Теннисные мячи для профессионалов - Леонид Словин

Денисов вышел за платформу. С началом дневного перерыва пассажиров заметно поубавилось.

Вид пустого вокзального пирса разнообразило несколько урн, мачта с динамиком, каплеобразные светильники, прикрепленные к подвескам вверху.

Ближе к вокзалу темнели два товарных вагона, превращенных в камеру хранения, — на обоих висели замки, еще два вагона были почтовые, их выгрузили ночью.

До отправления первого — после «окна» — электропоезда оставалось больше часа. Накрапывал дождь.

«Сообщивший о пистолете… — Денисов направился вдоль поезда, — наблюдал все из состава, стоявшего в ту ночь на этом пути».

— Электричке этой еще ждать и ждать! — окликнул Денисова постовой у табло. Он был экипирован по-осеннему — в плаще, в бриджах и сапогах. — До конца перерыва!

— Я знаю.

Он прошел по составу. Пассажиров было мало, сидели на расстоянии друг от друга; в пустых вагонах всегда садились свободно.

«Многое непонятно… — Денисов поглядывал на окна. — То, как складывались для погибшего последние часы, да и дни, которые он провел в Москве. Все вечера пробыл на вокзале -у «места встреч». Ждал? — Сидевшие в вагонах по обычаю поднимали головы, осматривая входившего, но уже через секунду-другую теряли интерес — вошедший становился своим и так же с любопытством наблюдал за входящими следом; Денисов умел не привлекать внимание — для надо было только ни с кем не встречаться глазами. — Ланц ждал ее, а она не приехала?»

Из окон виднелись мокрые платформы, простиравшиеся до самого элеватора. Схема занятых и свободных путей в точности повторяла ночную на момент обнаружения трупа.

«Пустые платформы, свободный обзор…»

Денисов прошел в четвертый вагон, окна его выходили к месту происшествия.

«Все как на ладони… — Через две платформы видны были даже грязноватые разводы на урне, недалеко от которой была подобрана одинокая гильза. — Кто-то видел, как носильщик нагнулся над лежавшим, поднял что-то, положил в карман. Наблюдавший заинтересовался, пошел вдоль состава, не упуская Салькова из вида — времени до отправления оставалось много… Убедился: передал ли носильщик взятое им сотруднику милиции или же оставил себе… Сальков предпочел оставить».

Денисов вышел на платформу. Сразу у вагона его по рации нашел дежурный — возможно, как раз в этот момент взглянул на экран монитора:

— Двести первый, возвращайтесь…

Королевский разыскивал его с помощью дежурного, чтобы ехать к литконсультанту Союза писателей — тот успел, видимо, прочитать рукопись; Бахметьев тем временем должен был лично — через министерство автономной республики — проверить возможность «тувинского варианта». Так или иначе, предстояло лететь, на месте принимать решение…

— Двести первый!…

— Вас понял, возвращаюсь.

Денисов еще постоял у одного из установленных прямо на перроне аппарата прямой связи «пассажир — милиция».

«Только одного наблюдавший за Сальковым разглядеть не мог — что носильщик поднял с платформы… Увидеть в темноте пистолет с этого расстояния невозможно…»

— Привет, командир, — с обогнавшего электрокара поздоровались. — Может, отоварить? — Это была дежурная шутка. К вагону-ресторану доставляли заправку — сетки мытого картофеля, молочную кухню, особняком — завернутая в целлофан — лежала тяжелая коровья нога.

— Спасибо. Отоварили.

Он не позволил себе сбиться с мысли: «Выходит, позвонивший в милицию наблюдал не за Сальковым — за погибшим… Чтобы знать о пистолете, надо было видеть все происходившее. Целиком. Почему же он сообщил только об оружии? Не о вещах? Не о выстреле?» Надо было возвращаться.

«Ему важно было, чтобы мы нашли пистолет. Через оружие нам он подсовывал версию о самоубийстве… Ложную? Может, и истинную… — Он вдруг вспомнил. В повестях, приводивших Лину в неописуемый восторг, после убийства, но еще до приезда сотрудников розыска, к трупу обязательно кто-то подходил — не убийца! — потом его долго подозревали, но что-то, как правило, мешало ему признаться. — Портфель унес… — Денисов перескочил через промежуточные посылки и выводы. — На стройку. Вытряс. Надеялся что-то найти? Например, первый экземпляр рукописи? Или другие записи, которые его компрометировали…»

— Двести первый… — дежурный снова включился. — Готовьте рапорт на командировку. Бахметьев подпишет. Это чтобы сразу от литконсультанта ехать в управление… Пункт назначения проставите потом.

— Вас понял.

— Что-нибудь есть ко мне?

— Согласуйте насчет оружия, дело может оказаться серьезным.

Теперь уже дежурный сказал:

— Вас понял.

Денисов мысленно вернулся к рукописи, вспомнил почему-то:

«И все же ничего не страшно, если из интерната ты можешь вернуться в Отчий дом!»

XII. ПЕРО ЖАР-ПТИЦЫ

— Документы!

— Сейчас… — Мужчина был массивнее и выше его ростом, несколько секунд, тяжело дыша, приходил в себя. Его мучила одышка. — Минуту… Один момент!

Он неожиданно рывком подобрал колено к лицу и с поворотом стопы сильно выбросил ногу в сторону. Ботинок просквозил в нескольких миллиметрах от денисовского подбородка.

Здесь не шутили.

Второй прием провести не удалось. Денисов ударил его в живот, под солнечное сплетение. Рука пошла рычагом, закрепленная в плечевом и локтевом суставах, Денисову удалось вложить в нее весь вес.

Отскочив, он выхватил пистолет.

— Сюда, к дереву! Быстро! Иначе буду стрелять! Патрон в патроннике!

Это было пресловутое дерево с объявлениями, служившее источником всевозможной курортной информации.

— Руки на дерево!

Задержанный положил руки на особо толстую стволину.

— Ноги как можно дальше! Еще!

Каратист отступил на полшага.

— Еще дальше!

Денисов заставил задержанного вытянуться по диагонали, переложил пистолет в левую руку, нагнулся, правой провел по его одежде. В куртке лежали сигареты и спички. Денисов не стал их брать.

Поза каратиста не позволяла оказать сопротивления -отними он на секунду руку от опоры, оказался бы сразу на земле. Кроме того, Денисов в любую минуту мог еще дальше ногой сдвинуть его ступни. Результат был бы тот же.

Подумав, оперуполномоченный решил еще больше обезопасить себя:

— Спокойно! — Он расстегнул на задержанном ремень, напрочь выдернул его из шлевок.

Каратист сгруппировался, ждал, когда Денисов предложит ему выпрямиться.

Позволь это Денисов — неизвестно, как бы развивались дальше события.

Денисов сорвал еще на поясе брюк задержанного единственную пуговицу. Брюки ослабли.

— Встань нормально!

Задержанный вернулся в вертикальное положение. До дежурки он принужден был поддерживать руками штаны, чтобы не свалились.

«Подонок! Мог сделать меня инвалидом… — зло подумал Денисов. Он держал пистолет в левой руке, правая была свободна. — Врезать бы тебе, да положение не позволяет!»

— Фамилия! Имя-отчество! Быстро!

— Рогов Вячеслав Николаевич…

Денисову показалось, что он видел его раньше. Голос определенно был знаком.

— Прописан в Планерском?

— В Донецке.

«Ясно. Ездит из Москвы с нашего вокзала!…»

Центральная улица была пустой. В ночное время на трассе Феодосия — Судак движение замирало.

Мимо спящих на скамьях у автостанции туристов, мимо их огромных рюкзаков Денисов повел задержанного вверх по улице к поселковому отделению.

Было тихо. У перекрестка какой-то человек подошел к ящику с мусором, поставил бутылку из-под шампанского.

— Спички найдутся? — сбоку, с аллеи, ведущей к музею планеризма, вынырнула женщина.

Денисов достал спички, она прикурила.

Рогов все это время смотрел куда-то в сторону, Денисов был настороже, не спускал с него глаз.

— Спасибо.

— Пожалуйста. — Денисов спрятал коробок. — Дорогу найдете?

— Да. Здесь близко.

В дежурке никого, кроме дежурного и старшины — командира строевого отделения, — не было.

Увидев доставленного московским оперуполномоченным, дежурный отчего-то сразу насторожился.

— Документы есть? — Опрос он повел нервно.

— Да нет…

Рогов, наоборот, приободрился.

— Откуда прибыли?

Чтобы успокоить дежурного, Денисов предпочел не вмешиваться.

Рогов повторил то же, что и Денисову:

— Я из Донецка.

— Точный адрес…

Он назвал улицу, дом.

Теперь Денисов смог лучше его рассмотреть.

«…33 — 35 лет, 188 сантиметров, не менее 100 — 110 килограммов. Лицо обрюзгшее, утолщенное книзу… — Ему снова показалось, что он где-то видел его раньше. — Рыхлый, нездоровый цвет кожи. Широкий таз, сильные, накачанные ноги, — как выразилась горничная Дома творчества. В последнем он едва не убедился на себе. — Очки в металлической оправе. Куртка из плащевой ткани…»