Романовы - И. Василевский

До невероятных размеров развивается и гурманство. Кроме российских стерлядей, кабаньей головы в рейнвейне, Анна Иоанновна вводит шпаргель (спаржу) и громоздкие прелести немецкой кухни. По дворцовым обычаям все кушанья щедро приправляются не только пряностями, перцем, мускатным орехом, но еще и тертым оленьим рогом, который, как считается, «увеличивает силы по типу шпанских мушек». Все последствия, которые влечет за собой такая приправа, оказываются как нельзя более уместны при дворе Анны Иоанновны.

Кроме огромных денег, которые при очень отощавшей казне тратила на себя и свои прихоти Анна Иоанновна (расходы царицы на себя лично уже в первый год оказались впятеро выше, чем бюджет Петра Великого), двор своим примером заставляет всех приближенных тратить огромные средства. По описанию современника, князя Щербатова, претендующие на знатность люди именно с того времени стали вводить мебель, сделанную из красного дерева, заводить «открытые столы», золоченые кареты, стали обивать стены домов штофными материями и так далее. По мнению князя Щербатова, непомерная роскошь того времени способствовала сближению: «Вельможи, проживаясь, привязывались более ко двору, яко к источнику милости, а низшие — к вельможам для той же причины».

Наряду с оперными и драматическими труппами императрица заводит колоссальный штат шутов и приживалок разного рода. Тут и карлы с карлицами, и калмыки с калмычатами, и татары, и персиянки, и разные старухи — приживалки и монахини. По указу императрицы, «личностей, которые разговорчивые», разыскивали по всему государству и немедленно препровождали ко двору.

В государственном архиве сохранилось несколько собственноручных писем Анны Иоанновны, посвященных отыскиванию все новых и новых «дур». Императрица пишет в Москву своему родственнику генерал-губернатору Салтыкову: «У вдовы Загряжской живет одна княжна Вяземская, девка. И ты ее сыщи и отправь сюда. Только чтобы она не испужалась, объяви ей, что я ее беру для своей забавы, как сказывают, что она много говорит». В другом письме в Переяславль она пишет: «Поищи из дворянских девок говорливую, которая была бы похожа на Татьяну Новокшенову, а она, как мы чаем, что уже скоро умрет, то чтобы годна была ей на перемену. Ты знаешь наш нрав, что мы таких жалуем, которые говорливы».

Целый штат приживалок должен был сообщать Анне Иоанновне все сплетни, которые шли по городу, все интимные подробности из семейной жизни придворных. Не ограничиваясь петербургскими сплетнями, она требует от московского генерал-губернатора, чтобы он наладил розыск о домашних делах московских жителей.

Фрейлины императрицы должны были во множестве всегда присутствовать с вышиваниями в соседней комнате, ожидая, когда Анна Иоанновна откроет двери и скажет: «Ну, девки, пойте». Когда две фрейлины, сестры Салтыковы, певшие без перерыва весь вечер, осмелились заявить, что они устали, императрица собственноручно изволила надавать им пощечин и отправила на неделю стирать на прачечном дворе.

Шуты императрицы обязаны были всей толпой неотлучно присутствовать при ней. Любимой забавой Анны Иоанновны было заставлять их драться между собой, таскать друг друга за волосы и царапаться до крови.

Императрица была восхищена и даже ввела для своего штата шутов особый орден святого Бенедикта, носившийся на красной ленте. Знаменитый Балакирев, шут Петра I, в свое время оказался причастным к роману Вильяма Монса с Екатериной, был за это наказан батогами и сослан на каторжные работы. Анна Иоанновна вернула Балакирева ко двору и дала ему звание придворного шута. Был при ее дворе и Акоста, тот самый шут, которому еще Петр I за усердную шутовскую службу не только пожаловал титул «хана самоедов», но и официально подарил остров Соммерс в Финском заливе. Был здесь даже и неаполитанец Пьетро Мира, которого при дворе звали Педрилло и которого, по почину Бирона, объявили мужем козы, уложили вместе с козой в постель и в таком виде он принимал являвшуюся к нему с визитом Анну Иоанновну со всем штатом придворных.

Шут при Анне Иоанновне — это своего рода государственный деятель. Этому вот мужу козы, шуту Педрилло, Анна Иоанновна поручила добыть для нее у герцога Гастона Медичи знаменитый тосканский алмаз, весивший сто восемьдесят с половиной каратов. По поручению Анны Иоанновны Педрилло в своем письме к герцогу Тосканскому, кроме денег, предлагал 55 тысяч российского войска, из которых 40 тысяч казаков, — и все это для войны с испанцами. Бриллиант, правда, так и не попал в руки Анне Иоанновны. Он достался австрийскому императору. Но само наличие официального предложения услуг русского войска, да еще сделанного через шута, достаточно точно рисует эту горничную на троне.

Интерес к литературе у Анны Иоанновны был весьма своеобразный. Узнав от своих приживалок, что у Василия Тредьяковского среди его сочинений есть неприличные, она вызывает поэта к себе и велит ему эти стихотворения прочесть. В сохранившемся письме этот несчастный придворный пиит не без гордости рассказывает: «Имел счастье читать государыне императрице, стоя на коленях перед ее императорским величеством, и по окончании одного чтения удостоился получить из собственных ее императорского величества рук всемилостивейшую оплеушину».

Если бы за преступления нравственности надо было давать оплеушины, то Тредьяковский имел право в ответ на полученную им дать Анне Иоаннов не добрый десяток затрещин. Она делала все, чтобы их заслужить.

Пока Бирон свирепствовал, увеличивал все больше тяготы населения, вводил все новые и новые пытки, новые и новые налоги, Анна Иоанновна развлекалась. Пока Бирон принимал все меры, чтобы о праве на звание человека могли мечтать в России одни только немцы, а русские оставались только смердами, только холопами, только удобрением, Анна Иоанновна устраивала все новые маскарады.

После свадьбы шута с козой устраиваются новые торжественные празднества — женят князя Никиту Волконского на князе Голицыне.

Правят всей Россией немцы. И если в кабинет министров под председательством Остермана попали двое русских — князь Черкасский и канцлер Головин, — то им поручено просматривать счета за кружева для государыни, а также выписывать зайцев для стола ее величества.

Не только на всех значительных местах оказываются немцы, но даже охрану дворца Анна Иоанновна, не доверяя русским, полностью передает иноземцам. Тайная розыскная канцелярия, возродившаяся из закрытого Петром II Преображенского приказа, работает без устали. День и ночь производятся пытки. Из десяти тысяч сосланных в Сибирь о пяти тысячах не удалось сыскать никакого следа, ибо ссылали часто и без всякой записи, а иногда и нарочно переименовывали ссыльных, и тогда человек пропадал без следа.

Невероятно круто завинченный налоговый пресс, команда немцев и лифляндцев во всех частях России привели страну к положению, дотоле небывалому. Жители от невыносимого гнета толпами бежали в леса, пробирались за границу. Многие источники указывали, что целые провинции были точно войной опустошены. Были устроены специальные «доимочные облавы», снаряжались многочисленные вымогательные облавы и экспедиции.

Крестьян били на «правеже», продавали все их имущество. Из показаний современников встает подлинная картина этого «второго татарского нашествия». «Русских людей считают хуже собак. Пропало наше государство», — читаем мы в одном из писем той эпохи. Создаются специальные полки из эстляндцев, финляндцев и курляндцев. На командные должности в гвардии назначаются исключительно немцы.

Пышное богатство того времени при дворе Анны Иоанновны имеет характер только внешнего украшения. Грязное, как тряпка, нижнее белье вовсе не считается противоречащим расшитому пышно золотом платью.

Анна Иоанновна охотно беседует с монахами, любит — как это ни неожиданно — церковное благолепие, но главная ее забота и забава — это все те же шуты, дураки и дуры всякого рода.

Когда Анне Иоанновне удалось достать слабоумного, полуидиота от рождения, князя Голицына, внука фаворита царевны Софьи, мечтавшего об освобождении крестьянства, она приходит в восторг от него и пишет Салтыкову 20 февраля 1733 года: «Спасибо, Семен Андреевич, благодарна за присылку Голицына. Он здесь всех дураков победил. Ежели еще такой сыщется, то немедленно уведомь».

Анна Иоанновна так довольна этим своим новым дураком, что решает повенчать его со своей любимой дурой, калмычкой пятидесяти лет.

Голицыну уже шестой десяток, у него есть законная жена, но это неважно. По высочайшему повелению прежний брак признается немедленно недействительным.

Начинаются пышные приготовления к свадьбе. Образована особая комиссия под председательством кабинет-министра Волынского, которому поручается построить на Неве дом изо льда, чтобы поселить в нем после свадьбы дурака и дуру.