконец-то слава пришла к нему, и теперь о нем знают все. Вернее, конкретно никто не знает, что именно он, Григорий Синеглазов, референт по экономическим вопросам в посреднической фирме «Гарант» является тем кровожадным монстром, о котором все пишут и говорят, которого все боятся.
– Ничего, ничего, – прошептал Григорий, – скоро вы услышите и узнаете еще и не такое. Вы все содрогнетесь от моих дел, и никогда вы не сможете меня найти.
– Ты что-то говоришь? – обратилась к нему Анжела, блеснув стеклами очков в золотой оправе.
– А, так, ничего, иногда разговариваю сам с собой.
– Сумасшедшие разговаривают сами с собой, – заметила Анжела и язвительно улыбнулась.
– Может быть, но я думаю, что ты меня таковым, не считаешь.
– У меня о тебе свое мнение, и оно, конечно же, расходится с мнением окружающих.
– Лучше держи его при себе, – каким-то страшным голосом с металлическими нотками произнес Григорий Прямо в ухо Анжеле и несильно укусил ее за мочку.
– Отстань от меня, скотина.
– Ну вот, ты опять за свое, опять меня оскорбляешь.
– Я бы не оскорбляла, но тебе это нравится.
– Ты знаешь, да, – признался Синеглазов, а затем, отвернувшись, стал смотреть в иллюминатор на белую вату облаков, летящих под крылом самолета.
Иногда в облаках появлялись разрывы, и тогда Григорий видел голубоватую землю и реки, которые, как жилы, текли по земле, извиваясь и сверкая на солнце.
Ему на мгновение показалось, что он не человек, а какое-то иное существо, что вместо пальцев у него на руках острые когти, и вообще он – птица, сильный и могучий орел, парящий над землей и высматривающий свои жертвы, а затем камнем падающий вниз и вонзающий острые когти в теплую трепещущую плоть.
– Мне хочется есть, – тихо пробормотал Синеглазов. – Мне хочется человеческой плоти, мне хочется крови.
– Что ты там бубнишь? – поинтересовалась женщина.
– Не твое дело, – резко оборвал ее Григорий Синеглазов, задергивая шторку.
– Открой ее, мне темно, – попросила Анжела.
– Сиди и молчи, – сказал Григорий, – и брось эти дрянные газеты.
– Это не твое дело.
– Нет, мое, – сказал Григорий и вырвал газеты из ее рук.
– Что с тобой? Не сходи с ума.
Анжела видела улыбку на губах Григория, и эта улыбка не предвещала ничего хорошего.
Сердце Анжелы Литвиной дрогнуло, она прижала руки к груди, словно пытаясь от чего-то защититься, спасти свою жизнь. Ей вдруг показалось, что рядом с ней не мужчина, а ужасный кровожадный зверь, не имеющий ничего общего с человеком.
– О, Господи, какие мысли иногда приходят в голову, – пробормотала Анжела и, даже не сознавая, что делает, быстро перекрестилась.
От Григория не ускользнуло это движение.
– Ты что, веришь в Бога?
– Ну, знаешь, когда я лечу в самолете, мне становится страшно, и я начинаю верить в Бога, – соврала женщина.
– Понятно, боишься смерти.
– А ты не боишься?
– Я – нет, – ответил Синеглазов и уточнил:
– Я ее люблю, и поэтому она меня обходит.
– Что ты несешь, Синеглазов!
– Я знаю, что говорю. Смерти не надо бояться. Одному она приносит несчастье и вечную темноту, а другому – неописуемую радость, сравнить которую ни с чем невозможно. Смерть – это наслаждение.
– Да что ты несешь, одумайся!
– Тебе этого не понять. Ты никогда не видела смерть, а это совсем не то, о чем все говорят и думают. Смерть – это прекрасно.
– Господи, – выдохнула Анжела и вновь перекрестилась.
– Да хватит тебе креститься, не в церкви ведь.
– Я начинаю тебя бояться.
– А вот меня бояться не надо. Ты должна бояться себя.
– Пошел ты к черту! – выкрикнула Анжела и отвернулась от Григория.
А он откинулся на спинку сидения, положил руку на живот и, ощущая под пальцами гладкую кожу ремня заулыбался.
Сверкающий лайнер приближался к Москве.
Глава 10
Главный аналитик Эдуард Ефимович Бушлатов скоро понял свою ошибку – не стоило Аллу выгонять с работы. Раньше он не замечал ее помощи. Кофе, как казалось ему, варился сам по себе, бумаги сами складывались в аккуратные стопки и даже пепельница освобождалась от окурков сама по себе. А теперь он чувствовал, что ему не хватает присутствия еще одного живого существа в этой комнате. Точно так же скучает хозяин, у которого пропала кошка или собака.
Бушлатову не хватало перепадов настроения, возникающих непроизвольно, не хватало того, чтобы ощущать расстояние полного безразличия, расстояние общения и расстояние интимного контакта – менее двадцати сантиметров.
Вот о чем думал Эдуард Ефимович в последние дни и чувствовал себя довольно скверно. К тому же из его души не улетучились остатки совести, и он пообещал себе, что обязательно, после окончания проекта, вернет Аллу на работу.
Но было уже поздно. Та успела прекрасно потанцевать с Глебом Сиверовым и оправдала старую пословицу: «От любви до ненависти один шаг», а тем более – до мести.
Бушлатову приходилось спешить. Он отдавал себе отчет в том, что ФСБ после неудачи с фургоном, напичканным прослушивающей аппаратурой, предпримет следующие ходы. Растерянность быстро пройдет, и тогда, возможно, в бой будут брошены основные силы.
Он и не догадывался, что основными силами ФСБ является один-единственный человек – Глеб Сиверов. И поэтому всю стратегию обороны дома Бушлатов построил на концепции прямого нападения. Ему мерещились грузовики со спецназом, черные маски, пластиковые щитки, короткие, с откидными прикладами автоматы.
Ему и в голову не могло прийти, что пока он сидит в своем кабинете, перебирая данные, поступающие из разных стран, всего лишь метрах в пятидесяти от него, под землей усердствуют Глеб Сиверов и полковник Студинский.
И уж тем более Эдуард Ефимович не мог предполагать, что личный туалет таит для него смертельную опасность.
Бушлатов провел беспокойную ночь. Пару раз с вечера, сунувшись по обыкновению со своего компьютера по привычным адресам, он убедился, что пароли и шифры сменены.
Значит, его уже засекли.
Если он через несколько дней не унесет ноги из этого странного дома, то, возможно, все его опасения и страхи оправдаются. В конце концов фургон с надписью «Кока-Кола» мог быть напичкан не прослушивающей аппаратурой, а взрывчаткой, способной снести половину квартала. А потом ФСБ все списало бы на бандитские разборки, обвинив какого-нибудь мафиози с экзотической кличкой, осевшего на постоянное место жительства в стране с упрочившейся демократией, наверняка зная, что новоиспеченного гражданина власти не выдадут.
Во всякой работе есть вкус, когда она тебе в новинку. А Бушлатов уже успел провести в общей сложности около тысячи часов за компьютером и мог только сокрушенно качать головой, поражаясь неизобретательности российских политиков, пожелавших стать бизнесменами. Схемы переводов денег за рубеж, разбазаривание государственной собственности не отличались разнообразием. Чаще всего воровали внаглую, не заботясь даже о том, чтобы как следует замести следы. Существовала и определенная закономерность во времени.
Если на заре рыночных реформ самым типичным было взять баснословный кредит в банке под гарантии государственных структур, а затем распылить деньги по множеству мелких частных фирм с последующей концентрацией средств на заграничном счету, то уже через год-два многие, обнаглев, забывали сделать даже несколько промежуточных движений.
Среди политиков и хозяйственников существовала даже своя специализация.
Если политики предпочитали работать с перепадами банковских курсов валют, то хозяйственники занимались в основном перепродажей заграничной собственности бывшего Советского Союза. Каким-то чудесным образом половина строений за границей, принадлежавших различным министерствам и ведомствам, после распада СССР остались как бы бесхозными. Но через год у них обязательно появлялся новый владелец. И эти здания тут же уходили на аукционах, а владелец бесследно исчезал.
Отчет для Президента был готов почти в полном объеме. Не хватало около десятка страниц.