Талисман Белой Волчицы - Ирина Мельникова

— Случилось! — вздохнул Алексей. — Видите ли, я на самом деле совсем не горный инженер, а служу в полиции и вынужден заниматься расследованием гибели управляющего заводом Тригера. Кроме этого, имеется ряд обстоятельств, о которых я не могу пока рассказать, так как они составляют служебную тайну.

— Я понимаю, — Маша отвела глаза. И, словно спохватившись, кажется, чуть более оживленно, чем следовало, произнесла:

— Ах, Илья Николаевич, я совсем упустила.

Познакомьтесь, пожалуйста, с Николаем Ивановичем Мартыновым. Он служит провизором в местной аптеке. Летом бывает не слишком много клиентов, поэтому хозяин отпускает его помочь мне разобраться с коллекциями Михаила Корнеевича. Он нешуточно увлекается археологией и даже раскопал одно весьма замечательное, почти не разграбленное городище, верстах в тридцати отсюда. — Маша одобрительно посмотрела на своего помощника, совсем еще молодого, лет восемнадцати, не больше, отрока с едва наметившимися усиками над пухлой губой. — И это определенно позволяет ему заявить о себе как о серьезном ученом.

«Серьезный ученый» зарделся, как барышня, и, беспрестанно поправляя сползающую с носа дужку очков, приподнялся и потряс руку Алексея, пробормотав что-то вроде:

— Очень рад! — или:

— Что за гад?

По крайней мере, Алексею послышалось последнее, но, судя по интонации, вернее было первое утверждение.

— Николай Иванович, — Маша понизила голос и отошла от стола, где под зеленым абажуром настольной лампы трудилось будущее светило российской археологии, — много сил отдает созданию местного краеведческого музея. Но, конечно же, он не обладает такими возможностями, как Михаил Корнеевич. — Маша обвела взглядом комнату. — Правда, его коллекции хотя и малы, но по-своему уникальны, а здесь, — она заговорщицки улыбнулась и подмигнула Алексею, — все-таки много хлама, от которого я бы без всякого сожаления избавилась. Хотя есть вещи достаточно ценные.

— Мария Викторовна, как долго вы будете заниматься этим… — Алексей замялся, пытаясь найти подходящее слово, чтобы не обидеть лучших чувств стоящей перед ним девушки. Она поняла его замешательство, засмеялась, но не успела ответить. Алексей забыл в этот момент и о самом вопросе, и, самое главное, о Маше, чего потом долго не мог себе простить. В приоткрытую створку окна он заметил вдруг Анфису. Она показалась на узкой тропинке, ведущей из глубины сада. Ее поддерживал под руку какой-то мужчина, но был ли это кто из знакомых ему обитателей Тесинска или слободы, он так и не сумел разглядеть.

Парочка шла, повернувшись к дому боком, вероятно, направлялась к увитой конским каштаном и прятавшейся в зарослях черемухи беседке. Широкие поля Анфисиной шляпки и изящный зонтик из рисовой бумаги закрывали не только ее голову, но и лицо гостя. Алексей видел лишь локоть галантно изогнутой мужской руки да в тот момент, когда парочка свернула к беседке, разглядел широкую спину, которую обтягивал темный, несмотря на жару, сюртук.

Они скрылись в беседке. Алексей, забыв обо всем, метнулся к соседнему окну и, приоткрыв штору, попытался рассмотреть, что происходит. И едва удержался, чтобы не сплюнуть. Ревнивый китаец не зря охаживал плетью свою изрядно пылкую возлюбленную. Шляпка и зонтик валялись уже на полу беседки, а их хозяйка стояла к мужчине спиной, закинув ему руки на шею. Он же, терзая губами ее шею, одной рукой исследовал содержимое ее корсета, а другой то, что находилось под юбкой, и, чувствовалось, с одинаковым успехом. Девица страстно извивалась в его объятиях и вдруг, повернувшись к мужчине лицом, впилась в его рот жадными губами, закинув правую ногу ему на бедро. Спина того напряглась, он подхватил Анфису под ягодицы и…

Алексей судорожно сглотнул и, почувствовав легкое движение воздуха за своей спиной, оглянулся. Маша, бледная, с округлившимися глазами, смотрела на тот срам, который продолжал твориться в беседке за его спиной, и Алексей отбросил штору на прежнее место.

— Ч-что это такое? Что? — Маша вытянула дрожащую руку в сторону окна. — Зачем вы… — У нее на миг словно прервалось дыхание, и, отвернувшись от Алексея, она едва слышно произнесла:

— Это и есть ваше тайное задание, о котором нельзя рассказывать? — И тут же вновь повернулась к нему. Щеки ее пылали, глаза гневно блестели. — Бесстыдство вести себя подобным образом среди бела дня, но трижды бесстыдство подглядывать за людьми. Воспитанному человеку это непозволительно, а я вас считала воспитанным человеком!

Будущее светило науки оторвал свой взгляд от бумаг и вытаращился на них сквозь круглые стекла очков, ничего не понимая. Заметив это, Маша сбавила тон и яростно прошептала:

— Даже самые отъявленные сплетницы не позволяют себе подобных вещей, а вы…

Алексей поднял учтиво шляпу и усмехнулся:

— Вы правы, Мария Викторовна! В поисках истины мы не гнушаемся даже тем, что не позволила б себе, как вы выразились, даже отъявленная сплетница. Но я — агент полиции. А это вам не бисером вышивать и даже не среди древних костей копаться. — Он кивнул на распахнутые ящики с коллекциями. — И не дай бог вам увидеть и услышать хотя бы малую толику того, что нам приходится видеть и слышать ежедневно. И то, что происходит там, — кивнул он в сторону беседки, — просто детский лепет по сравнению с кровью, которая не так уж редко проливается. И убийцы, смею вас заверить, не столь любезны и не озабочены хорошими манерами, как некоторые барышни или этот молодой отрок, который так и стрижет ушами в нашу сторону! — произнес он и угрожающе посмотрел на мгновенно уткнувшегося в свои бумаги Николая Ивановича. — Поэтому и методы, которыми мы с ними работаем, не слишком изящны и учтивы. Каковы нравы, таковы, простите, и методы!

— Но это вас совсем не украшает и тем более не оправдывает! — не сдавалась Маша. — Вы должны быть и справедливее, и милосерднее. Нельзя уподобляться Варавве, если хочешь вернуть преступника на путь истинный.

— Варавва — ангельское создание по сравнению с нынешними убийцами и жуликами, — пробормотал Алексей.

В пылу спора он совсем забыл об Анфисе и ее любовнике и теперь, вспомнив, передвинулся на шаг к открытому окну.

Маша поняла его маневр и, сердито фыркнув, с горечью произнесла:

— Я уж думала, вы решили меня найти… — и, не договорив, махнула рукой. — Ладно вам, идите уже по вашим тайным делам! — И отвернулась.

Алексей поймал сочувственный взгляд будущего создателя тесинского музея, пожал плечами и, приподняв учтиво фуражку, произнес в спину девушки:

— Вынужден откланяться! Дела и вправду требуют моего немедленного присутствия… — В этот момент он увидел, что изрядно раскрасневшиеся кавалер и дама прощаются на ступеньках беседки. Кавалер склонился к ручке Анфисы, она игриво потрепала его по щеке. Кавалер выпрямился, повернулся и…

Алексей, вообще забыв про манеры, присвистнул и, не попрощавшись, выскочил за дверь. Он не видел, как Маша, вздохнув, развела руками и выразительно посмотрела на своего юного помощника. А потом, следуя его примеру, опустилась на стул, развернула амбарную книгу и принялась диктовать Николаю Ивановичу список достойных внимания экспонатов, которые тот аккуратно вписывал в специальные карточки.

Алексей стремительно проследовал по маршруту, указанному разговорчивым швейцаром, завернул за угол и, натянув потуже шляпу, бросил быстрый взгляд по сторонам. Затем снял трость с локтя и, вальяжно ею помахивая, поднялся на крыльцо. Насвистывая сквозь зубы какой-то пошловатый мотивчик, он опять весьма проворно оглядел двор и прилегающий к дому сад, прислушался и уловил вдруг крики, которые неслись определенно из покоев несравненной Анфисы Никодимовны.

Быстро распахнув дверь, он устремился на шум возни и увидел вдруг китайца, который тащил вверх по лестнице, ведущей на второй этаж, растрепанную, в растерзанной блузке Анфису. Она яростно извивалась и не менее яростно ругалась, пытаясь освободиться. Но китаец перехватил ее за волосы и, сильно встряхнув, прошипел:

— А, с-сука! Не трепыхайся! Уд-давлю!

Девица и вовсе заблажила дурниной и вцепилась в руку своего мучителя зубами.

Тот грязно выругался и ткнул Анфису кулаком в живот.

Она дико вскрикнула, прижала руки к месту удара и вдруг сникла, похоже, потеряла сознание.

Не думая ни о чем, Алексей в два прыжка настиг китайца, намотал жесткую косицу на кулак и, оторвав его от Анфисы, дал ему хорошего пинка, отчего китаец по-собачьи взвизгнул и, отлетев в сторону, встал на четвереньки.

— Пш-шел вон к такой-то матери! — рявкнул Алексей. — Изувечу сукина сына!

Он подхватил Анфису на руки. Голова и руки ее безвольно болтались. На губах выступила желтая пена.

— Где ее комната? — вновь рявкнул он на китайца.

Тот успел подняться на ноги и, сложив ладони, подобострастно кланялся.

— Прости, капитана! Линь-цзы не хотела. Моя — шанго[24]. Мадама — пу шанго[25]!