Теннисные мячи для профессионалов - Леонид Словин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Веда выступала громче и увереннее всех, именно она — не старший опер — сообщила дежурному последние вести с места происшествия:
— Приехала опергруппа из Судака. С розыскной собакой. Джемом. Сейчас все там. И начальник милиции, и Сусанна. Все на даче.
— Вы подходили к окну со стороны сада? — поинтересовался дежурный. — Окно не разбито?
— Окно цело. Нам показали. Под окном брошен длинный крюк…
— Пожарный багор, — подсказал Георгий. Муж.
— Они пытались его просунуть в форточку, сбросить крючок с внутренней двери. Что-то спугнуло…
Потом вся компания по очереди ходила во двор — «мыть руки». Все та же Веда, проходя, случайно в кабинете участкового заметила Рогова. Он ее тоже заметил.
— Привет, Слава!
— Привет, ребята! — Рогов писал объяснение. На секунду он замер, держа авторучку над форменным бланком.
— Ты тоже здесь? — удивилась она.
— И я, Ведочка, — Рогов криво улыбнулся, но голос его не дрогнул, звучал все так же мягко, ласково.
«Этот будет бороться за жизнь до конца…» — подумал Денисов.
— Давно приехал? — спросила она, все еще ничего не понимая.
— Давно. Очень давно, Ведочка.
Участковый, сидевший напротив, встал, чтобы закрыть дверь.
— Надолго? — еще спросила она.
— Очень надолго. Думаю, на всю жизнь. — Денисов поймал на себе испытующий взгляд.
Веда, к счастью, ничего не поняла или не захотела понять.
— Знаете его? — поинтересовался Пашенин.
— Славу? А как же! Он нам новую дорогу показал в Старый Крым. — Георгий при этих словах заметно помрачнел, но она успокоила его. — Он ухаживал за дочерью… — Веда назвала фамилию довольно известного писателя. — Потом куда-то исчез…
— За окном дачи, где решетка… — спросил дежурный, когда они снова вернулись в кабинет старшего опера. — Там кабинет? — Он готовится отвечать на звонки, которые вот-вот должны были последовать — из Симферополя, Киева, может, даже Москвы.
— Спальня. И казна! Сусанна держит там свои побрякушки…
— В шкафу?
— В металлическом ящике. — Ширяева вытерла глаза платком, вступила в разговор. — Ключ от него всегда при ней. Она бы его ни за что не отдала! Я ее знаю. Представляете, что могло быть!
Денисов ловил на себе взгляды Веды, ее мужа. После происшедшего они выражали только отчуждение и опасливую осторожность.
«Известный синдром. — Денисов отвернулся. — Люди, боящиеся крыс, переносят свой страх и на крысоловку тоже…»
— Я могу засвидетельствовать: Сусанна — женщина очень мужественная! — важно заметил Мацей.
Увидев Денисова в отделении, он с секунду колебался: должен ли он делать вид, что никогда не видел его прежде? Они поздоровались.
— Я, между прочим, сразу догадался, кто вы, — с ходу придумал Мацей. Легенде этой было суждено потом долго гулять по дому творчества «Коктебель».
— Не сомневаюсь.
— МУР?
— Транспортная милиция, Московское управление.
— Длинная у вас рука, однако…
Денисов поймал удивленный взгляд Ширяевой; пришло ли ей в голову, что его приезд в Коктебель связан с нею? С гибелью Волынцева? С их взаимоотношениями?
Что-то удерживало его еще в кабинете Пашенина. Люди, о которых он читал в эссе? Их манера общения?
— В доме, должно быть, были и другие ценности? — допытывался дежурный.
— Может, им было известно о колье? — Ширяева словно кого-то или чего-то ждала — оглядывалась на дверь. — Сусанна купила его, когда мы жили в Париже, на Рю де Риволи. В доме еще коллекция греческих икон. Марки Николая…
— Родственника?
— Да, он вот-вот появится. Следователь сказал, чтобы все, кто вечером приходил на дачу, собрались в отделении милиции. Нас допросят… — Она что-то чувствовала — снова оглянулась.
— Денисов — междугородная… — крикнули из коридора.
Он вернулся в кабинет Лымаря.
У телефона был Бахметьев.
— Ну как? — Бахметьев сплоховал только в первой фразе. Может, оттого, что соединение произошло неожиданно.
— Нормально. Вы из дежурки?
— Да. Сюда уже позвонили из Донецка. Я в курсе убийства Смааль.
— Что Донецк?
— Рогов короткое время, пока не определился, обучался на курсах подготовки начальников почтовых вагонов…
С этой минуты Бахметьев повел разговор твердо. Знание известных Денисову обстоятельств дела как бы уравнивало их.
— У нас на вокзале?
— Да.
«Я мог встречать Рогова на парке прибытия…» — подумал Денисов.
— Понятно поэтому, отчего он решился выбрать местом преступления нашу станцию — он ее отлично знает! С «пумой» тоже все ясно… — Бахметьев говорил, как об известном с самого начала.
«У победы сто отцов…» — заметил классик.
— …В костюме Волынцева оружие лежать не могло. Единственный незашитый карман — узок, пистолет не входит…
Связь неожиданно ухудшилась, голос Бахметьева стал едва слышен.
— …Он выстрелил в момент, когда маневровый закрыл платформу, а хлопок выстрела был едва слышен за стуком колес… Что-то на линии!…
Голос Бахметьева исчез вовсе. Денисов мысленно продолжил:
«…Рогов оставил пистолет на платформе, взял документы и вещи, чтобы личность убитого как можно дольше не могла быть установлена, вошел в стоящий на путях пустой сцеп. Оттуда он видел Салькова, похитившего «пуму» и тем нарушившего желаемый им планшет места происшествия. Сообщив милиции про носильщика и пистолет, он вылетел в Коктебель. Путь к следующему преступлению был открыт…»
— Алло, Москва…
«А до этого Рогов через жену приобрел билеты до Старого Оскола и обратно, а сам заезжал в Харьков к Волынцеву…» Денисов с десяток раз мысленно прошел путь, по которому Бахметьев только пускался в свое недолгое странствие. Но Бахметьев по своей милицейской биографии был обэхээсник и следователь, а он, Денисов, был розыскником.
«…В Харькове Рогов ничего не успел, так как Волынцев, едва прилетев из Тувы, в тот же день мчится в Москву. Рогов едет вместе с Волынцевым в Москву. По-видимому, кто-то, Окунев или Сазонов, действительно родственники его жены. Он знает о них и по телефону пристраивает Волынцева на квартиру. Там тот живет, пока Рогов не совершает убийство, инсценировав его как самоубийство…»
Разговор со столицей окончательно прервался.
— Положите трубочку… — посоветовала телефонистка. Денисов так и сделал. Молча ждал.
В милицейском доме все было привычно — мебель, фотография дочки Лымаря на столе под стеклом. Денисов мог перечислить, что находится у Лымаря в запертом металлическом сейфе, в столе, какую одежду он держит в шкафу на случай приезда начальства. В мрачноватом этом кабинете все было, как в том — родном — с колонной, поддерживавшей арочный свод, со стрельчатыми окнами, выходящими на перрон.
Связь с Москвой отсутствовала.
Подумав, Денисов достал рукопись.
«Отчий дом! Здесь ты всегда желанен. Ты еще и брат, и ребенок. Тебе лучший кусок! Ты один из пальцев на руке. Здесь спасут, не предадут, не бросят! Обмоют после смерти. Здесь не покинут, когда прозвучит команда: «Дети и женщины садятся в шлюпки в первую очередь…»
«Если я вернусь к Отчему дому, я не забуду, как страдал сам, не сделаю другого несчастливым!»
И дальше:
«…обмануть глядящие с надеждой глаза, дрожащие губы, слышать несвойственное, бодрое: «Никуда тебя не отпущу!» Когда строишь на песке, рано или поздно все равно приходится об этом жалеть…»
«Я уходил бесповоротно, навсегда. К идеалу далеких лет. Длинная белая нить пристала к моей одежде. Я снял ее, она поплыла по ветру. Что-то заставило меня оглянуться: нить плыла еще несколько секунд. Отчий дом отделялся от меня, оставаясь вдали».
Снова прозвенела междугородная.
— Алло! — сказал Бахметьев. — А это вот и для тебя новость!… С «пумы»-то они следы удалили! А на газетах, в которые завернули пистолет перед тем как подбросить его в метро, остались их отпечатки! Пальцы бригадира — Романа!…
Денисов не удивился. Дактилоскопия и вообще криминалистические науки, родившиеся как инструмент для раскрытия преступлений, обязательно подводили тех, кто пытался воспользоваться ими для правонарушений.
— Ширяева там, в Коктебеле? — спросил Бахметьев.
— Да. Хотели что-то уточнить?
— Я жду звонка Королевского. Думаю, он решит лететь в Планерское.
Бахметьев вернулся к тому, на чем его прервали:
— Чем ты объясняешь стремительные перемещения Волынцева? — Погибший так и не стал для Бахметьева Ланцем.
— Кое-что я предполагаю. — Денисов был готов к вопросу. -Пусть Королевский в Харькове свяжется с телеграфом. А лучше позвонит соседям Волынцева, у них есть телефон. Должна существовать срочная телеграмма, которая пришла накануне возвращения Волынцева в Харьков…