Исповедь жены военного строителя - Гаянэ Павловна Абаджан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В итоге лежала я в этой больнице непрерывно что-то около двух с половиной месяцев, а потом через каждые две недели ложилась на неделю на "химию" сопровождающуюся преднизолоном по схеме до четырнадцати таблеток в день, и так раз семь. Коробок от этого лекарства я узнаю из тысячи.
Дат и сроков не помню, но в 1991 году в апреле я там точно еще лежала, потому что мне продляли группу инвалидности по последствиям лечения. Я точно помню, что пенсию мне платили до апреля 1992 года. Перед окончательным отъездом из Подмосковья я получила от лечащего врача выписку в опечатанном конверте со строгим условием: приеду домой, стану на учет и передам конверт как есть запечатанным. Я почти так и сделала. Только в больницу не пошла, конверт действительно не стала распечатывать и стала потихоньку отходить от последствий лечения. Конверт распечатала лет через десять – не раньше.
В мае 1992 я устроилась работать в УВД Луганской области в бухгалтерию на участок работы "денежное содержание сотрудников". Для этого надо было пройти медкомиссию и заполнить анкеты. Поскольку лечилась я в Подмосковье, про этого в Луганске ни где написано не было. И пенсию мне оформляли в 1990 в Подмосковье, я тогда работала в Ступинском Сбербанке экономистом. В общем, я при прохождении луганской медкомиссии эту небольшую деталь со своим здоровьем опустила, тем более что никогда из Луганска не выписывалась – прописаться-то было не куда.
== 1991. Загорск, который стал Сергиевым Посадом ==
У военных в стране начался полный обвал. Выводили войска из ГДР, забирали из Средней Азии, Грузии, да отовсюду. И всем этим офицерам было непонятно что делать дальше, ведь многим до пенсии оставалось всего ничего. И они были счастливы получить возможность дослужить в Московском военном округе, это вообще уже было лучшим, что с ними могло в той ситуации произойти.
К нам из Баку перевелся начальником штаба пред-пенсионный офицер, привнесший интересные новые для нас обороты ругательств. Например, обозначая лень сотрудников: "У вас во рту мухи е*ся, а вам "кыш" сказать лень". О своей судьбе мальчика из русской глубинки он говорил: "У меня был выбор умереть с голоду или остаться служить в армии. Я выбрал второе". Ему с семьей выдали аж две комнаты в общаге, куда он и выгрузил вещи из трехкомнатной бакинской квартиры. Интересно, что с женой они жили в разных комнатах. Будем считать, что это пережиток длительного пребывания в исламской культурной зоне: женская и мужская половины. Нельзя же подумать, что они вусмерть друг другу надоели.
В гостинице армейские снимали весь этаж, платило естественно Министерство Обороны. Было довольно весело. По вечерам мы в холле играли в карты, а дети весело бегали вокруг.
Помню, подбегает пятилетний сын к командиру соседней роты и весело спрашивает: "Папа, скажи, что для тебя самое важное на свете?" Папа начинает что-то про него, братика и маму, а малыш задорно кричит: "Нет, папа, водка! Мама говорит, что водка для тебя важнее!". И скачет дальше. Мы очень посмеялись, он косился на жену, а она спокойно продолжала смотреть в карты.
Что ему на жену коситься? Она же не солдат- срочник, может и прибить пока пьяный лежать будешь. Потом в ответ на вопрос: будут ли они служить дальше или тоже планирует уволятся, он вспоминал, что до армии работал автослесарем и сидел весь чумазый в ремонтной яме. И не очень хочет он обратно в эту яму, а делать больше особо ничего не умеет.
Серёга на последних месяцах нашего пребывания в армии вошел в полный штопор. Его несколько раз избили местные. Однажды я приехала из Луганска и остановилась в Москве на ночь у друзей – помните мою тезку с большим букетом в онкологии –вот у неё, а Серёга должен был за мной заехать и забрать в Загорск. Но он почему -то не заехал.
На следующий день в дверь позвонили, мы открыли и на пороге стоял незнакомый монгол. По голосу это был Серёга. Просто черный и синий. У меня началась истерика, наверное первая в жизни дикая истерика. Меня просто откачивали, пытаясь внушить что я своим видом пугаю их детей.
После этого случая, когда его отдубасили ещё один или два раза, у меня уже не было никакой истерики. Я это уже прошла. У местных парней в Загорске начался типа вид спорта отловить офицера и отоварить по полной. Вот за год до этого я такого даже не слышала. Так что, кроме Серёги, по очереди отлупасили и почти всех остальных. Из наших, перебравшихся из Ступино избили и врача -Тимку, и пропагандиста, ещё кого-то.
Вообще, последние полгода перед увольнением можно назвать окончательно съехавшем с рельс периодом. После повторного перевода в Загорск, впервые я приехала туда сама. Серёга даже пропустил мою телеграмму, очевидно уже разучился читать. И обнаружила его за запертой дверью, за которой угадывался дикий гужбан. Я начала стучаться, гужбан затаился, дверь мне не открыли. Голос Серёги: "Кто там?" – мне не обрадовался. И начались манёвры
Я барабанила – он не открывал. Из соседней комнаты вышла дама лет под пятьдесят и возмущалась, что я тут тарабаню к людям. Я села на стол в коридоре и задумалась: «Должна ли я дико оскорбиться, обидеться на ЭТО и уйти?». Но не было во мне этого чувства. Во первых, мне через несколько дней надо ехать на медицинский контроль в Балашиху. А так же я абсолютно не ревновала: не кого и не к кому.
У меня были свои планы: встретиться с подругами из бухгалтерии автобазы, погулять по Троице – Сергиевской Лавре. Почему я должна это всё отдать на службу другой схеме, эмоций по которой у меня вот абсолютно нет?
Мне было глубоко по*й на происходящее за дверью, но я ему этого не сказала, просто любовалась на ситуацию. Даже не знаю каким образом (эпоха до телефонов) он вызвал кого-то кто увел меня подальше чтоб я не видела кто и в каком состоянии выгребался из этой комнаты. Кажется, мне надо было выйти на улицу и стать так, чтоб он меня видел в
