Хаос звезд - Кирстен Уайт

— Остерегайся Анубиса и Нефтиду!

— Я думал Хаткор. — Он пыхтит позади, когда мы добираемся до главной прихожей.

— Нет! Только… чёрные волосы, не беременна, скрытое зло.

— Понял!

С лестницы позади нас раздаётся рычание. Я поворачиваюсь и вижу Анубиса, несущегося вверх по лестнице за нами в след. Должно быть, он был в одной из соседних гробниц. Рио захлопывает дверь и подпирает её собой, упираясь одной ногой в стену под углом.

— Беги! Я держу!

— Не давай ему касаться тебя! Беги, когда он прорвётся! — Я бегу по коридору, со всей силы толкаю плечом тяжёлую деревянную мамину дверь, и врываюсь в её спальню.

С одного взгляда я вижу всё. Моего отца у постели матери, такого спокойного и держащего её за руку. Мою мать в постели, её поднятые колени очерчиваются под белой простынёй, её лицо, раскрасневшееся и потное. И Нефтиду, склонившуюся в углу над покрытой плетёной корзиной в углу.

Наши глаза встречаются. Её взгляд наполнен тысячелетней злобой. Она хватает корзинку, срывает с неё крышку и вытряхивает корзину в сторону мамы, выбрасывая в воздух длинного золотого змея-демона.

— Нет! — Кричу я и бросаюсь к передней части кровати с поднятыми руками.

Змей с извивающимся в спирали телом и обнажёнными клыками падает вниз.

На моё запястье.

Глава 19

Что отличало древних египтян — это то, что они были очень умными. Они додумались до многих вещей веками раньше, чем кто-либо из их современников. Они воздвигли памятники, которые до сих пор стоят и продолжают удивлять всех, кто видел их. Их искусство не перестаёт очаровывать спустя поколения. Их религия была сложной, и развивались вместе с ними. Но иногда они были настолько погружены в процесс изучения и подготовки к загробной жизни, что у них просто не получалось жить. Смерть так сильно маячила в их сознании, что они не могли видеть ничего, кроме этой финальной загадки, этого последнего аспекта жизни, который они не могли постичь, а значит — и контролировать. Боязнь смерти может стать такой сильной, что может мешать нам жить. Жизнь и перерождение. Хаос и порядок. Жизнь и смерть. Баланс.

Время ускользает из своего постоянного, вечного течения, замедляясь подобно свисту моего сердца.

Змей, ядовитый настолько, что способен убить бога, обхватывает своими челюстями моё запястье. Почему же мне не больно? Должно же.

В этот момент я понимаю, что его ядовитые клыки не вонзились в кожу, один клык попадает в нефритового жука-скарабея на моём браслете и застревает там. Широкое золото браслета не даёт свободному клыку дотянуться до кожи. Я не умру! Я не умру!

Змей извивается, и его гибкое чешуйчатое тело хлещет в воздухе, в то время как он пытается высвободить свой клык.

— Айседора! — Кричит моя мать. А, да. Надо скинуть змея с запястья. Я бешено трясу рукой, и змей, потеряв хватку, проплывает по воздуху и приземляется со шлепком на пол у подножия маминой кровати.

Он поднимается, шипит и открывает рот до невозможности широко. Кажется, что он продолжает расти, пока я смотрю, разматываясь и растягиваясь. Я уверена, что он не перерастёт комнату целиком и проглотит нас всех. Я не могу справиться с ним, не могу защитить свою мать. Я тянусь и беру её за руку.

Отец ударяет своим посохом по хвосту змея. Тот замирает и на глазах ссыхается в пыль, пока совсем не исчезает.

Нефтида опускается на колени, её глаза приклеены к тому месту, где теперь уже ничего не остаётся от змея-демона.

— Нет, — шепчет она, трясясь. — Нет. — Она не поднимает глаз, она не смотрит на нас.

В комнату вбегает Рио, оглядываясь через плечо.

— Там Анубис! Я больше не мог сдерживать дверь, поэтому я убежал.

Он поворачивается, чтобы оценить ситуацию в комнате. Нефтиду, съёжившуюся в углу. Отца с его чёрной кожей, обёрнутого в мумию и невероятно высокого, и его посох, источающий силу. И маму в крайне неловкой позе на кровати.

— Я лучше подожду в другом углу, — Рио проскальзывает вдоль стены, глядя в пол.

— Айседора? Нефтида? Что происходит? — Голос Исиды напряжённый, её лицо покрывают капли пота. Она выглядит ужасно: тёмные круги под глазами, кожа пожелтела вместо её обычно здорового цвета. Видимо, Нефтида поработала с проклятиями даже лучше, чем я думала.

На маминой шее висит кулон.

— Нефтида сделала его для тебя? — спрашиваю я. Она кивает, и я стягиваю его и швыряю в другой конец комнаты. Вынимаю один из по-настоящему защищающих амулетов из своего кармана, и надеваю его ей через голову, потом, наклоняюсь к ней и прижимаюсь к её лбу губами, как обычно делала она, когда я плохо себя чувствовала.

Она глубоко вздыхает, и её взгляд обостряется, словно к комнате возвращается резкость, хотя её цвет лица по-прежнему остаётся слишком не естественным.

— Нефтида, — говорит она, в её голосе нет злости, когда она смотрит на то, как сестра рыдает в углу.

— Дорогая сестра, прости меня.

— Это она, — говорю я. — Всё это время. Сны… всё… это всегда была она. Она и есть тот чёрный яд, который охотился на нас, угрожая всё разрушить!

— Сердечко, — она улыбается мне, и в моей груди рассветает солнце. — Спасибо тебе. Я так рада, что ты здесь.

— А что насчёт неё? — Я бросаю мельком взгляд в сторону тёти. — Что ты сделаешь с ней?

— Ничего.

У меня отвисает челюсть.

— Но… она… мама, она пыталась убить тебя! Она и меня пыталась убить!

Я сжимаю кулаки. Нефтида заслуживает смерти. Таким изворотливым и озлоблённым людям, как она, нельзя давать право на вечную жизнь. Это неправильно, несправедливо.

На долю секунды я замечаю, как чернота скручивается и уползает из поля моего зрения, но когда я моргаю, она совсем исчезает. Мой гнев стихает, как потухающий костёр. Я не буду питать эту черноту. Я не допущу, чтобы у неё была душа моей матери; я также не допущу, чтобы у неё была моя душа.

Мама вздыхает, её голос грустнеет.

— Мы ничего не станем делать. Мы забудем её имя.

— Ты не можешь, — говорит Нефтида, подползая к кровати. — Ты не можешь!

Отец немного пододвигается, чтобы преградить ей путь. Что нарушило его спокойствие, я не могу сказать наверняка. Но что-то в его глазах, когда он смотрит на Нефтиду, говорит мне, что в своих больших планах она не учла, какой гнев мог обрушиться на неё, если бы ей всё удалось.

— Я хранила твоё имя как сокровище, — говорит моя мать, глядя на Нефтиду, и потом не спеша отводит от неё взгляд. — Я записала его на своём сердце. Я больше не буду поддерживать его.

Тихо плача, Нефтида встаёт и, запинаясь, выходит из комнаты. Кажется, она стала ниже, тусклее, и уже уменьшившейся. Интересно, сколько времени пройдёт, прежде чем она исчезнет после того, как она утратила любовь и магию моей матери. Моя ярость проходит, я чувствую жалость к ней, жалость за те непостижимые промежутки времени, которые у неё были, но были растрачены впустую.

Я поворачиваюсь к маме и приглаживаю назад с её лба прядь волос.

Она улыбается мне сухими губами, натянувшимися над зубами.

— Моя смелая умница-дочка. Как только я поправлюсь, отправимся на Нил, устроим пикник.

— С радостью. — Да, я хочу этого. Я готова узнать её без яда, которому я позволила разрушить наши отношения, без ноток недопонимания между нами. По правде говоря, мне не терпится провести с ней вместе время.

— Дорогая?

— Да?

— Это с чего за три египетских царства ты сделала со своими волосами? Ты под домашним арестом.

Что ж, новый план. Возвращаюсь в Сан-Диего и узнаю её по телефону и письмам.

— О-о! Осирис! Началось. Принеси родовое кресло. — Она улыбается, потом кладёт руку поверх живота. Потоп, началось! — Айседора, ты сделала всё это возможным. Я хочу, чтобы ты приняла ребёнка.

Вероятно то, что я сказала Нефтиде о том, что мама любит меня, всё же неправда, потому что вот это — ну полный маразм.

— Мам, я лучше откушу кусочек змея-демона для тебя, к тому же меня станет тошнить, пока эта штука не выйдет из тебя и кто-нибудь не вымоет её.

Я поворачиваюсь в сторону двери. Рио засунул руки в карманы, широкие плечи расправлены.

— Эм-м-м, мстительная богиня и сумасшедший бог бальзамирования ещё там.

— Ребёнок, которого выжимает из себя мамин родовой канал, вот здесь.

Он выбегает в коридор впереди меня.

— У тебя есть какое-нибудь оружие? — спрашивает он.

Мы оба вскрикиваем, когда чуть не тараним человека, стоящего в коридоре.

— Тот? — Я всматриваюсь в его маленькие добрые глаза. — Пожалуйста, не говори мне, что ты тоже скрытое зло. Думаю, этого я не переживу.

Он улыбается, превращая обе свои руки в птичек.

— Какие проблемы? — спрашивает одна из них.

— Сумасшедший Анубис и Нефтида пытались убить маму. И меня. Они всё ещё могут быть где-то здесь.